– Я был с Кейном, – штаны Финна в крови, но, только когда он откидывается назад, я вижу ярко-красную кровь, покрывающую его пальцы. – С Кейном? – рявкает Джалек. – Отлично. Все наше королевство в руках двух Неблагих идиотов. – У нас была зацепка, – говорит Финн сквозь стиснутые зубы, – а вы все были заняты. Я не собираюсь сидеть и ничего не делать, пока не умру от старости. – Что за существо сделало это с тобой? – спрашивает Джалек. – Рана может быть отравлена? Финн отрицательно качает головой. – Меч… – выдавливает он. – Мы с Кейном тайно выводили группу из северного лагеря королевы. Стражники, расставленные по периметру, были в цветах ее королевской гвардии, и мы предположили, что они – Благие. До этого она не позволяла Диким фейри носить свои священные цвета. Похоже, старая ведьма поумнела. – Это сделал один из наших? – спрашивает Тайнан, глядя на Прету. Губы Преты растягиваются в презрительной усмешке. – Мерзкие предатели. – А где Кейн? – прерывисто выдыхает Тайнан. – Кейн выбрался с группой, пока я разбирался с охранниками, – говорит Финн. – С ним Дара и Луна. Они должны вернуться через несколько часов, когда он проведет беженцев через портал. – Значит, ублюдок, который это сделал, мертв? – спрашивает Джалек, сверкая темно-зелеными глазами. – Я сам вонзил в него меч, – говорит Финн. Лагеря? Беженцы? Предатели – Дикие фейри? – Почему Дикие фейри опаснее стражников Благого двора? – спрашиваю я, ничего не понимая. Прета скидывает руки Финна, чтобы осмотреть рану. На ее лице четко читаются нежность и ужасное беспокойство. Я делаю шаг вперед, чтобы получше рассмотреть рану. Рана глубокая, но вчера я видела, как Риаан вспорол себе руку, когда тренировался с Себастьяном. Рана зажила так быстро, что я практически видела, как срастается плоть. Но с раной Финна этого не происходило. – Почему ты не регенерируешь? Финн игнорирует мой вопрос и поднимает подбородок в сторону Джалека. – У меня в сейфе есть аптечка. Принеси ее мне, – его голос хриплый от боли. – Финн? – я жду, что он ответит на мой вопрос, но он просто закрывает глаза и откидывается назад. Прета прижимает руку к ране, с трудом сдерживая рыдания. – Не трать попусту силы, Прета, – мягко говорит Финн. Он нежно прикасается к ее лицу, и я чувствую, как что-то неприятное скручивается у меня в груди. Я хмурюсь. Меня не должны волновать их отношения, только то, как они влияют на мое обучение и мою сделку с королем. – Это не смертельный удар, – шепчет он. – В конце концов я регенерирую. Прета сглатывает и кивает. Я практически вижу, как она берет себя в руки. – Ты теряешь много крови. Джалек пододвигает маленький столик к креслу Финна и кладет на него аптечку. – Нам нужно нанять целителя-человека, чтобы он научил нас пользоваться этими лекарствами смертных, – не без отвращения бормочет он, разглядывая целебные мази и бальзамы. Финн поднимает голову и встречается со мной взглядом. – Умеешь зашивать раны, принцесса? – Немного, – я несколько раз зашивала свои раны, но они никогда не были настолько большими. – Но будет больно, а шрам после моих швов останется скорее уродливый, чем аккуратный. Финн хмыкает. – Слышишь, Тайнан, – выдыхает он. Он морщится, как будто ему больно говорить. – Может быть, мой шрам будет уродливее, чем у Кейна, и он перестанет злорадствовать. – Мужчины… какие же вы странные, – бормочет Прета, поднимаясь на ноги, прежде чем повернуться ко мне. – Что тебе понадобится, Абриелла? Я перебираю мази и нахожу дезинфицирующую мазь, целебную и обезболивающую. К сожалению, я не смогу применить ни одну из них, пока не зашью эту рану – она слишком глубокая. – Ты сможешь как-нибудь облегчить его боль? – спрашиваю я. – После нападения баргеста Себастьян заставил мою ногу онеметь, пока вез меня к целителю. Ты сможешь сделать что-то подобное? Прета поджимает губы и качает головой. – Я могла бы попытаться, но это не поможет. – Финн – крепкий орешек, – говорит Джалек, показывая первый намек на улыбку с тех пор, как заметил Финна на лестнице. – Ему ничего не нужно. – Я принесу тебе выпить, – говорит Тайнан, и на маленьком столике появляются графин с янтарной жидкостью и стакан. Он наполняет его дрожащими руками и передает Финну. Тот, не колеблясь, осушает стакан в два глотка. – Давай, принцесса. Я беру из аптечки нитку и иголку, но когда смотрю на