– На рассвете. Только теперь на лице Ромы отразилась некоторая озабоченность. – На рассвете? Не слишком ли это амбициозно? – Чем раньше, тем лучше, – ответила Джульетта и поморщилась. – Это уменьшит вероятность того, что нас увидят вместе. Никто не должен знать, что мы сотрудничаем. Иначе… – Иначе нас обоих убьют, – закончил Рома. – Я понимаю. Тогда до рассвета. Он повис на затейливой решетке балкона, под низким серпом луны эта сцена походила на черно-белый этюд, изображающий скорбь. – Спокойной ночи, Джульетта. Он быстро и ловко спустился по стене и, пробежав по саду, перелез через ворота и скрылся в темноте. Джульетта задернула шторы так плотно, что полностью закрыла свет луны. Глава двадцать Когда они встретились на рассвете, порт был еще тих, и мелкие волны спокойно бились о дощатый настил. Ветер пах свежестью, в нем не было смога от утренней работы фабрик и заводов, как не было и запахов жареной еды и похлебок, которые вскоре начнут готовить в уличных ларьках. Но все это отнюдь не мешало митингу, который проводил Гоминьдан. Джульетта остановилась как вкопанная, застыв на мостовой под качающимся деревом. – Tā mā de, – тихо выругалась она. – Что это они… – Это Гоминьдан, – ответил Рома прежде, чем Джульетта закончила фразу. Джульетта бросила на него сердитый взгляд, когда он остановился рядом. Он что, думает, что она не способна разглядеть маленькие нашивки в виде солнца на их шапках? Партия Гоминьдан – то есть националисты – становилась невероятно популярной. – Я знаю, – сказала Джульетта, закатив глаза. – Я хотела спросить, что они делают, а не кто они. – Я не нуждаюсь в том, чтобы ты меня просвещал. Это мой город. Рома искоса посмотрел на нее. – В самом деле? Он спросил это спокойно, но ее сердце все равно словно пронзил кинжал. В самом деле? Сколько раз она задавала себе этот вопрос, когда жила на Манхэттене? Сколько раз она поднималась на крышу своего дома и смотрела на очертания Нью-Йорка на фоне неба, отказываясь позволить себе полюбить его, потому что, если полюбить Нью-Йорк, она потеряет Шанхай, а потерять Шанхай значило бы потерять все! – Что это значит? – натянуто спросила она. Рому этот вопрос почти что развеселил. Он неопределенно махнул рукой, показывая на ее платье и туфли. – Да брось, Джульетта. Я живу здесь куда дольше, чем ты. В глубине души ты американка. Ага, ясно, что он имеет в виду: сделай милость, возвращайся в Америку. – А, ну да, конечно, – пробормотала она. – Как я со своей американской демократией вообще ухитряюсь здесь жить? Прежде чем Рома успел что-то ответить, Джульетта резко ушла с оговоренного маршрута. Вместо того чтобы обойти митинг по широкой улице, она свернула в ближайший переулок, не дожидаясь, когда Рома последует за ней. Тут обстановка была совсем иной – вскоре они уже пробирались между гор отбросов, морщили носы от вони и вида пробегающих мимо бродячих собак и строили гримасы при виде попадающихся там и сям луж крови. Они шли по переулкам молча, и каждый делал вид, будто другого тут нет. Затем Рома вдруг развернулся так резко, что Джульетта сразу же решила, что на них напали со спины. – Что? – рявкнула она, тоже развернувшись и, выхватив свой пистолет, начала лихорадочно шарить глазами, ожидая, что сейчас на них кто-то нападет. – Что это? Однако Рома не достал оружие, он обводил взглядом переулок, морща лоб. – Мне показалось, что я что-то услышал, – сказал он. Они начали ждать. В ближайший мусорный бак спикировала птица. Из водопроводной трубы вылилась грязная вода. – Я ничего не вижу, – тихо сказала Джульетта, убрав пистолет. Рома нахмурился и подождал еще секунду, но все было спокойно. – Я ошибся. Прошу прощения. – Он поправил манжеты. – Давай пойдем дальше. Джульетта нерешительно повернулась и опять пошла вперед. Они уже были недалеко от того адреса, который дала ей Кэтлин, и находились в знакомой части города. Однако она все равно чувствовала, что по ее рукам бегают мурашки. У него просто паранойя, – успокаивала себя Джульетта. Они оба нервничали из опасений, как бы их не увидели вместе. Джульетта подняла воротник своего пальто, чтобы закрыть лицо, а Рома низко надвинул на лоб шляпу, что было с его стороны разумным решением, поскольку вид у него был не самый нарядный. В ярком свете дня на его коже были особенно ясно видны порезы, а темные круги под его глазами говорили о том, что минувшую ночь он, вероятно, провел без сна из-за беспокойства за Алису. Джульетта потрясла головой. Нет смысла строить догадки. Он вполне мог потратить минувшую ночь не на тревогу о своей сестре, а на убийства Алых. – Он живет в одном из этих доходных домов, – сказала Джульетта, когда они вышли на нужную улицу. Дома здесь были обшарпанные и стояли скученно, проходы между ними были так узки, что их не стоило даже называть