– Только лучшее для принцессы Шанхая, – сказал старик, владеющий закусочной, поставив локти на прилавок. Джульетта постаралась улыбнуться самой ослепительной из своих улыбок. – Благодарю вас, – сказала она, беря пакет. Эти два слова дадут хозяину закусочной повод для хвастовства, когда завтра он встретится со своими приятелями, чтобы поиграть в маджонг. Джульетта повернулась, отошла от очереди, сунула руку в пакет и, оторвав кусочек булочки, положила его в рот. Улыбка сползла с ее лица. Час был уже поздний, и скоро надо будет вернуться домой, где ее уже ждут, но она все равно мешкала среди магазинчиков в людном районе Чэнхуанмяо – одинокая, медленно бредущая девушка в здешней суете. Ей редко выпадала возможность побродить в подобном месте, но сегодня был как раз такой случай. Господин Цай отправил ее, чтобы получить отчет от оптовой базы, с которой они сбывали опиум, что оказалось совсем не так интересно, как она ожидала. Там просто плохо пахло, а когда она наконец разыскала владельца базы и он принес ей бумаги, затребованные ее отцом, вид у него был полусонный. Он даже не поздоровался с ней и не стал проверять, имеет ли она право требовать такие конфиденциальные сведения о поставках. Непонятно, как такому типу вообще могли поручить управлять пятью десятками рабочих. – Извините, извините, – бормотала она, проталкиваясь сквозь особенно плотную толпу, собравшуюся у мастерской, где рисовали карандашные портреты. Хотя розовое небо уже начинало темнеть, в Чэнхуанмяо все еще было полно народу – тут гуляли влюбленные парочки, дедушки и бабушки покупали шанхайские паровые булочки сяо лунь бао для своих внучат, бродили любопытствующие иностранцы. Вообще-то само название «Чэнхуанмяо» относилось к здешнему храму, но для жителей Шанхая оно обозначало также все расположенные окрест людные рынки и крытые аркады. Почти век назад штаб британской армии обосновался в здешних садах Юй Юань, мимо которых сейчас проходила Джульетта. С тех пор, хотя военные и покинули эти места, их полюбили иностранцы, и теперь тут то и дело мелькали их лица, выражающие удивление и беззаботность. – Это конец, конец! Покупайте лекарство, покупайте лекарство! Единственное лекарство! А порой тут хватало и своих собственных, доморощенных чудаков. Джульетта поморщилась и пригнула голову, чтобы посмотреть на старика, вопящего во все горло на мосту Цзюцюй. Хотя она и старалась не привлекать к себе внимания, при виде нее старик встрепенулся и бросился ей навстречу по идущему зигзагом мосту. При этом он сильно топал, что не могло не вызывать опасений относительно надежности этого сооружения, поскольку оно было очень старым. Он остановился прямо перед ней, прежде чем она успела отойти достаточно далеко. – Спасение! – визгливо прокричал он и так поморщился, что глаза скрылись в складках кожи. Его спина была скрючена, однако двигался он быстро, точно грызун, снующий по улицам в поисках еды. – Ты должна нести граду весть о спасении! Его подарит нам lā-gespu! Джульетта заморгала, недоуменно подняв брови. Она знала, что ей не следует разговаривать с крикливыми мужчинами на улицах, и действительно, в этом старике было нечто такое, отчего по затылку забегали мурашки. Несмотря на его деревенский говор, ей удалось понять почти все слова – кроме тарабарщины, прозвучавшей в самом конце. Lā-gespu? Что он имеет в виду? Может, это «s» всего лишь шепелявость, свойственная старшему поколению? – Lā gē bō? – попыталась угадать Джульетта. – Спасение нам принесет жаба? Старик явно был крайне обескуражен. Он замотал головой, так что его редкие растрепанные волосенки заколыхались, тощая коса заходила ходуном. Он был одним из тех немногих людей, которые по-прежнему одевались так, будто имперская эра продолжалась. – В детстве я слышала от моей матушки одну мудрую поговорку, – сказала Джульетта, на сей раз уже забавляясь. – Lā gē bō xiāng qiē tī u nӯ. Старик молча смотрел на нее. Может, он не понимает ее шанхайский? Находясь за границей, она все время боялась, как бы не утратить свой выговор, боялась забыть, как произносить звуки, делающие шанхайский диалект не похожим ни на один другой. – Что, вам не нравится эта шутка? – спросила Джульетта. И повторила на другом, более распространенном диалекте, на сей раз неуверенно – Lài hámа xiaˇng chī tiāné ròu. Да? Да ладно, я заслуживаю хотя бы небольшого смешка. Старик топнул ногой, трясясь. Похоже, ему хотелось, чтобы она восприняла его всерьез. Может, для своей шутки Джульетта выбрала не ту поговорку? Безобразная жаба хочет полакомиться мясом лебедки. Может, этот старик не был воспитан на сказке о Принце-лягушонке и его безобразном