Две танцовщицы тут же уставились на Кэтлин, а она посмотрела на Джульетту. И все сразу встало на свои места. Одной из них нечего было опасаться, а другой было. – Думаю, Аметист лучше не совать свой нос в чужие дела, – сказала Джульетта. – В следующий раз я врежу ей еще сильнее. Одна из танцовщиц моргнула. – Что? – Мне что, нужно повторить? – бросила Джульетта. – Уберите ее с моих глаз. И вообще уберите ее из этого кабаре. Я больше не желаю ее видеть. Розалинда изумленно разинула рот. – Джульетта… Как Розалинда ни защищала Аметист, Джульетта сделала знак, и ту унесли. – Розалинда до сих пор думает, что я напала на Аметист без всяких причин. Мы с тобой так и не смогли собраться с духом и рассказать ей, какой мерзкой была ее подруга, даже после того, как она дала мне знать, что не вернется на сцену нашего кабаре. – Вряд ли кому-то хватило бы смелости вернуться на работу после того, как наследница Алой банды лично выставила этого человека вон. – Да ладно. Мне много кому доводилось угрожать, но не все они в слезах бежали домой. Кэтлин положила ладонь на предплечье своей кузины. – Послушай меня, biǎo mèi, – тихо сказала она. – Вы с Розалиндой – единственные близкие мне люди, только вас я и считаю своей настоящей родней. Так что прошу тебя, перестань благодарить меня каждую минуту просто за то, что я хочу тебе помочь – я же не какая-то там иностранка. Я никогда не стану осуждать тебя и всегда буду на твоей стороне, несмотря ни на что. – Кэтлин тоже посмотрела на часы, затем встала и улыбнулась. – Ты меня поняла? Джульетта кивнула. – Я отправлю тебе записку, как только смогу. С этими словами Кэтлин вышла из комнаты и поспешила прочь, чтобы сделать дело до того, как зайдет солнце. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только тиканьем часов. – Спасибо, – все же прошептала Джульетта, обращаясь к пустоте. Глава двадцать восемь Рома выбрал себе место за длинным столом в глубине зала, за который посетители «Великого мира» садились каждые несколько секунд. Они вливали в себя спиртное и сразу же вставали, чтобы подойти ближе к сцене и посмотреть на представление. Рома же продолжал сидеть, медленно попивая из своего стакана и надвинув шляпу на лицо. Если его узнают, то начнутся разговоры о том, что Роман Монтеков ходит по злачным местам, чтобы поглазеть на девок, которые дрыгают ногами, облачившись в наряды с разрезами до подмышек, и один Бог знает, как его отец отреагирует на такую новость. Он предостерегал Рому от посещения «Великого мира» и подобных мест с тех самых пор, когда Рома был ребенком, говоря, что такие развлечения губят людей быстрее, чем опиум. Однако многим путь на здешние представления был заказан, ибо сюда могли прийти только те, кто чего-то достиг. Рабочим фабрик Наньши это было не по карману, поскольку их дневной заработок был слишком мал даже для того, чтобы заплатить за вход. Рома вздохнул и поставил свою выпивку на стол. Поскольку его лицо было скрыто шляпой, узнать его среди тех, кто пьет и смотрит на полуголых девиц, сможет только один человек. – Привет, незнакомец. Джульетта села наискосок от него и поправила локон, выбившийся из прически. Она могла позволить себе быть узнанной посетителями «Великого мира». Но и ей надо было быть осторожной, чтобы никто не мог сказать, что видел ее в обществе наследника Белых цветов. Рома продолжал смотреть на сцену не отрываясь. Теперь там натягивали канат. Интересно, подумал он, сколько человек переломали здесь кости? – Выпей, – сказал он, пододвинув к ней свой почти полный стакан. – Оно не отравлено? Рома скосил на нее глаза. – Нет. – Ты упустил свой шанс, Монтеков. – Джульетта поднесла стакан к своим накрашенным губам и отпила. – Перестань пялиться на меня. Рома отвел глаза. – Ты что-нибудь узнала? – Это станет ясно через несколько минут. – Она посмотрела на свои карманные часы, но откуда она их достала? Рома так и не смог разглядеть на ее платье ничего, похожего на карман. – Давай начнем с тебя. Рома слишком устал, чтобы спорить. Если все бандиты в этом городе постоянно испытывают такую же усталость, как и он, то кровной вражде скоро настанет конец. – Чудовище и помешательство связаны. Если мы найдем эту тварь, то эпидемия прекратится. Он рассказал ей все, что видели Венедикт, Маршал и другие. А также то, что следовало из увиденного. – Это подтверждает наши подозрения, – воскликнула Джульетта. Затем, оглядевшись, она перешла на шепот: – Мы должны действовать… – Люди видели только одно – как эта тварь выходит из его дома, – перебил ее Рома. – Никто не видел, как Чжан Гутао отдает ей приказы. – Если чудовище видели там, где живет Чжан Гутао, то он наверняка управляет этим существом. – Джульетта не желала слушать возражения. – Рома, подумай сам, подумай обо всем остальном. Это помешательство расходится волнообразно, и каждая волна неизменно начинается со смерти группы людей, после чего насекомые распространяются по городу. Сначала семь членов наших банд в порту. Затем Белые цветы, разгружавшие корабль. Потом французы на