проходами. Этот район располагался недалеко от Французского квартала, однако они отличались, как день и ночь. Под ногами Джульетты лежали обломки какой-то длинной четырехугольной конструкции – надо думать, когда-то здесь стояли грандиозные сельские ворота с позолоченными иероглифами, но затем они пали жертвой стихийного городского роста и падения нравов. – А ты уверена, что он живет именно здесь? – спросил Рома. – Наверняка в своей газете он получает достаточно, чтобы обитать в более приличном месте. – Уж кто-кто, а ты должен понимать, насколько важна репутация, – ответила Джульетта. – Плоть от плоти народа. Коммунисты проповедуют такие идеалы. Если простой рабочий вынужден страдать, то страдать должен и Чжан Гутао – иначе за что рабочим уважать его? Джульетта направилась к дому, соответствующему адресу, который дала ей Кэтлин, но, не дойдя двух шагов до главного входа, остановилась как вкопанная. – Смотри, – сказала она, махнув рукой. Рома резко втянул в себя воздух. Насекомые. Перед входом в доходный дом на земле валялось множество дохлых насекомых. Если это не улика, подумала Джульетта, то что тогда вообще можно назвать уликой? С гулко колотящимся сердцем она толкнула входную дверь. Ржавый замок поддался, и она распахнулась. Джульетта сделала Роме знак двигаться быстрее. Они начали подниматься по лестнице, морщась при виде здешней тесноты. На каждом этаже совсем близко друг от друга находилось по четыре квартиры. Рома привык к такого рода доходным домам, а Джульетта нет. – В какой квартире живет Чжан Гутао? – спросил Рома и фыркнул, когда они прошли мимо окна третьего этажа, где на подоконнике стояли горшки с цветами, досточно было просто задеть их, чтобы свалить на тротуар. Джульетта только показала пальцем на небо. Они продолжали подниматься, дойдя до самого последнего этажа, где имелась только одна дверь. Они остановились и переглянулись. – Сейчас его тут нет, – сказала Джульетта. Опустившись на одно колено, она достала узкий кинжал, похожий на шило. – Я видела ежедневник в его кабинете, и сегодня у него весь день встречи с важными людьми. Однако как только Джульетта вставила острие кинжала в замок, сосредоточенно высунув язык, из квартиры послышался звук шаркающих шагов. Они приближались к двери. – Джульетта! – прошептал Рома, бросившись вперед. Джульетта вскочила и убрала кинжал в рукав. Она протянула руку, чтобы остановить Рому, когда дверь отворилась и на них, моргая и щурясь, уставился старик с мутными глазами. Ему, похоже, было под шестьдесят, и вид у него был такой утомленный, словно он толком не высыпался с тех самых пор, как появился на свет. – Здравствуйте, – растерянно проговорил он. Джульетта соображала быстро. Ничего непоправимого не произошло, решила она. Ситуацию еще можно спасти. – Доброе утро. Мы из университета, – воскликнула она, так быстро перейдя на другой диалект – Вэньчжоу, – что от изумления Рома слегка качнулся назад. – Как вы себя чувствуете этим прекрасным утром? Старик, морщась, подался вперед. И ответил по-шанхайски: – Говори на běndì huà, девушка. Я тебя не понимаю. Вэньчжоу был городом, находящимся всего в нескольких днях пути к югу от Шанхая, но местный диалект был непонятен всем, кроме его жителей, Джульетта смогла освоить его только потому, что на нем с ней говорила няня. Няня любила повторять, что диалект Вэньчжоу похож не на то наречие, на котором говорят в соседнем Шанхае, а на пение птиц. В городе, кишащем не только иностранцами, но и китайцами, приехавшими из всех уголков страны, большинство людей говорили по-китайски, но делали это по-разному. Два китайских торговца вполне могли вести беседу, говоря на различных диалектах. Им вовсе не обязательно было выбирать общий язык – достаточно было просто понимать друг друга. Но Джульетта не рассчитывала, что старик поймет ее – у нее была совсем другая цель. Пока он не узнал в ней наследницу Алой банды, надо внушить ему, что она приезжая. – Извините. – Добившись своей цели, Джульетта перешла на шанхайский. – Как я уже сказала, мы из Шанхайского университета, и мы очень рады видеть вас. Мы надеемся учредить первый в нашем университете студенческий профсоюз, и нам нужен совет. Господин Чжан дома? Мы можем с ним поговорить? Старик выпрямился, вытер ладони о свой вязаный кардиган. Джульетта ожидала, что он даст им от ворот поворот и предложит зайти как-нибудь в другой раз, так что сегодняшняя вылазка окажется напрасной. Если они не вызовут у этого старика подозрений, то можно будет вернуться позже. При условии, что он не станет присматриваться к их лицам и сочтет их обычными студентами, которых не стоит запоминать. Она никак не ожидала, что старик важно прочистит горло и скажет: – Господин Чжан – это я. Рома и Джульетта недоуменно переглянулись. – Э-э… нет, вы не господин Чжан.