Адриан заранее спланировал свой график, чтобы ничего не делать после нашей поездки на Утёйю. Такая прогулка в выходные уже сама по себе требует немало сил. «После случившегося много изменилось: раньше я был несобранным, а стал аккуратным, раньше я мечтал работать в госаппарате, а теперь — изучать терроризм, раньше я не читал в газетах полосы, посвященные зарубежным новостям, а теперь читаю. Я никогда и не думал, что буду жить в столице». В 2012 г. Адриан переехал в Осло, и его учеба связана с вопросами мира и конфликтов. Он собирается изучать терроризм и надеется, что пережитое им поможет в научной карьере. Мы стоим и смотрим на мыс, где Адриан находился во время теракта. Берег усыпан серыми камнями, а еще там растет несколько полуживых деревьев с торчащими во все стороны ветками, на которых даже летом совсем мало листвы. «Я вижу призраков всех, кто был здесь, я вижу его: как будто в кино показывают прозрачные силуэты людей — они приходят и уходят». «Ты когда-нибудь хотел забыть все, что с тобой случилось вплоть до 23 июля 2011 г., навсегда стереть это из памяти?» «Я постоянно об этом мечтаю. Когда мне было очень плохо, я часто об этом думал. Но у меня осталось много хороших воспоминаний. Их я терять не хочу». Глава 4. Кукушонок. Или когда в память прокрадываются ложные воспоминания — Я этому поверить не могу! — Не можешь? — повторила Королева с жалостью. — Попробуй еще раз: вздохни поглубже и закрой глаза. Алиса рассмеялась. — Это не поможет! — сказала она. — Нельзя поверить в невозможное! — Просто у тебя мало опыта, — заметила Королева. — В твоем возрасте я уделяла этому полчаса каждый день! В иные дни я успевала поверить в десяток невозможностей до завтрака! Льюис Кэрролл. Алиса в Зазеркалье[47] Можно ли помнить то, чего не было на самом деле? Вот такое «воспоминание» предоставил «Архиву ложных воспоминаний»[48] анонимный доброволец: Когда мне было шесть лет, мы с семьей поехали в Австралию навестить родственников. Там мы ездили на экскурсию к «Большому ананасу». Помню, как залез на огромный пластиковый ананас и смотрел сверху на ананасовые плантации. Недавно мы снова были у родственников, и я вспомнил про ту поездку. Тетя сказала, что на самом деле я тогда до смерти испугался, отказался залезать наверх и проплакал весь день. Ничего удивительного в этом воспоминании, пожалуй, нет — просто оно сменило эмоциональную окраску. И это еще не самое невероятное ложное воспоминание. Художника Аласдера Хопвуда заинтересовали исследования профессора Элизабет Лофтус из Калифорнийского университета в Ирвайне, одного из крупнейших в мире экспертов по ложным воспоминаниям. Хопвуд придумал арт-проект «Архив ложных воспоминаний» — рассказы о том, как люди в той или иной степени искажают правду. Например, одни считают, что были в самолете во время экстренной посадки или выжили в автокатастрофе, бок о бок с этими историями идет рассказ человека, абсолютно уверенного в том, что помнит музыкальный фестиваль Live Aid, состоявшийся в 1985 г., хотя сам он родился позже. Во время турне зрители делились с Хопвудом собственными ложным воспоминаниями — проект сочетал в себе искусство и документалистику, а коллекция пополнялась. Со временем их набралось внушительное количество. Можно предположить, что, раз люди считают собственные воспоминания правдивыми, они не признают, что помнят то, чего никогда не было. Многие ложные воспоминания родом из нашего раннего детства; воспоминания о полете по комнате легче объяснить искаженными представлениями о реальности у маленьких детей. И достоверность подобных воспоминаний снижается по мере взросления, когда человек начинает осознавать происходящее. Но ложные воспоминания бывают и у людей с нормальной памятью и представлениями о реальности. Профессор психологии Свейн Магнуссен, посвятивший свою научную деятельность в основном ложным воспоминаниям, сам был их жертвой. Долгое время он был уверен, что в молодости нарушил закон. «Мы поехали на маленькой машине из