– Это было невежливо, – буркнул Рома. Осторожно, стараясь сделать так, чтобы у нее не дрожала рука, Джульетта взяла со стойки второй из своих двух стаканов и подняла его. Рома последовал ее примеру, и каждый из них выпил последнюю порцию отравы. Уэлч допил свою текилу, после чего встал и дружески положил одну тяжелую ручищу на левое плечо Джульетты, а вторую – на правое плечо Ромы. – Я отлично провел с вами время, ребятки. Но уже больше одиннадцати часов, и, по данным моих источников, мне пора смываться. Он заспешил прочь и затерялся в толпе среди мигающего неонового света. Этот малый – истинный вестник хаоса, подумала Джульетта. Но, хотя она почти не знала его, он внушал ей уважение. Она зажмурила глаза и потрясла головой, чтобы прояснить ее. Ничего, она может с этим справиться. – Рома, пойдем, – сказала она. Он накренился набок и опрокинулся на пол. – Рома! Джульетта торопливо соскочила со своего барного стула и опустилась на колени рядом с ним. В глазах у нее двоилось, но она была не настолько пьяна, чтобы потерять равновесие. – Просто оставь меня тут, – простонал он. – Неужели ты совсем не умеешь пить? – изумленно спросила она. – Ты же русский. – Я русский, но не алкоголик, – пробормотал он, зажмурился, потом открыл глаза и уставился на потолок. – Почему я лежу на полу? – Мы уходим, – скомандовала Джульетта и, схватив Рому за плечо, попыталась помочь ему встать. Он, крякнув, попробовал подняться на ноги, но в результате своей первой попытки сумел только сесть. Джульетта снова потянула его вверх, и на сей раз он ухитрился встать, хотя и шатался. – Мы уходим? – повторил он. Внезапно звуки джаза заглушил вой сирен. Раздались истошные крики, затем все бросились врассыпную, так что Джульетта перестала понимать, в какой стороне находится выход. Снаружи какой-то полицейский начальник приказал через громкоговоритель, чтобы все посетители «Мантуи» вышли с поднятыми руками. Вокруг послышались щелчки снимаемых предохранителей. – Нет, не уходим, – сказала Джульетта. – Если только ты не хочешь, чтобы тебя застрелили полицейские. Мы пойдем наверх. Давай. Она схватила его за рукав и потащила к узкой лестнице, которую приметила в углу заведения. Пока остальные посетители «Мантуи», толкая друг друга, ломились к выходу, разряженные шлюхи спешили к лестнице, желая поскорее скрыться из виду. – Осторожно, – бросила Джульетта, когда Рома споткнулся на первой ступеньке. Поднявшись на второй этаж, они остановились, пока мир вокруг бешено вращался. Коридор здесь был так узок, что Джульетта не смогла бы раскинуть руки в стороны, а ковер был настолько пушистым, что каблуки ее туфель тонули в нем. Неоновое свечение, заливающее первый этаж, не проникало сюда, из освещения здесь имелись только редкие тусклые лампочки, свисающие с потолка, света которых хватало только на то, чтобы видеть коридор, двери кабинетов и отклеивающиеся обои. Джульетта открыла первую же дверь, попавшуюся на их пути. Послышались удивленные вскрики, и в свете коридорной лампочки, еле-еле осветившей крошечную комнатушку, Джульетта увидела мужчину в спущенных штанах. – Убирайся, – приказала она. – Это моя комната, – запротестовала женщина, лежащая на кровати. Под их ногами послышался тяжелый глухой стук, затем раздались выстрелы. – О, извините, позвольте мне выразиться иначе, – сказала Джульетта, почему-то чувствуя, что вот-вот рассмеется. – А ну, валите отсюда. Оба! Мужчина явно узнал ее. Наверное, он принадлежал к Алым – об этом говорила быстрота, с которой он натянул штаны и выбежал вон, кивнув Джульетте. Женщина двигалась медленнее и с явной неохотой встала с кровати, занимающей полкомнаты. Над кроватью имелось окошко, но в него могла бы пролезть только кошка, так что о том, чтобы выбраться через него наружу, не могло быть и речи. – Быстрее, – рявкнула Джульетта. На лестнице слышались тяжелые шаги. Женщина вышла вон, бросив на Джульетту злобный взгляд. Та втащила Рому в комнату и захлопнула дверь. – По-моему, ты не очень-то ей понравилась, – заметил он. – Я и не стремлюсь нравиться – ответила Джульетта. – Ляг под одеяло. Рома поежился. С первого этажа доносились истошные вопли. – Неужели это необходимо? Ты хоть знаешь, чем занимаются под этими… – Давай! – прошипела она. И, достав кошелек, вынула из него столько денег, чтобы хватило на взятку. Это было нелегко, ведь в потемках она не могла как следует разглядеть цифры на банкнотах. – Хорошо, хорошо, – буркнул Рома. Едва он лег на кровать и накрылся с головой одеялом, в дверь громко постучали. Джульетта была уже готова. Она отворила дверь – не настолько широко, чтобы полицейский смог пройти внутрь, но достаточно для того, чтобы он смог разглядеть ее лицо и американское платье. Обычно этого хватало – хватило и на этот раз. Полицейский узнал ее. – В этой комнате никого нет, – повелительно сказала она, словно вводя его в гипноз. Он оказался не англичанином, а китайцем, и она решила, что это к лучшему, поскольку китаец скорее испугается мести