Часть 51 из 84 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Свои стрелы я ношу с собой, – задумчиво сказал Аполлон. – В колчане.
Зевс ожег сына взглядом, как кнутом:
– Ты предлагаешь мне носить молнии в колчане?
Аполлон промолчал.
– В колчане! – не унимался Зевс. – Сравнил молнию со стрелой! Кстати, что ты делаешь, когда стрелы заканчиваются?
– Колчан, – напомнил Аполлон. – Он неиссякаемый.
Зевс посмотрел на Гефеста.
– Забудь, – кузнец допил чашу, отер усы. Даже с отцом он был груб, иначе не умел. – Колчан для молний? Пусть делает кто-нибудь другой.
– Другой?
В голосе Зевса прозвучала угроза.
– Ага, – кузнец остался хладнокровным. – Всех-то дел: найти мастера лучше Гефеста. Найти или родить, без разницы.
По бороде хромого труженика текли ручьи соуса: мед, уксус, тимьян. Со свининой бог давно покончил, сейчас он доедал остатки гороха с чесноком. Черпал руками, прямо из золотой миски, украшенной по краю фигурками пляшущих сатиров. Даже на олимпийских пирах Гефест не желал довольствоваться нектаром и амброзией, предпочитая еду посущественней.
Кто хорошо работает, говаривал он, тот хорошо ест.
– Морем? – предположил Посейдон. – Если морем, я готов подумать.
Зевс повернулся к брату:
– Как ты себе это представляешь?
На советах богов Посейдон или молчал как рыба, или спорил до хрипоты. Сегодняшняя идея не была ни спором, ни молчанием. Тем больше подозрений она вызвала у хозяина Олимпа. Все необычное – опасно. Учитывая ревность брата к могуществу Зевса, младшего годами, но старшего титулом, все, что предлагал Посейдон, следовало трижды взвесить, оценить, измерить.
– С Тринакрии выходим в Ионическое море…
Широким жестом Посейдон нарисовал в воздухе карту. Все было как живое: острова, волны, барашки пены. Где-то закричали чайки.
– Идем на восток, между Кефалленией и Закинфом. Берем южнее, спускаемся, огибаем Пелопоннес. Дальше на северо-восток, проходим Киклады. Возле Андроса входим в Месогийское[75] море…
Все притихли. Следили за крошечной ладьей, плывущей по воле Посейдона.
– Плыть в обход? – нарушила молчание Афродита. – Зачем? Пелопоннес вон какой большой!
На советах богиня любви обычно молчала. Но не всегда.
– Это долго, дядя. Почему бы не пойти напрямую, как все?
– Это как?
– Через Крисейский залив.
– Крисейский? – Посейдон стал багровым, как спелый гранат. – А через Истм как? Потащим молнии волоком? По перешейку? Быков запряжем?!
Афродита обиженно поджала губы:
– Вели смертным прорыть Истм. Их как муравьев, за год справятся. И кораблям проще будет ходить. Корабли, между прочим, по твоей части, еще спасибо мне скажешь. Маяк поставь…
– Нельзя, – вмешался Аполлон.
– Почему?
– Моя пифия в Дельфах сказала: «Не снабжай перешейка башней и не прорывай его!» Я ей верю, она без причины слова не вымолвит. Было, значит, видение. Пророем Истм – пожалеем.
– Повторяю для слабоумных…
Посейдон взмахнул рукой так, словно держал трезубец. Кое-кто из пирующих даже начал озираться: не поднялись ли волны?
– Делаем крюк, заходим в Месогию. Затем на северо-северо-запад, вдоль побережья Эвбеи. Входим в Фермейский залив, причаливаем. От берега до Олимпа – сотня олимпийских стадий[76], всего-ничего. Тут мы что-нибудь придумаем. Или ты, – он мотнул головой в сторону брата, – будешь ждать на берегу. Так даже проще…
– На берегу? – вызверился Зевс. Грохнул кулаком по столу: – Я громовержец или береговая стража? Ладно, даже если на берегу… Возить, возить кто будет? Молнии, а? По морям, по волнам? Сцилла? Харибда?!