Осло в Копенгаген. Машина сломалась. Я совершенно четко помню, как мы столкнули ее с причала в воду. Я даже помню, что причал был деревянным, хоть и уверен, что в Копенгагене таких нет», — рассказывает Свейн Магнуссен, ныне почетный профессор Университета Осло. Целых 30 лет он думал об истории с машиной как о пикантном случае из жизни. Ведь избавляться от автомобилей таким образом все-таки незаконно. И как-то он встретил на вечеринке одного своего приятеля — именно он тогда купил машину, а также позаботился о ее продаже старьевщику. Значит, она вовсе не утонула! «В какой-то момент у меня появилось четкое воспоминание, как мы сталкиваем ее с причала. Вероятно, такую возможность мы обсуждали. И когда я себе это представил, картина запечатлелась в моей памяти как реальное событие», — говорит Магнуссен. Его история подтверждает один бесспорный и малоприятный факт: далеко не всегда правдой является то, что мы, как нам кажется, пережили в реальности. Иногда в наших воспоминаниях нет ни грамма истины. Ложные воспоминания образуются разными способами. Иногда мы просто «крадем» чужие. Например, известно, что после сеансов групповой терапии ветераны войн присваивают себе рассказы других участников. А кого-то так захватывает чужая интересная история, услышанная за обедом, что она занимает место в памяти как личная. Иногда мы точно не знаем, является ли некое повествование просто историей, рассказанной друзьями в детстве, или нашим собственным впечатлением — а может, мы просто видели на фотографии то, о чем говорим? Ложные воспоминания рождаются, когда мы смотрим телевизор, посещаем сеансы групповой терапии, обсуждаем с братьями и сестрами события детства. Значит, на собственную память полагаться нельзя? «Почему одни люди более предрасположены к созданию ложных воспоминаний, а другие нет — то есть что именно отличает людей с ложными воспоминаниями — об этом сведений нет. Можно предположить, что те, кто очень четко представляет свою жизнь и все помнит, не имеют ложных воспоминаний, но это не так. У них ложные воспоминания тоже бывают», — говорит Свейн Магнуссен. Невероятные истории «Архива ложных воспоминаний» обнажают истинную достоверность нашей памяти. Воспоминания реконструируются, они пластичны и вовсе не похожи на текстовый документ на компьютере или четкие снимки камеры мобильного телефона. Память логичнее сравнить с театром, где все время ставят новые версии одних и тех же пьес. В каких-то постановках у героини красное платье, а в новой версии — синее. Меняется актерский состав, а сюжет регулярно претерпевает изменения, порой весьма радикальные. Иногда мы видим то, что случилось на самом деле, но бывает и так, что всю картину мы придумываем и воображаем сами. В театре памяти случаются странные подмены. Каждое наше воспоминание балансирует между правдой и вымыслом. У большинства воспоминаний основное содержание базируется на достоверных событиях, однако, обращаясь к ним, мы каждый раз их реконструируем. Во время реконструкции мы заполняем пробелы наиболее вероятными фактами. Деталями нам служит «склад с реквизитом», и это процесс бессознательный, мы о таких вещах даже не задумываемся. Мозг работает эффективнее, ведь у нас отпадает необходимость хранить пережитые события в оригинале на кинопленках. Мы храним отдельно информацию о людях, вещах, ощущениях, поступках — в единой сети воспоминаний их крепко фиксирует гиппокамп. Таким образом высвобождается место, а у наших мыслей расширяются границы свободы. Мы вовсе не рабы собственных воспоминаний и все время активно ими пользуемся[49]. Но у гибкости есть цена: простота подмены информации. Например, в 1995 г., когда в Оклахома-Сити прогремел взрыв, свидетель дал показания, что видел двух преступников. По его мнению, они состояли в сговоре и арендовали машину, с помощью которой Тимоти Маквей убил 168 человек. Так началась охота за несуществующим человеком. Свидетель — сотрудник фирмы, предоставляющей автомобили в аренду, — видел двоих. Но