– Ничего. Все в порядке. – Что она означает? – Этот символ может означать горе и потерю, – он кладет свою руку поверх моей, крепко сжимая камень между нашими ладонями. – Но также – и возрождение после них. Новое начало, как ты и говорила, – он склоняет голову и касается губами моих, не выпуская наших рук. Я смотрю на его лицо. Мне нравится, что он не торопится, что он понимает, что это значит для меня. – Готова. – Абриелла Кинкейд, я связываю свою жизнь с твоей. Я буду чувствовать твою радость и знать твою боль. Близко ли, далеко ли, мы всегда будем близки сердцем и связаны духом. – Принц Ронан Себастьян, – говорю я, повторяя слова клятвы, как меня учили. – Я буду чувствовать твою радость и знать твою боль. Близко ли, далеко ли, мы всегда будем близки сердцем и связаны духом. Он опускает голову и легко целует меня. Его рука все еще крепко сжимает мою ладонь, как будто он боится, что я отшатнусь от него. – И все? – спрашиваю я. Я думала, что буду чувствовать себя по-другому, но ничего не изменилось. – Это займет некоторое время, – говорит он. Он осыпает мою шею нежными поцелуями и притягивает меня ближе к себе. Это приятно. Я чувствую, как мою кожу покалывает от предвкушения. Мы целуемся, долго, пока вечерний воздух не связывает нас, словно лента. И вот она появляется – связь. Что-то начинает щелкать, вокруг нас сверкают искры, сила перекачивается через меня к нему по бесконечной петле. – Себастьян, – шепчу я. Руны между нашими ладонями больше нет. – Куда она пропала? Он отодвигает в сторону зеленый бархат моего декольте и улыбается. Между нашими ладонями руны больше не было – но она появилась на моей коже. Это напоминает мне испещренную рунами грудь Финна. Каждая из них символизирует кого-то, с кем он заключил узы? Жизни, которые он украл? Я выкидываю эту мысль из головы. Сегодняшний вечер принадлежит только Себастьяну и мне. Нам. – А у тебя тоже есть? Сглотнув, он кивает и поворачивает наши соединенные руки, чтобы показать мне чернильный символ на внутренней стороне его запястья. – Мы с тобой связаны. Перед глазами все расплывается, колени подкашиваются. – Кажется, мне нужно присесть. Лицо Себастьяна бледнеет, но он берет меня за руку и ведет к креслу в своих покоях. – Мне нужно, чтобы ты выпила это, – говорит он, вытаскивая из сумки на боку какой-то флакон. Боль пронзает мою грудь, и легкие сжимаются. – Себастьян, – выдыхаю я и подтягиваю колени к груди, когда меня снова пронзает вспышкой боли. – Кажется, кто-то отравил вино. – Мне нужно, чтобы ты выпила это, – он держит меня за руку. Когда я открываю глаза, я вижу, что его красивые черты искажены беспокойством. – Я здесь, Абриелла. Я с тобой. – Что со мной происходит? – Это реакция на узы. Пей. Боль пронзает меня насквозь. Губы Себастьяна шевелятся, но его слова – не более чем мелодия моей пытки. Я пытаюсь слушать его, пытаюсь сосредоточиться на чем-нибудь, кроме этой мучительной, разрывающей на части боли, но не могу. Я просто хочу спать, пока боль не пройдет. Мир вспыхивает – сначала ярко светят лучи заходящего солнца, а потом все накрывает успокаивающая темнота забытья. Свет, тьма, свет, тьма. Меня словно просят сделать выбор: жизнь и боль или облегчение и ничто. – Бри. Я с трудом открываю глаза. Себастьян прижал пузырек к моим губам. – Ты умираешь. У нас нет другого выбора. – Умираю? – мне всегда казалось, что смерть просто утащит меня в небытие. Я никогда не думала, что она вот так вонзит свои зазубренные когти в мою грудь. И не думала, что у меня будет шанс дать ей отпор. – Пожалуйста, выпей. Зелье жизни – единственный