"Никто Маргариту не крышует, по себе не суди! Она просто не должна была опоздать на работу и не опоздала!" – хотелось выплюнуть в рожу Денису, но Богдан как всегда сдержался. Да и откуда такая уверенность? Может быть Выхляцкий прав? Опять стало противно. Мысли, мысли... Заткнитесь уже в гудящей голове! Зря покурил. Похмелье, вкупе с пятиминутным общением с Выхляцким, накрыло Богдана тошнотворным состоянием. Настроения и так не было, а сейчас оно упало просто ни к чёрту. Уже в коридоре, когда каждый повернул в сторону своего отдела, Выхляцкий ляпнул: – С парковкой не вышло, но идея прикольная. Надо ещё что-нибудь замутить. – подмигнул Богдану, показал пальцами знак "о’кей" и вразвалочку зашагал в свою сторону. Богдан нахмурился, но ничего не сказал. Офис откликнулся открывающимися тут и там дверями кабинетов, а демонстрировать сотрудникам компании своё отношение к гадостям финансового директора Богдан не посчитал нужным. В гневе на Выхляцкого, на себя, на ситуацию, которую озвучил с утра генеральный директор, в состоянии тошнотворного похмелья Богдан прошёл мимо какой-то девицы, выходящей из кабинета логистики с папкой бумаг, не обратив на неё внимания. А вот Мария на него внимание обратила. Как и на фразу, которую услышала. Глава 24 Денис Владимирович Выхляцкий зашёл в свой отдел. – Хай, бандерлоги! – привычным стёбом наполнил утро подвластного ему офиса. Подчиннённые, – две девушки неопределённого возраста и бухгалтерского звания, главбух Елена Владимировна Старыгина и программист Лёня, который официально числился в отделе информтехнологий, но фактически обитал у финансистов, – отреагировали по-разному. Пышнотелая Елена Владимировна лишь презрительно фыркнула из-под очков. Уверенно занимающая позицию главного бухгалтера, она прекрасно понимала, что увольнять её за нелюбовь к мелкодрищенскому боссу биг-боссы никогда не будут. Выхляцкого сунули ей на голову относительно недавно, по сути, сдвинув её с пьедестала руководителя бухгалтерии. Сдвинули хитро и противно: для неё в плане должности ничего не поменялось – как была главбухом, так и осталась. Но бухгалтерию переименовали в финансовый отдел и воткнули сверху не пойми откуда взявшегося прощелыгу Выхляцкого. Ещё и провернули эту реорганизацию бухгалтерии в финансовый отдел в то время, пока Елена Владимировна три недели в больнице пролежала. Первый раз за все трудовые годы! До слёз обидно было, что так с ней поступили. Ревела дома в одинокую подушку – как без этого. Психануть бы да уйти от этих предателей – пусть им их новоявленный финансовый директор попробует, – ха-ха, – бухгалтерию такой компании как "Глобал Корпорейшн" в порядке содержать! Но растолстевшая от сидячей работы и хлебобулочных перекусов до необъятных объёмов Елена Владимировна стала ленива и тяжела не только в прямом смысле, но и фигурально выражаясь. Понимание собственной значимости и ценности непостижимым образом стало соседствовать в её душе со страхом перемен. А тут ещё и Эткинд, как бы между прочим, предложил восстановить здоровье после операции в шикарном отеле в Турции. За счёт компании. Главное, быть на связи – мало ли какие вопросы. Итак с больничным периодом кое-какие моменты поднакопились. Бунтовать, ставить биг-боссам ультиматум и требовать справедливости Елена Владимировна не решилась. Но оставила за собой право не любить Выхляцкого. Гордо, сдержанно, но на уровне поджатых губ и закатывающихся глаз – вполне демонстративно. Бухи-цокотухи, Вика и Диана улыбнулись вошедшему начальнику. Ровесницы Елены Владимировны, они предпочитали в свои слегка за сорок, жить без отчества. Выглядеть тоже старались так же. В виртуальном мире этому прекрасно способствовали фотошопные фильтры, в реальном – изо всех сил помогали косметические процедуры, хайлайтеры, пп-муссы, зумба и бассейн. Фотошоп, надо заметить, справлялся с возрастом в разы лучше остальных помощников. Девочки, – девочки? – дружили и воспринимались окружающими как единое целое. Благо и делали одно дело. Елену Владимировну Вика и Диана уважали как профессионала, но как женщину они её не понимали и испытывали к ней смешанные чувства жалости и презрения. Несколько раз приглашали присоединиться к ним в спортзале, сходить на массаж, в бассейн или проколоть мезо-коктельчики для улучшения цвета лица. Но та ссылалась на нарушение субординации, на сорок восемь срочных отчётов, отёки в ногах, мигрень и "да мне вроде не надо – никаких морщин пока". – Я не понимаю, почему она не хочет выглядеть моложе и вести активный образ жизни, – сплетничали Вика и Диана о начальнице. – Ну реально ведь все её причины не худеть – это всего лишь отмазки. – Может, ей кажется, что она выглядит статусно и солидно в своём... Какой у неё размер, как думаешь? Шестьдесят восьмой? У меня воображение заканчивается на пятидесятом – у мамы моей такой. – А я даже не знаю, какие там в заоблачных цифрах размеры бывают. Знаю, что три икс эль – это уже что-то из разряда куска шторы с дыркой для головы. – Я как-то хотела у неё размер на плаще посмотреть. Не нашла. На шубе тоже. Она срезает бирки размерные, представляешь! – Мне её жалко. Она ведь классная баба. Умная. Видно, что очень красивая могла бы быть, если б постройнела. – А мне то жалко, то нет. Меня иногда даже бесит: словно нам её ожирение важнее