это было на следующий день после визита террориста, и один из них был слегка похож на Маквея. Таким образом, у свидетеля в голове смешались оба события. Он перепутал Маквея с одним из двух ни в чем не повинных клиентов, обратившихся в фирму днем позже[50]. Память того свидетеля не хуже, чем у большинства. Просто обычно на такие вещи, как время визита клиента, люди внимания не обращают. В повседневной жизни подобная путаница не имеет значения. Если придирчиво рассмотреть каждое воспоминание, разобрать до мельчайших подробностей и сравнить, например, с видеозаписью, мы выявим массу недостатков. Представьте себе свой офис, классную комнату или магазинчик по соседству; вероятнее всего, вы не опишите их до мельчайших деталей — на каких местах стоят книги на полке, как обвивает кафедру провод от зарядки, где стоит чашка кофе и как играют на стенах падающие из окна лучи света. Тем не менее информация из воспоминаний кажется нам вполне заслуживающей доверия. На нашем «складе с реквизитом» достаточно воспоминаний о кофейной чашке и зарядке мобильного телефона — их нужно лишь достать и разместить на нужном месте. Если вы выступаете перед большой группой людей, вы не запомните лицо каждого зрителя. Однако, если попытаться воскресить событие в памяти, в зале окажется полно людей. Атмосфера не изменится, а зрителей сыграют статисты, набранные по закоулкам памяти. На самом деле люди с очень хорошей автобиографической памятью при запоминании деталей показанной им картинки сделают больше ошибок, чем основная масса людей, — таков результат исследования, проведенного Элизабет Лофтус и ее коллегами[51]. Видимо, люди с хорошей памятью пользуются всеми возможностями своего личного театра. У них широкий репертуар воспоминаний, а также масса шансов слегка переборщить во время реконструкции. На создание ложных воспоминаний влияет множество факторов: чем больше прошло времени, тем больше вероятность, что в память прокрадется нечто ненастоящее, как машина, которую столкнули с причала 30 лет назад. Временной аспект очень важен: мы редко ошибаемся в том, что случилось вчера, а вот у прошлогодних событий контуры уже более размытые. При этом относительно обыденные события легче превратить в ложные воспоминания, чем волнующие и необычные. Соломон Шерешевский, человек, неспособный вообще забыть что-либо, утверждал, что помнит, каково это — быть младенцем. Он подробно рассказывал, как свет падал на колыбель и маму с няней — там, высоко. Но из-за ярко выраженной синестезии его воображение обладало огромной силой, а потому, вероятнее всего, эти воспоминания были ложными. Трудно поверить, что на Соломона не действовали те законы, которые распространяются на всех людей: все, что происходит с нами в раннем детстве, падает в пропасть под названием «детская амнезия». Воображение Соломона Шерешевского часто играло с ним злые шутки: семейные переезды были для него кошмаром. Когда они уезжали, он воображал, что снова стоит в детской, — с такой ясностью, что комната казалась настоящей. С помощью современных МРТ-аппаратов ученые выяснили, что активность мозга в то время, когда мы фантазируем, частично или даже полностью совпадает с его активностью в момент получения реального опыта. На самом деле фантазии, воспоминания и ложные воспоминания в мозге ведут себя очень похожим образом. Различает их лишь сортировка, когда мы вешаем ярлыки «правда» и «неправда». Реальное воспоминание — это форма фантазии, воображаемая реконструкция. Ложное воспоминание лишь пользуется законами, по которым работает память, какими бы иррациональными они нам ни казались. Ложное воспоминание неким образом перемещается из области фантазии к настоящим воспоминаниям и внезапно кажется нам реальностью. Оно крадется к вывеске с надписью «Правда» и выталкивает птенца из гнезда — так начинает расти большой, толстый кукушонок. Раз память по ошибке называет правдой то, что правдой не является, значит, ей можно манипулировать извне? Возможно ли создать