маскараде. Потом люди на Бунде. – Похоже, всякий раз первыми жертвами волны становятся либо бандиты, либо торговцы. – А кому как ни коммунистам выгодно, чтобы гибли именно они? Кому еще так хочется истребить капиталистов? Если за этим стоит Чжан Гутао, если он знает, как это можно остановить, то зачем нам терять время на все прочее? – Но, если он не захочет говорить… – Мы заставим его говорить, – воскликнула Джульетта. – Мы приставим к его горлу нож, станем его пытать. Мы исчерпали еще не все возможности… – Он же коммунист. – Роме было трудно не поворачиваться к Джульетте, пока они вели этот спор. Его так и тянуло посмотреть на нее – ведь все живые существа невольно переключают свое внимание на источник звука. – Его учили хранить секреты и в случае необходимости уносить их с собой в могилу. Вряд ли он боится смерти. Какой толк от угрозы, если ты не готов претворить ее в жизнь? Если они хотят, чтобы Чжан Гутао отдал им чудовище и открыл способ остановить эпидемию помешательства, то его нельзя убивать, поскольку тогда они потеряют шанс спасти город. А раз так, то им не удастся заставить его поверить, что они и впрямь готовы его убить. – Если он единственный человек, который может привести нас к чудовищу, – сказал Рома, – то я бы не стал рисковать. Он может предпочесть самоубийство признанию. Я не хочу ставить на кон жизнь Алисы. Джульетта явно была не согласна, он это видел. Она бы продолжила спорить, но тут к ней подошел один из Алых и начал что-то шептать на ухо. Рома напрягся, отвел глаза и сдвинул свою шляпу еще ниже. В зале было слишком шумно, чтобы он мог расслышать шепот Алого – его заглушали гул голосов, недовольные крики зрителей и хлопки мини-фейерверков. Краем глаза он заметил, что Алый вручил Джульетте бежевую папку и записку. Затем бандит удалился, и Джульетта принялась читать записку. После этого она достала бумаги, лежавшие в папке. На ней было написано: «МУНИЦИПАЛЬНАЯ ПОЛИЦИЯ ШАНХАЯ – АРЕСТЫ – АРЧИБАЛЬД УЭЛЧ». – У нас есть и другие варианты действий, – продолжил Рома, убедившись, что их никто не слышит. – Возможно, мы сможем узнать то, что нам нужно, у Ларкспура и получить лекарство. И только если из этого ничего не выйдет, можно попробовать добыть информацию у Чжана Гутао с помощью пыток, чтобы остановить его чудовище. Идет? Джульетта вздохнула. – Идет. Теперь мой черед делиться тем, что мне стало известно. – Она подвинула папку в сторону Ромы, и он положил на нее ладонь. – Арчибальд Уэлч, – прочел он вслух, открыв ее. На него смотрели полицейские фотографии в профиль и в анфас – лицо арестованного было бесстрастным, от брови к уголку губ его пересекал безобразный шрам. – Кто это? Джульетта встала и махнула рукой, показывая, что им пора уходить. – Курьер, у которого есть адрес Ларкспура. И, судя по истории его арестов, он каждый четверг наведывается в одно из самых опасных мест Шанхая. Рома вздернул бровь. – А сегодня четверг. – Вот именно. * * * Венедикт сидел на крыше доходного дома прямо напротив окон квартиры Чжана Гутао. Они с Маршалом следили за его жилищем уже больше двух часов. Взбираясь сюда, Венедикт намочил брюки в самом интересном месте, и теперь Маршал смеялся над этим мокрым пятном. Но смех был лучше, чем неловкое молчание, это был знак того, что им следует забыть то странное чувство, которое возникло между ними в переулке у реки. – Эй, – сказал Маршал, выводя Венедикта из задумчивости. – К нему кто-то пришел. Венедикт встал и поспешно подошел к краю крыши, где стоял его друг. – Еще один иностранец, – со вздохом заметил он. С их места на крыше они видели все, что творилось в гостиной Чжана Гутао за стеклянными дверями его крошечного балкона. Сам балкон был настолько мал, что на нем едва умещались два горшка с цветами, но двери были достаточно широкими, чтобы Венедикт и Маршал могли разглядеть иностранцев, входящих в гостиную каждый час. Это было странно, ведь хозяина квартиры даже не было дома. Однако иностранцы все подходили и подходили к двери дома, а затем входили в гостиную Чжана Гутао в сопровождении его пожилого помощника, которого, если Рому не обманули, звали Ци Жэнь. Несколько минут они пили чай, затем уходили. Дома в этой части Шанхая стояли близко, и, когда ветер не выл слишком громко, Венедикту удавалось расслышать обрывки разговоров, ведущихся в гостиной напротив. Английский Ци Жэня был из рук вон плох – через каждые два слова он переходил на китайский, после чего начинал бормотать, жалуясь на боль в спине. Иностранцы – американцы и англичане – пытались говорить с ним о политике или текущем положении дел в Шанхае, но поскольку это всегда заканчивалось тупиком, не приходилось удивляться, что все они так быстро уходили. Но почему Чжан Гутао поручил своему помощнику проводить эти встречи, почему он не присутствовал на них сам? Судя по всему, этим иностранцам что-то было нужно от Коммунистической партии Китая. Однако было очевидно и то, что Ци Жэню нет никакого дела до их болтовни. Он не делал заметок и явно не собирался ничего передавать своему патрону.