свои руки, замечаю, что они трясутся так же сильно, как и у Тайнана. – Можно и мне тоже капельку? – спрашиваю я у него. – Чтобы успокоить нервы. – Пожалуйста, – Тайнан вызывает еще один стакан. Он наливает половину того, что налил Финну, и протягивает мне. Я делаю большой глоток и кашляю, когда обжигающая жидкость попадает мне в горло. – Мне этого достаточно, – бормочу я – и киваю Финну. – Нам нужно промыть рану. Финн осторожно садится, и Прета помогает ему расстегнуть пуговицы и снять рубашку. На его смуглой мускулистой груди я вижу несколько рунических татуировок. У меня пересыхает во рту, и я отворачиваюсь. Плохо глазеть на него, когда он ранен, но еще хуже делать это перед его… А какие у него отношения с Претой? Она его жена? Партнер? Просто друг? Неужели я ревную? Не из-за того, что они есть друг у друга, а из-за их связи, из-за того, что они доверяют друг другу и всегда друг с другом честны. Я никогда не смогу вести себя так с Себастьяном – даже если снова смогу ему доверять. Из-за моей сделки с Мордеусом этому не бывать. Тем не менее я отворачиваюсь и, пока Прета промывает рану и кожу вокруг нее, вставляю нитку в иголку. Мама учила меня шить, но я так и не овладела этим искусством в той же мере, что и Джас. Я научилась делать прочные, чистые стежки только благодаря настойчивости сестры. Когда Прета заканчивает подготавливать рану, я занимаю ее место и опускаюсь на колени рядом с Финном. Теперь, когда рану промыли, она не выглядит так ужасно, как раньше, но она глубокая, и я колеблюсь, прежде чем вонзить иглу в его кожу. – Давай, – говорит Финн. Он вздрагивает, когда я в первый раз вставляю иглу, но не двигается. При виде сочащейся из раны крови у меня сводит живот, но я делаю глубокий вдох и продолжаю шить. Я справлюсь. – Кто-нибудь расскажет мне об этих лагерях королевы? – спрашиваю я, не отрываясь от своей задачи. Я чувствую, как они смотрят друг на друга, пока я шью, чувствую, что они ведут молчаливый разговор и решают, что стоит мне говорить, а что нет. – Не заблуждайся, услышав слово «лагерь», – говорит Джалек. – Это тюрьмы. – Для преступников? – спрашиваю я. Джалек качает головой. – Единственное преступление, которое они совершили, – позволили поймать себя на землях Благого двора. В то время, как в их жилах течет Неблагая кровь. – А что вы имеете в виду под словом «тюрьма»? Я никогда не верила в то, что Благие были «добрыми», так как никогда не доверяла фейри, но мне трудно поверить, что они будут проявлять жестокость к себе подобным без веской причины, даже несмотря на то, что эти фейри были из противоборствующего двора. – Взрослых заключают в трудовые лагеря, заставляют работать по восемнадцать часов в сутки и почти не кормят, – Джалек говорит с таким мрачным лицом, что я не могу ему не поверить. – А если они не подчиняются – казнят. Себастьян знает об этом? – Твой принц пытался уговорить мать расформировать лагеря – по крайней мере сделать их не такими, какие они сейчас, – Финн морщится от боли, но, как обычно, читает меня как раскрытую книгу. – Но она отказывается. Я делаю глубокий вдох, и меня накрывает волной облегчения. Себастьян, возможно, и не тот, кем я его когда-то считала, но я бы не вынесла, если бы за такие зверства был ответственен добрый и заботливый ученик мага, по которому я когда-то страдала. – «Пытался», черт его побери, – бормочет Джалек. – Если бы он действительно хотел прекратить эти зверства, он бы лично убил королеву. Но ему никогда не хватит смелости. Я думал, он разозлится, когда узнает о детях, но… – А что – дети? – спрашиваю я. Прета на мгновение смотрит Финну в глаза, как будто спрашивая у него разрешения, и только после этого начинает объяснять. – Детей разлучают с родителями. Говорят, что делают это, чтобы отбить у семей охоту пересекать земли Благих. Но на самом деле им промывают мозги, внушают им пропаганду о королеве и учат, что по происхождению они находятся ниже Благих. И поэтому должны служить. Я стараюсь взять себя в руки и унять дрожь в руках. При мысли об этих детях мне приходится на мгновение закрыть глаза. Я знаю, каково это – жить без родителей и служить тем, кто кормит тебя и дал тебе кров. Как же наивно было полагать, что у всех фейри легкая жизнь! Мой желудок скручивает, но не из-за запаха крови. – Вы только посмотрите, – шепчет Прета.