ложные воспоминания у других людей? Ученым удалось поместить ложные воспоминания в мозг мыши. Чуть раньше мы говорили о нейронах места: они расположены в гиппокампе и кодируют определенные точки окружающей нас обстановки — помните их? Ученые поместили в гиппокамп мыши электрод — туда, где расположены нейроны места, — и считывали сигнал в тот момент, когда мышь пробегала определенную точку клетки. Затем они дождались, пока мышь уснет. Оказывается, когда люди и мыши спят, нейроны места активируются — они как бы заново просматривают все точки, в которых мы успели побывать в течение дня, и сохраняют их. Тот самый нейрон места у мыши, как и положено, активировался во время сна. В этот момент ученые приступили к манипуляции. В центр вознаграждения в мозге мыши они поместили электрод, пропускающий электрические сигналы. Даже совсем мелкий электрический сигнал приносил мыши чувство удовольствия, как, например, когда она грызет сахар, спаривается или с ней происходит еще что-то приятное. Центр вознаграждения в мозге с помощью нейромедиаторов дает сигнал об удовольствии — благодаря этому укрепляются новые связи между нейронами и идет процесс обучения. Ученые стимулировали центр вознаграждения именно в момент активности определенного нейрона места. Так образовалась прочная связь между чувством удовольствия и точкой пространства, за которую отвечал нейрон места и которую мышь сохранила в памяти. В момент бодрствования такие связи образуются, если угощать мышь кусочком сахара или другим лакомством в определенном месте. Но во время эксперимента связи создавались искусственным путем — в действительности в вышеупомянутой точке пространства мышь не приобрела положительный опыт. После того как во сне мыши вживили воспоминания о полученном удовольствии, она стала намного чаще бывать в той точке клетки: у нее появилось ложное воспоминание[52]. Во время не столь приятного эксперимента мышам вживляли ложные воспоминания об ударе током в определенном месте их клетки с помощью оптогенетического управления. Оптогенетика позволяет управлять активностью нейронов с помощью света, который воздействует на кодируемый определенным геном белок-переключатель. Такие переключатели встречаются у очень малого количества живых существ (в данном случае речь идет об одноклеточной водоросли), но благодаря генной инженерии их можно вставить в нейроны мозга мыши, где они будут включать и выключать нервные клетки таким образом, чтобы они активировались, только когда вы решите. Когда включается лазер, несущий свет, нейрон активируется и передает сигналы дальше. Используя эту технологию, ученые сначала пометили с помощью светочувствительного белка-переключателя небольшую нейронную сеть гиппокампа, активную при обследовании мышью пространства клетки. Затем мышей пересадили в другую клетку, в которой на их лапы подали слабый электрический ток, одновременно активируя память о первой безопасной клетке. Таким образом, искусственно вызванное воспоминание о первой клетке было ассоциировано с болью и неприятными ощущениями от электрического тока. Когда мышей снова посадили в первую, ранее безопасную клетку, они вели себя так, как будто ожидали тока и здесь. Таким образом ученые получили возможность управлять реакцией страха и заставить мышь замереть в ожидании удара током, даже если его на самом деле не было. Была создана ложная неприятная память. Зачем нужно вживление воспоминаний и не бессердечно ли подобным образом играть с чувствами мелких грызунов? Представим себе сценарий какой-нибудь жуткой антиутопии: суперзлодеи завладели технологиями и подделывают воспоминания людей — врагов диктатуры и обычных граждан. В данный момент у ученых нет планов по установлению мирового господства над грызунами — они пытаются раскрыть базовый механизм работы памяти на уровне нейронов. А может быть, в будущем мы получим возможность физически влиять на плохие воспоминания, лишать их силы? Или, наоборот, укреплять воспоминания у людей с плохой