способ тебя спасти, – я слышу, что он плачет, а, открыв глаза, вижу его слезы. – Хоть раз в жизни не будь такой упрямой. Зелье жизни. Комната идет кругом. Веки опускаются – непреодолимо, – и мне трудно оставаться в сознании. Мне хочется скользнуть в небытие. Свет или тьма. Тьма или свет. За болью слышится эхо слов Ларк. «Когда она умрет в следующий раз, это должно произойти во время церемонии связывания уз. Иначе ей не стать королевой». «Я вижу перед тобой три пути. В каждом из них четко слышен зов банши. Не бойся». Я чувствую прохладу флакона на своих губах. Если я выпью, эта боль закончится? Если я не выпью, меня ждет смерть? – Пожалуйста, – голос Себастьяна похож на хриплое рыдание. – Другого выхода нет. Ему больно, и это чувствуется еще хуже, чем разрывающие меня когти. Я сделаю все, чтобы облегчить его боль. Поэтому я приоткрываю губы. Я пью. Зелье шелком скользит по моему языку, и мне кажется, что сейчас я взлечу. Каждый глоток выталкивает еще один коготь из моей груди, выталкивает из меня эту боль. – Молодец, – шепчет он. – Нужно выпить все. Вот умница. С последним глотком когти отпускают меня. По моим венам растекается тепло. Потом оно превращается в жар, а потом… В моих венах начинает гореть огонь. Я корчусь в его объятиях. Пожалуйста, боги, только не огонь. Что угодно, только не огонь. – Что происходит? – спрашивает он. – Трансформация, – говорит незнакомый женский голос. – Превращение в фейри всегда сопровождается болью. – Исправь это, – рычит он. – Сделай что-нибудь, избавь ее от этой агонии. – У магии есть цена, – говорит женщина. – И у бессмертия – тоже. Она должна терпеть, иначе зелье не подействует. Она должна терпеть, иначе вы потеряете ее навсегда. – Я здесь, – шепчет он. – Я с тобой. Но его со мной нет. Ничто не может спасти меня от этой боли. Время мчится со скоростью света, а затем останавливается. За мгновение перед моими глазами пробегает все мое детство. Я снова как в замедленной съемке переживаю пожар. Время дразнит меня: секунды пролетают мимо, а потом снова тянутся, держа меня в плену. Мир снова погружается во тьму. Я отталкиваюсь от сознания и погружаюсь в темноту, закутываясь в нее, словно в мягкое одеяло. Глава 37 Звезды никогда не казались такими яркими, ночное небо никогда не было таким бархатисто-черным. Мою кожу обволакивает прохладный ночной воздух. Он ласкает мои уши и щеки, словно покрывая их самыми легкими, самыми сладкими поцелуями. Я вижу высокого широкоплечего мужчину. Он стоит ко мне спиной и смотрит на звезды, словно тоже ищет в них ответы. – Финн? Когда он поворачивается ко мне, я снова поражаюсь тому, как он красив. Он одет в черную рубашку. Две верхние пуговицы расстегнуты, а мягкие кожаные штаны такие же темные, как окружающая нас ночь. В глубине сознания мелькает какая-то мысль. Она не дает мне покоя. Я не должна быть с ним, но не могу вспомнить, почему… – Я думаю… – я оглядываюсь. Нет никакого пейзажа. Только бескрайнее ночное небо. – Это происходит на самом деле? Я поднимаю руку и провожу пальцами по острым кончикам моих новых эльфийских ушей. – Я умерла, – шепчу я, вспоминая. – Ты умерла и переродилась. Сейчас ты спишь. Превращение… никогда не проходит легко. Но твоя смертная плоть боролась с ней активнее, чем у большинства людей. Потому что я никогда не хотела быть фейри. «Это реакция на узы». У Себастьяна было наготове Зелье жизни. Он был готов спасти меня, когда узы закончат мое смертное существование. Но проклятие никак не затрагивало смертных, которые решили связать себя узами с Благими. Но откуда тогда он мог знать?