сводном брате-жабе? Может, ему не понравилось, что в ее шутке содержался намек на то, что его якобы несущее спасение Lā-gespu она сравнила с вошедшим в поговорку коварным безобразным существом, которое вожделело лебедку, возлюбленную его брата, Принца-лягушонка. – Lā-gespu – это человек, – проблеял старик. – Великий человек. Он дал мне лекарство. Укол! Я должен был умереть после того, как на меня упал мой сосед, раздиравший себе горло. О! Сколько крови! Она попала мне в глаза, текла по груди! Но я не умер. Я был спасен. Lā-gespu спас меня. Джульетта отступила на несколько шагов, что ей следовало сделать еще пять минут назад, до того, как начался этот разговор. – Это было интересно, – сказала она, – но мне надо идти. Не дожидаясь, когда старик попытается схватить ее, она обошла его и поспешила прочь. – Спасение! – завопил он ей вслед. – Теперь только Lā-gespu может принести спасение! Джульетта резко повернула и продолжила идти. Теперь, в менее людном месте, она сделала долгий выдох и стала петлять между магазинчиками, то и дело оглядываясь, чтобы удостовериться, что старик не следует за ней. Убедившись, что его не видно, она тяжело вздохнула, поняв, что ей пора покинуть Чэнхуанмяо. Наконец, оставив позади скопление жмущихся друг к другу лавок и магазинов, она снова вышла на улицы города. Она могла бы остановить рикшу или потребовать, чтобы кто-то из Алых, слоняющихся перед дверями многочисленных кабаре, добыл ей автомобиль. Любая другая девушка ее возраста так бы и поступила, особенно с таким дорогим кулоном на шее. Похищения были прибыльным бизнесом. Торговля людьми процветала, и благодаря преступности экономика города шла в гору. Но Джульетта продолжала идти дальше. Она шла мимо больших групп мужчин, иные из которых сидели на корточках перед дверями борделей, похотливо ухмыляясь. Шла мимо бандитов, развлекающихся, кидая ножи возле казино, которые их наняли охранять, мимо всяких темных личностей, чистящих свои пистолеты и жующих зубочистки. Джульетта шла, не останавливаясь, не замедляя шаг. Небо становилось все краснее, а ее глаза горели все ярче. Куда бы она ни шла, как бы глубоко ни уходила в темное чрево Шанхая, пока она оставалась в границах территории, все козыри были у нее. Джульетта остановилась и покрутила лодыжкой – из-за жмущей туфли у нее затекла ступня. Пятеро бандитов из Алой банды, ошивающихся возле ближайшего ресторана, замерли, ожидая, не подзовет ли она их к себе. Это были жестокие убийцы и вымогатели, но, по слухам, Джульетта Цай была девушкой, которая задушила своего любовника-американца с помощью жемчужного колье, которая на второй день после своего возвращения в Шанхай вмешалась в драку между четырьмя Белыми цветами и двумя Алыми и убила всех четырех членов банды-соперника, потратив на этого всего три пули. Только один из этих слухов был правдив. Джульетта улыбнулась и помахала Алым. Один из них помахал в ответ, а остальные четверо нервно засмеялись. Они боялись гнева господина Цая, который мог обрушиться на них, если с ней что-то произойдет, но еще больше они боялись проверить, насколько правдивы слухи о ней. Ее охраняла ее репутация. Без этой репутации она была бы ничем. Поэтому, когда в темном переулке кто-то остановил ее, приставив к ее пояснице нечто, похожее на пистолет, она сразу поняла, что это не Алый. Джульетта застыла и мгновенно перебрала в уме все возможные варианты: обиженный торговец, жаждущий отомстить, алчный иностранец, желающий получить выкуп, уличный наркоман, не узнавший ее по блестящим бусинкам, нашитым на ее заграничное платье. И тут знакомый голос сказал – притом по-английски: – Не зови на помощь. Продолжай идти вперед, следуй моим указаниям, и я не стану стрелять. Лед в ее жилах тут же растаял, и его сменил гневный огонь. Видимо, он дождался, когда она зайдет в безлюдный район, когда вокруг не будет никого, кто мог бы ей помочь, воображая, что она слишком испугается, чтобы отреагировать. Неужели он в самом деле думает, что это сработает? – Теперь ты и правда совсем не знаешь меня, – тихо сказала Джульетта. А может, Роман Монтеков полагает, что он знает ее слишком хорошо. Может, он считает себя экспертом, не веря слухам, которые она сама распускает о себе, не веря, что она и впрямь стала той убийцей, которой ее считают. Впервые она убила человека, когда ей было четырнадцать лет. Тогда она знала Рому всего лишь месяц, но она уже дала себе слово, что не станет участвовать в кровной вражде, что она будет другой. Затем, как-то вечером, когда они ехали в ресторан, их автомобиль был атакован Белыми цветами. Ее мать крикнула ей, чтобы они с Тайлером спряталась