со стороны Алой банды. Джульетта сунула ему деньги, полицейский поклонился, и она разглядела красующийся на его темно-синей остроконечной шапке герб Международного квартала. – Ясно, – ответил он, взял мзду и отправился дальше, пометив дверь комнаты символом, означающим, что он проверил ее. Джульетта закрыла дверь и с гулко колотящимся сердцем прислонилась к ней спиной. – Опасность миновала? – спросил Рома из-под груды одеял. Вздохнув, Джульетта подошла к кровати, сдернула с него одеяло, и он, удивленно округлив глаза, повернулся к ней. Волосы его растрепались и торчали во все стороны. Джульетта засмеялась и, плюхнувшись на кровать, обхватила себя руками. Она сама не понимала, почему ей так смешно. Рома тоже не знал, чему она смеется. – Это… твоя… вина, – проговорила она, икая. – Моя вина? – изумился он. – Да. Если бы ты умел пить, мы смогли бы уйти тогда же, когда ушел Арчибальд Уэлч. – Я тебя умоляю. На моем месте могла бы оказаться и ты. – Вздор. – Да ну? – Он уперся ладонями в ее плечи, резко толкнул ее, и она опрокинулась на спину, чувствуя, как у нее кружится голова. – Ты… Она протянула к нему руки, сама не понимая зачем. Может, затем, чтобы придушить его или вырвать его глаза, может, затем, чтобы выхватить его пистолет, но даже пьяный Рома оказался быстрее. Он сжал ее запястья и толкнул, так что она опять упала навзничь, а он навис над ней, имея донельзя самодовольный вид. – Ну, что ты там говорила? – спросил он. Доказав ей, что он быстрее, он не торопился отпускать ее и продолжал прижимать ее руки к кровати у нее над головой, нависая над ней и глядя на нее странным взглядом, полным огня. Что-то в выражении его лица поменялось. Джульетта втянула в себя воздух. Это могло бы остаться незамеченным, если бы Рома не находился так близко. И он заметил. Он всегда замечал. – Почему ты вздрогнула? – спросил он и перешел на заговорщицкий шепот. – Ты боишься меня? Джульетту захлестнула лютая ярость. Этот наглый вопрос пробудил все ее притупившиеся чувства, и гнев пересилил действие алкоголя. – Я никогда не боялась тебя. Взбешенная и оскорбленная, она обхватила его бедра ногами и, резко дернув ими, повалила его на спину и нависла над ним, стоя на коленях. Хотя Джульетта и пыталась прижать к кровати его плечи, делала она это без энтузиазма. Рома только взглянул в ее пылающие гневом глаза и тут же сел, стряхнув с себя ее руки. Они так и застыли – она стояла на коленях, обхватив ногами его бедра, а он замер в считаных сантиметрах от ее лица. Его рука сжала ее лодыжку, а ее рука обхватила его горло. – Возможно, ты и не боишься меня, – чуть слышно проговорил он, – однако… – его рука скользила все выше, по ее икре, колену, бедру. Ладонь Джульетты опустилась ниже и легла на подключичную ямку под воротником его белой рубашки, – ты всегда боялась слабости. Джульетта подняла глаза, и их взгляды встретились, одновременно и хмельные, и настороженные, и полные вызова. – А это слабость? – спросила она. Она не знала, кто из них сейчас дышит тяжелее – Рома или она сама. Они замерли на расстоянии выдоха друг от друга, безмолвно бросая друг другу вызов – кто из них в конце концов не выдержит и сделает первый ход? Кто первым сдастся, уступив желанию, которого ни он, ни она не хотели признать. Они не хотели признавать, что история повторялась. Оба они сдались одновременно. Поцелуй Ромы был точно таким же, каким она его помнила, и ее наполнил невероятный восторг. В стакане спиртное имело мерзкий вкус, но его послевкусие на языке Ромы оказалось необычайно приятным. Его зубы прикусили ее нижнюю губу, и Джульетта выгнулась, прижимаясь к нему, гладя ладонями его плечи, упругие мышцы торса, забираясь под его рубашку и ощущая жар его кожи. В ее ушах ревела кровь. Она почувствовала, как его губы оторвались от ее губ и скользнули по подбородку к ее ключице, обжигая ее. Она не могла думать, не могла говорить – ее голова кружилась, ее мир кружился, и ей в эту минуту хотелось одного – продолжать кружиться и всегда чувствовать себя так, как сейчас, когда она утратила контроль над собой. Четыре года назад они были юными, невинными и добрыми. Тогда их любовь была нежной – чем-то таким, что следовало беречь; она была простой, проще, чем жизнь. Теперь же они были жестоки; они прижимались друг к другу, от них обоих исходил дурманящий запах борделя, в котором они скрывались, и захмелели они не только от дешевой текилы. Их сжигало желание, оно управляло всем, что они творили. Джульетта рвала пуговицы на рубашке Ромы, срывала ее, ощущала под своими ладонями шрамы на его спине, оставшиеся от старых ран. – Объяви перемирие, – прошептала Джульетта, касаясь губами его губ. Им надо было остановиться. Она не могла остановиться. – Ты мучаешь меня. – Мы же не в состоянии войны, – тихо ответил он. – Зачем же объявлять перемирие? Джульетта покачала головой, закрыла глаза и отдалась ощущениям, которые приносило ей прикосновение его губ, скользящих по ее подбородку вниз. – Ведь мы же не воюем, да?