памятью? К счастью, никто не пытался изменить воспоминания в мозге человека, как во время экспериментов с мышами и крысами. Если мы хотим поселить ложные воспоминания в мозге человека, мы задействуем психологические методы. Как известно, память конструктивна, и если пойти дальше, то, несомненно, манипулировать человеческими воспоминаниями вполне реально. Профессор Элизабет Лофтус и ее команда ученых провели бесчисленное количество совершенно поразительных экспериментов: они убеждали свои подопытных «кроликов» — как правило, студентов — в достоверности невероятных фактов. Сейчас Элизабет уже за 70, и благодаря ей ложные воспоминания стали важной областью психологии. В 1970-е гг. она узнала об эксперименте, проведенном на американском телевидении исключительно как шоу. Зрителям показали постановочное преступление, а они звонили и отвечали, кто же преступник. Сцену сняли очень реалистично: за 13 секунд преступник ограбил женщину, сбил с ног и скрылся с места преступления. Как часто бывает в жизни, было темно, все произошло очень быстро, поднялась суета, свою роль сыграли и отвлекающие факторы, такие как крики. Задача непростая — важно также упомянуть, что для зрителей все случившееся стало полной неожиданностью. Через две минуты зрителям вновь показали грабителя (без усов и в другой одежде) и пять невиновных добровольцев. В студию позвонили более 2000 человек и высказали свои догадки — результат обескураживал. Правильный ответ дали лишь 14 % дозвонившихся. А если принять во внимание тот факт, что существовал и альтернативный вариант ответа — виновного среди тех мужчин нет, верные догадки фактически окажутся случайными. Остальные варианты набрали примерно такой же процент голосов[53]. Значит, отличить показания свидетеля от обычного отгадывания оказалось невозможно. Но как же вышло, что воспоминания стольких людей содержат ошибки, хотя они все видели собственными глазами? Благодаря той телепередаче психолог Элизабет Лофтус заинтересовалась ложными воспоминаниями. Так родилась отдельная научная область. Во время одного из экспериментов Лофтус пыталась убедить испытуемых, что они любят спаржу. До и после эксперимента ученые анализировали пищевые привычки испытуемых и выяснили, что после вживления ложного воспоминания о том, что в детстве им спаржа очень нравилась, они стали чаще ее покупать, были готовы заплатить за нее больше и чаще заказывали блюда с ней в ресторанах[54]. Противоположный результат ученые получили, когда рассказали испытуемым, что однажды те съели протухшее яйцо. Даже те, кто отрицал отравление яйцом, после встречи с психологами стали с большим подозрением относиться к блюдам с яйцами и реже их покупать[55]. Лофтус также изучала, как на воспоминания влияют слова. Группе испытуемых показали видео, на котором сталкиваются две машины, а затем они должны были оценить их скорость. Те, кому задавали вопрос «С какой скоростью машины ехали в момент автокатастрофы?», указывали большую скорость по сравнению с теми, кого спрашивали «С какой скоростью машины ехали в момент столкновения?». Формулировка вопроса также влияла на то, как испытуемые представляли себе событие: тех, кого спрашивали об автокатастрофе, представляли себе осколки стекла, хотя на видео их не было[56]. Элизабет Лофтус удавалось убедить людей в том, что в детстве их однажды забыли в торговом центре. Значит, ее методики действуют столь убедительно, что меняют даже центральные детские воспоминания. «Мысль родилась, когда я с друзьями ехала в аэропорт мимо торгового центра. Идеи для исследовательских проектов у меня часто рождаются спонтанно», — рассказывает она. Сегодня ее считают одним из 100 самых влиятельных психологов XX в. наравне с Фрейдом, Павловым, Скиннером и Александром Лурией — он изучал память Соломона Шерешевского. Рассказы бывают весьма убедительными. Зачастую они очень тесно связаны с воспоминаниями, как в нашей личной истории — ее мы пишем всю жизнь. Может быть, все дело в посыле рассказа — благодаря ему свидетель настойчиво выдает догадку за правду? Во время эксперимента 1974 г. преступника узнали 14 % позвонивших — теоретически возможно, что они обладают исключительными вниманием и памятью, однако есть вероятность, что догадка была случайной. Когда мы видим предполагаемого преступника в одном ряду с невиновными людьми, решающим фактором является именно наша память: будет ли виновный арестован и предстанет ли перед судом, а потому бессознательно возникает искушение дополнить рассказ собственной версией событий. А если мы предложили версию, она начинает очень сильно напоминать настоящее воспоминание — настолько, что ее уже невозможно отличить от первоначальной смазанной картины. Ведь, например, на телеэкране преступника видели всего три с половиной секунды. Именно благодаря своему исключительному таланту рассказчика в 1844 г. Эдгар Аллан По убедил американцев в реальности первого трансатлантического перелета на воздушном шаре. В приложении к газете The New York Sun[57] он огромными буквами расписал главные подробности этого безумного поступка: «ПЕРЕЛЕТ ЧЕРЕЗ АТЛАНТИЧЕСКИЙ ОКЕАН ЗА ТРИ ДНЯ! НЕБЫВАЛЫЙ УСПЕХ ЛЕТАТЕЛЬНОГО АППАРАТА МИСТЕРА МОНКА МЕЙСОНА! ПОСЛЕ ПЕРЕЛЕТА, ДЛИВШЕГОСЯ 75 ЧАСОВ, ОТ КОНТИНЕНТА ДО КОНТИНЕНТА, МИСТЕР МЕЙСОН, МИСТЕР РОБЕРТ ХОЛЛЕНД, МИСТЕР XEHСOH, МИСТЕР ХАРРИСОН ЭЙНСВОРТ И ЧЕТВЕРО ДРУГИХ ЛИЦ НА УПРАВЛЯЕМОМ ВОЗДУШНОМ ШАРЕ „ВИКТОРИЯ“ ПРИБЫЛИ НА ОСТРОВ СЭЛЛИВАН ОКОЛО ЧАРЛСТОНА, ШТАТ ЮЖНАЯ КАРОЛИНА! ВСЕ ПОДРОБНОСТИ ПЕРЕЛЕТА!»{4} Детали вполне могли оказаться правдой. Аллан По употребил — даже, скорее, злоупотребил — уже известные читателям имена и создал убедительную картину воздушного судна и маршрута путешествия. Самому писателю игры на грани вымысла и правды приносили большую радость; посмотрим шире — что такое правда, а что — выдумка? Наша память тоже смешивает правду с вымыслом. Если бы память была писателем, у нее было бы много общего с Эдгаром По. Но одно дело — обмануть жителей Восточного побережья США, заставив их поверить, что кто-то совершил перелет на воздушном шаре. А совсем другое — заставить человека поверить, что он сам был в корзине воздушного шара во время перелета, которого на самом деле не было. Именно этого добивалась от своих испытуемых Мэриэнн Гарри, бывшая студентка Элизабет Лофтус. Гарри и возглавляемая ею команда ученых показывали испытуемым их же детские фотографии и просили рассказать о них. Одна из фотографий была подредактирована: на снимке испытуемые, еще дети, махали рукой из корзины воздушного шара. 50 % участвовавших в эксперименте добровольцев сказали, что помнят полет на воздушном шаре и подробно его описали, хотя на самом деле подобного опыта у них нет. Они сами создали вполне правдоподобное ложное воспоминание. Так что же именно делает ученый, чтобы убедить своих испытуемых в реальности того, чего никогда не было? Он долго готовится, вступает в своего рода сговор с семьей и друзьями своих «жертв» — то есть испытуемых — и узнает как можно больше о тех, кого собирается обмануть. Если в истории есть важные достоверные детали, растет вероятность того, что в нее поверят, — такой прием применил Эдгар По, когда обманывал читателей газеты. Недостаточно лишь рассказать недостоверную историю. Необходимо сочетание авторитета, достоверности и специальных методов ведения интервью. Интервьюером выступает заслуживающий доверия ученый, весь кабинет которого завален книгами по психологии, а стены — увешаны дипломами. Не помешает и белый халат. Интервьюер производит впечатление, будто ему известны детали истории, но, разумеется, все подробности он не раскрывает, ведь проверке подвергается память испытуемого. Упоминается несколько деталей — так «сеются семена», затем их «поливают» наводящими вопросами с конструкциями вроде «Попытайтесь вспомнить. Чтобы вызвать в памяти воспоминания, большинству людей требуется время», «Совершенно нормально, что вы не все помните, вы ведь давно не обращались к этому событию», «Попробуйте