Посейдон почесал затылок:
– Нет, к этим гадинам доверия нет. Даже если обещать прокорм… Нет, нельзя. Они не слишком-то плавучие. Сцилла в пещере сиднем сидит. Харибда лежит на дне, воду заглатывает. Их только за смертью посылать…
Он сделал Гебе знак, что хочет повторить. Богиня юности заторопилась к могучему дяде с чашей, полной багряного нектара. Терпение не числилось среди добродетелей властелина морей, Геба это знала не понаслышке.
– Тавмант? – предположил Посейдон, ополовинив чашу. – А что, хорошая мысль! Могу переговорить. Вдруг согласится? Все-таки великан…
Боги притихли. Тавмант Чудесник действительно был подводным великаном, способным поднять тяжкий, смертельно опасный груз. Но главное, Тавмант был божеством морских чудес. А где чудеса, там и молнии поплывут. В пользу Тавманта говорило еще и то, что он был отцом Ириды, стремительной вестницы богов, а по матери великан приходился близкой родней мятежнику Тифону, чей огонь Гефест пустил на молнии. Сам же Тавмант в мятежных поползновениях замечен не был: сидел на дне, пускал пузыри.
Удивительное дело! Предложения Посейдона, обычно безумные или требующие усилий стократ бо́льших, чем те, что могли бы окупиться, на сей раз оборачивались реальной выгодой.
– Остынут, – нарушил молчание Гефест.
Зевс повернулся к сыну:
– Кто остынет? Тавмант?
– Молнии. Если везти по морю, остынут. Если везти под водой, погаснут.
– Это точно?
Олимпиец сдвинул косматые брови:
– Если ты лжешь, хромой… Самого заставлю с молниями бегать!
– Я вам не мальчик на побегушках, – куском лепешки Гефест подчищал миску. – Зачем мне лгать? Знаю, что говорю, который год у наковальни! Если хочешь, отец, могу разнести чаши с нектаром. Вместо Гебы, а? То-то вы посмеетесь…
– Надо создать Дромос, – перебила сына Гера.
– Что?
– Создать, говорю, коридор, – покровительница семейных уз мыслила практично, иначе не умела. – Путь богов: из кузни сюда, на Олимп. Если что, могу сделать. Мне не в тягость. И так весь дом на мне.
– Смерти моей хочешь? – вкрадчиво поинтересовался Зевс у жены. – Кто клялся не покушаться на любимого супруга, а? Забыла?!
После «бунта золотых цепей» – так Олимпийская Дюжина звала меж собой неудачное восстание Семьи – Зевс с крайней настороженностью относился к советам жены. В каждом видел подвох, посягательство на власть, честь, здоровье.
Гера вздохнула:
– Ты ко мне несправедлив, господин мой, – сама невинность, она была сейчас чудо как хороша. Афродита, и та скисла от зависти. – Есть ли в мире что-то, о чем я пекусь так же сильно, как о твоих делах?
– Чистая правда, – буркнул Зевс. – Чем ни займусь, ты уже тут как тут.
Боги отвернулись, пряча улыбки. Все знали, чем по большей части занимается владыка богов и людей. Поголовьем внебрачного потомства с ним мог поспорить разве что Посейдон, тот еще жеребец. Гера мстила изменнику, как могла, но за всеми соперницами не поспевала – силы богини брака воистину были несравнимы с мощью ее властительного мужа.
– Дромос, – напомнила Гера. – Как насчет коридора? Строить?
– Когда ты в последний раз принимала боевую ипостась? – ответил Зевс вопросом на вопрос. – Ты вообще когда-нибудь бывала в боевой ипостаси?
– Я в этом не нуждаюсь, – с достоинством парировала Гера. – У меня есть муж. Если я в опасности, он меня защитит. Если я чего-то не понимаю, если я выступаю с сомнительными заявлениями – муж мне объяснит, и я пойму. Замечу, объяснит, а не подвесит несчастную жену между небом и землей!
– Отец прав, – внезапно сказала Афина.
– Отец прав, – подержал Арей.
– Отец прав, – согласился Аполлон.
Эхом слов был блеск копья, меча, стрел.
– Отец прав, – произнесла Артемида.
– Отец прав, – улыбнулся Гермий.
– Отец прав, – бросил Гефест.
– Мой брат прав, – рокотнул Посейдон.
book-ads2