убрать, чем ей самой! Была б стройнее, может, и никакого Дениса Владимировича не посмели подсунуть сверху! – Ой, ну ты уже всё в кучу собрала. Это-то тут причём? – А ты зря думаешь, что нет взаимосвязи между тем, как человек выглядит, и как к нему относятся работодатели. Полным может любой стать. Это понятно. Толстым – по болезни, например, из-за гормонального лечения или сбоя в организме. Но жирный человек – это уже демонстрация чего? Бесхарактерности! Какой бы ценный ни был специалист, но если он жирный – он даёт понять работодателю, что он размазня! – Ты слишком категорична... – Сонька из логистики рассказывала, как Алла, – секретарь Эткинда, – ей болтнула, что частично слышала обсуждение у босса в кабинете на тему, куда Выхляцкого пристроить. Якобы кто-то очень нужный владельцам, – человек, с которым нельзя ссориться, – попросил устроить парня на руководящую работу, но с пониманием, что это будет номинальная должность. Работать должен будет заместитель. Эткинд в гневе был, но, видимо, не всё ему решать. Короче. Алла слышала, как они Выхляцкого ко всем отделам примеряли. И везде выходило так, что мужики, директора отделов, не дали б себе на голову насрать. Не те характеры. Они не просто так до руководителей доросли. К HR-отделу Ольги Валентиновны думали приткнуть. Её Эткинд даже вызывал к себе, открыто ситуацию обрисовывал. Мол, надо. Для вас ничего не изменится, а компания только выиграет. Контракты такие прилетят, что на пять лет вперёд зарплата болванчика Выхляцкого окупится. Да и не просидит он тут столько. Ольга Валентиновна тихо отвечала, Алла не слышала. Неизвестно, что она там сказала, но тема с её отделом быстро закрылась. Ну, ты знаешь Ольгу. Ясно, что она себя на алтарь общего дела не положит. Да и какое, нафиг, общее дело. Глобал Корпорейшен – не колхоз в Советском Союзе. К деньгам Выхляцкого не хотели подпускать. Но единственный, кто не смог бы скинуть с себя какашку, оказался главный бухгалтер. А почему? А потому что человек, который превращает в говно собственное тело, неспособен сопротивляться! – Ну ты закрутила... Хотя... Есть логика. Так-то бы ставленника можно было и над логистами поставить. Где денежные вопросы, а где перевозки. Или рекламщикам нового босса организовать. Но я представляю, чтобы устроили Якименко и Федосеев, если бы кому-то из них Выхляцкого сверху приклеили. Да ещё и с присказкой "ты работой, для тебя ничего не изменится, а вот этот перец будет просто так твоим боссом". – Во-во. С Еленой нашей Владимировной всё понятно. Мне любопытно, что за связи такие у Выхляцкого. – Сын, наверное, чей-то. Что тут ещё может быть? Разговоры, подобные этому, велись беззлобно и почти в перманентном режиме. Естественно не в присутствии больших, в разных смыслах, начальников. Последний, кто обратил внимание на вошедшего в отдел Выхляцкого, был Лёня. Он оторвал от монитора компьютера взгляд погруженного в свою реальность айтишника, поднял кверху ладонь в знак приветствия. Кажется, Лёня даже не услышал, что сказал Выхляцкий. Совершил логичное действие, – поприветствовал, – и снова погрузился в свои задачи. Бренный мир карьерных пертурбаций был далёк от него, как... Что за мир, говорите? Глава 25 Выхляцкий расположился в кабинете и, оглядывая подшефное ему пространство, впервые подумал о том, что в его жизни всё могло сложиться иначе. Денис рос без родительской любви и внимания, зато их отсутствие щедро компенсировалось вседозволенностью и деньгами. Родители были заняты чем и кем угодно, только не сыном. Они представляли из себя образец пословицы "ни с тобой, ни без тебя" в худшем её смысле. Денис не помнил ни одного буднего вечера или уик-энда, когда бы мать и отец улыбались друг другу и мило шутили. Претензии, – в лучшем случае в виде ворчания, – ссоры, крики – это было естественной атмосферой, в которой рос маленький Выхляцкий. Мать, выкрикивая отцу "чтобы не видеть лишний раз твою чёртову морду, мудак!", набирала в больнице, где трудилась медсестрой, побольше дежурств. Отец-дальнобойщик не вылезал из рейсов. Удивляться, отчего они при таком положении дел не разводятся, Денису не приходилось. Так жили все вокруг. Пытаясь привлечь внимание родителей, однажды маленький Дениска нарисовал в детском саду мохнатое солнышко и кораблик, на котором с улыбками стояли три счастливых кривых человечка с воздушными шариками. Мать так увлечённо махала руками на отца, что, подбежавшего с рисунком Дениску и не заметила. Он отлетел в одну сторону, а радостные человечки, перевернувшись вверх тормашками – в другую. Казалось, что этот ерундовый момент проскользнул и не остался в памяти. Но много лет спустя Денису приснился сон. Ему снилось крушение яхты в океане. Под водой судорожно дёргались три страшные нелепые фигуры. На одной руке у каждой был наручник, к которому крепилась тяжёлая гиря. Гири тянули на дно, жертвы крепко держались за руки. Но физически родители не обижали Дениса. Как он потом просёк и стал умело использовать в своих целях – они испытывали перед ним глубокое чувство вины. Нарисованные шарики давно лопнули, титаник утонул, мохнатое солнце, накрытое волной безнадёги, пошипело и погасло. С ними улетели самолёты, ракеты, улыбки с лиц кривых человечков. Когда ты хороший – ты летишь в сторону. Когда плохой – на тебя обращают внимание.