вообразить». А затем, когда в голове у участника эксперимента всплывут новые подробности, спросить: «Что случилось потом?» И от интервьюера буквально веет дружелюбием, уверенностью и готовностью помочь. При подготовке он изучает методики ведения интервью. Вполне стандартная подготовка к нему занимает около 10 часов. Картинки и другие материалы прорабатываются до мельчайших деталей. Ничто не должно выделяться или вызывать подозрения. Вооружившись рецептом ложных воспоминаний, поставим себе задачу: кого мы способны обмануть? Получится ли у нас посеять ложные воспоминания? Психолог и писатель с легкостью превратятся в первоклассных манипуляторов. Но ведь это так неправильно! Мы не можем взять первого попавшегося человека с улицы или кого-то из друзей! Это нечестно, к тому же мы рискуем и лицензией психолога, и дружбой. Но кандидат у нас все-таки есть. Он преследует тот же интерес, что и мы: продемонстрировать капризную природу нашей конструктивной памяти, и он сам немало выиграет, отправившись в выдуманное путешествие на воздушном шаре. Это Эрик — редактор издательства. Нас радует уже сама мысль о предстоящем полете. Но сначала спросим Элизабет Лофтус: как ей во время исследования удалось обмануть стольких людей? Ей нравится устраивать розыгрыши? «Вовсе нет. Просто таков был эксперимент. Знания о ложных воспоминаниях имеют огромную практическую пользу — вот зачем я их провожу», — терпеливо объясняет она нам по телефону, находясь в США, между нами девять часовых поясов. Мы решили убедиться, что такое возможно. Это наш маленький подарок Эрику: счастливое и абсолютно ложное воспоминание о том, как он в пятилетнем возрасте летал над Осло на воздушном шаре. Мы решительно беремся за задачу, вооружившись знаниями об успехах самой Лофтус. Спаржа! Аварии! Яйца! Необходимой информацией, а также детскими фотографиями Эрика с нами поделилась его жена. Затем настал черед фотошопа. Профессиональный дизайнер совместил фото воздушного шара 1970-х гг. и снимок пятилетнего Эрика и тщательно заретушировал склейки — в результате получилась очень реалистичная фотография. Лицо Эрика выглядывает из корзины — она еще стоит на земле, но совсем скоро наберет высоту. Эрик слегка растерян, что вполне объяснимо — наверно, перед полетом на огромном шаре ему слегка не по себе? В общем, фотография смотрится весьма убедительно. Затем мы договариваемся о встрече с редактором, «чтобы обсудить книгу и провести эксперимент с воспоминаниями о детстве». В кабинете мы показываем Эрику снимки с его изображением: настоящие и одну подделку. Ее мы положили почти в самый конец стопки из пяти фотографий: дни рождения, общие фото класса, Эрик, изображающий Супермена, — начало многообещающее. Прогулка на воздушном шаре, несомненно, вызовет восторг у того, кто любит летать. Мы расспрашиваем Эрика о первых трех снимках, о которых он нам подробно рассказывает, а сердце у нас обеих тем временем колотится все сильнее. Мы же собираемся обвести человека вокруг пальца! Однако его реакция на отредактированную фотографию нас удивила. Наш редактор вздрогнул и громко спросил: «Вы что-то сделали с этой фотографией? Я такого не помню! Очень странно! Откуда она у вас? Да я здесь сам на себя не похож. Что это вообще такое?» Теперь наша задача — успокоить его, заставить думать, что он просто все забыл, предложить объяснения, что произошло в момент снимка и почему он совсем ничего не помнит. Рядовой читатель, который, вероятно, как и мы, не привык намеренно лгать людям, поймет, что нестерпимое желание во всем сознаться одолело нас именно в тот момент, когда редактор взял фотографию и с недоверием ее рассмотрел. Но мы проявили стойкость. Мэриэнн Гарри ведь удалось создать ложные воспоминания о полете на воздушном шаре у половины ничего не подозревающих испытуемых. И наш воздушный шар, возможно, еще взлетит. «Мы обращались к разным источникам: есть уже знакомые вам фотографии, а некоторые вы никогда не видели», — спокойно говорит психолог Ильва.