за автомобилем и стреляли, только если это будет необходимо. Вскоре бой почти завершился – Алые застрелили большинство Белых цветов. Затем последний Белый цветок бросился в сторону Джульетты и Тайлера. В его глазах горела отчаянная ярость, и в тот момент, хотя стрелять, несомненно, было необходимо, Джульетта застыла. Выстрелил Тайлер. Его пуля попала Белому цветку в живот, и тот упал. Джульетта в ужасе посмотрела в сторону, туда, откуда за ними наблюдали ее родители. На их лицах она тогда увидела не облегчение – а растерянность. Они не могли понять, почему она не выстрелила. Почему Тайлер проявил себя лучше нее. И тогда она подняла свой пистолет и выстрелила тоже, добив нападающего. Неодобрения Джульетта Цай боялась больше, чем пятен на своей душе. Она не рассказала Роме о том убийстве, и это стало одним из тех немногих ее секретов, в которые она не посвятила его. Зря она это сделала, надо было ему рассказать, хотя бы для того, чтобы доказать, что она действительно такая злодейка, какой ее всегда считал Шанхай. – Иди вперед, – приказал он. Джульетта продолжала стоять неподвижно. Как она и хотела, он истолковал ее бездействие как страх и, секунду поколебавшись, чуть-чуть ослабил давление пистолета, прижатого к ее спине. Она тут же развернулась, в мгновение ока правой рукой с силой вывернула его правое запястье, а левой выбила у него пистолет. Затем, заведя ступню за его лодыжки, дернула, он упал навзничь, и она одной рукой вцепилась ему в кадык, а другой выхватила из кармана своего платья узкий, как шило, выкидной нож. – Ну вот, – тяжело дыша, сказала она. Она стояла на коленях, прижав острие ножа к его горлу. – Давай попробуем еще раз, теперь уже как цивилизованные люди. Пульс на его шее неистово бился под ее пальцами, он пытался отодвинуться от ее клинка. Зрачки его глядящих на нее глаз расширились, приспосабливаясь к сумеркам, окутывающим переулок фиолетовой мглой. Дыхание у обоих стало частым, поверхностным. – Как цивилизованные люди? – хрипло повторил он. – Ты же держишь нож у моего горла. – А ты только что прижимал к моей спине пистолет. – Я же на твоей территории – так что у меня просто не было выбора. Джульетта нахмурилась, затем надавила на нож, пока на его коже не показалась капелька крови. – Все, все, перестань. – Он поморщился. – Я все понял. Одно небольшое движение руки – и она перережет ему горло. Может, попробовать? Все между ними будило в ней слишком знакомое чувство, слишком острое ощущение близости. И ее подмывало избавиться от этого чувства, отсечь его от себя, как злокачественную опухоль. У него был все тот же запах – от него пахло мятой и словно веяло легким ветерком. Теперь, когда он находился так близко, – изменилось все, и в то же время не изменилось ничего. – Продолжай, – сказала она, наморщив нос. – Объяснись. Он с досадой моргнул, пытаясь сохранять невозмутимый вид, но Джульетта чувствовала, как бешено бьется его пульс под ее пальцами, касающимися его горла. Она чувствовала его страх. – Мне нужно кое-что узнать, – выдавил он из себя. – Ну надо же. Он поднял брови. – Если ты отпустишь меня, я все объясню. – Я предпочитаю, чтобы ты объяснился прямо сейчас. – О, Джульетта. Щелк. Щелчок пистолетного предохранителя. Джульетта удивленно скосила глаза влево, где лежал пистолет, который она выбила из его руки. Затем она снова перевела взгляд на Рому и обнаружила, что его красивые губы изогнуты в насмешливой улыбке. – Что? – спросил он, и его голос прозвучал почти задорно. – Ты думала, что у меня только один пистолет? Ее талии коснулся холодный металл, его холод проник сквозь материю ее платья, дуло вжалось в ее кожу. Неохотно, медленно Джульетта убрала нож с горла Ромы и, так же медленно встав, отошла на два шага от его пистолета. Они одновременно убрали оружие. – Тот малый, который минувшей ночью умер в вашем кабаре, – начал он. – Ты помнишь, что на нем были разные башмаки? Джульетта прикусила щеки изнутри, потом кивнула. – Я нашел башмак, похожий на один из тех, что были на нем, в реке Хуанпу рядом с тем местом, где погибли остальные семь человек в ночь праздника Середины осени. Думаю, тогда он смог сбежать. Но он унес это помешательство с собой, и оно настигло его сутки спустя в вашем кабаре. – Этого не может быть, – тут же возразила Джульетта. – Наука не… – Это нельзя объяснить с помощью науки. Почувствовав возмущение, Джульетта подняла плечи и сжала кулаки. Может, сказать ему, что он параноик? Но она знала, насколько добросовестно он относится к важным делам. Если он считает, что такое возможно, скорее всего, так оно и есть. – Что ты имеешь в виду? Он сложил руки на груди.