Он толкает дверь, и мы оказываемся в комнате, которая, видимо, стала новой спальней Мэл. Мне сразу бросается в глаза больничная кровать, но письменный стол из «Икеи», за который я садилась в тех редких случаях, когда делала домашнее задание, по-прежнему стоит у стены. Мне требуется секунда, чтобы найти взглядом Мэл, а потом еще одна, чтобы осознать, что она сидит в коляске. В горле образуется огромный ком, лишая меня дара речи. Похоже, Мэл тоже теряет способность говорить. Она только несколько раз моргает. Пока стоит тишина, я замечаю, какой маленькой и хрупкой выглядит Мэл. Раньше она то и дело пробовала новые диеты (и конечно, никогда не доводила их до конца), игнорируя тот факт, что работала в пекарне и жила с двумя сыновьями, аппетит которых с легкостью позволил бы им съесть слона. Но сейчас она настолько худая, что сразу видно: никакой диетой такого не добиться. У нее бледная кожа, и мой взгляд снова и снова останавливается на ее запястьях. В них осталось так мало плоти. – Джесси, – наконец выдыхает она. Я подхожу ближе. Мне очень хочется дотронуться до нее, но я ужасно боюсь. – Привет, малышка, – улыбается она. Я теряю остатки самообладания и начинаю рыдать. Упав на колени, я обнимаю ее за ноги. Она смеется и проводит рукой по моим волосам. – Боже мой, не такой реакции я ожидала. Неужели теперь один мой вид вызывает у людей слезы? Я всхлипываю и ловлю ртом воздух, дрожа всем телом. Почему она меня обнимает? Зачем пытается успокоить? – Что ты тут делаешь? – спрашивает она, как будто мой визит стал для нее неожиданностью. – Я же тебе говорил, мам. Она и есть твой сюрприз. Только сейчас я осознаю, что Люк все еще стоит рядом с нами. А еще я понимаю, что Мэл действительно не знала, что я приду. Я оборачиваюсь и бросаю на Люка недоуменный взгляд, но он просто смотрит на нас, прислонившись к стене. Я ее сюрприз? Но он же сказал… Он говорил мне… Это Люк захотел, чтобы я пришла? – Я так на тебя зла, – говорит Мэл и берет мое лицо в ладони. У меня сжимается сердце, и я опускаю взгляд. Ну вот и началось. Это реакция, которую я ожидала. Это реакция, которую я заслуживаю. Возможно, она прикасается к моему лицу, только чтобы дать мне пощечину. – Я ужасно, ужасно на тебя зла, – продолжает она. – Но ты все равно выиграла! Как же я, черт возьми, рада за вас двоих! Даже готова простить тебя за то, что ты совсем про меня забыла. За нас двоих? Произнося эти слова, она указывает на меня, а потом на Люка. Я в замешательстве отстраняюсь от нее и встаю на ноги. – Не понимаю, о чем ты, – выдавливаю я. Люк внезапно подходит ко мне. – Она говорит про нас, – поясняет он. Его рука обвивается вокруг моей талии, и я подпрыгиваю на месте. А потом опускаю взгляд, чтобы проверить, не галлюцинация ли это. – Я… – Да-да, я помню, что мы пока не собирались никому про нас рассказывать, но я не удержался, – говорит Люк. Я поворачиваюсь к нему и сверлю его взглядом, а в следующий момент он подносит руку к моему лицу и нежно смахивает слезы со щек. Мое сердце едва не останавливается, когда я чувствую его прикосновение – столько месяцев спустя. – Надеюсь, ты не против, – добавляет он. Взгляд Люка притягивает меня как магнит, и в нем явно скрыто какое-то послание. Вызов? Нет, мольба. Но что это за мольба? Чего именно он от меня хочет? Молчание затягивается настолько, что любопытный взгляд Мэл начинает прожигать в моем лице дыру. Наконец я хрипло выдавливаю: – Нет, конечно… все… хорошо. Какие бы изменения ни произошли с Мэл, ее интуиция остается непревзойденной. – Так, ладно, я не вчера родилась. Вы чего-то недоговариваете. – Ты… о чем? – мой голос срывается до такой степени, что я почти пищу. Мэл прищуривается, и Люк вдруг начинает смеяться. Я так давно не слышала его смеха. Но сейчас, стоя рядом с ним, я чувствую себя так, словно нахожусь в эпицентре землетрясения. Я вздрагиваю. – Давай расскажем ей, – заговорщицки предлагает он, крепче прижимая меня к себе. – Мама, поверь, тебе не нужно знать, как это произошло. То, как мы снова начали встречаться. Кажется, она относится к его словам скептически, но все-таки наклоняется чуть ближе. – Расскажите! – Это немного… личное, – произносит он. Я перевожу взгляд с Люка на Мэл, зачарованная этим представлением, хотя ничего не знаю о его героях, не говоря уже о сюжете. – Так это же хорошо. Когда я соблюдала личные границы? – интересуется Мэл. – Ну мам, – стонет Люк. – Не мамкай мне! Хочешь лишить умирающую женщину последних радостей в жизни? Атмосфера в комнате тут же меняется; лицо Люка приобретает серьезное выражение. Та Мэл, которую я помню, никогда не говорила о смерти. Она говорила, что пытается пережить свое Большое Зло. – Давай в другой раз, – тихонько предлагает он. – Мэрилин придет с минуты на минуту. – Мэрилин – это моя медсестра, – поясняет мне Мэл, и я киваю, как будто это нормально, что она говорит мне такое. Как будто это нормально, что она вообще со мной разговаривает и радуется лжи, которая льется из уст Люка. Я не имею ни малейшего понятия, что здесь происходит. – Мне… пора на работу. – Я нахожу самый быстрый путь к отступлению. – Ой, точно, я совсем забыл, – говорит Люк и почесывает голову. Мой личный радар, реагирующий на чушь, уже настолько выведен из строя, что на долю секунды я задаюсь вопросом: а когда я успела рассказать ему, что работаю? Когда до меня доходит, что я ничего ему не говорила, сгусток гнева временно берет верх над замешательством. – Обними меня перед уходом, – просит Мэл, и я освобождаюсь из объятий Люка, чтобы попасть в объятья Мэл. – Я тебя люблю, – шепчет Мэл мне на ухо. – Так всегда было и всегда будет. И тогда я понимаю, что она ни о чем не знает. Как? Как она может не знать? После стольких месяцев? – Я тоже тебя люблю, – задыхаясь от подступающих слез выдавливаю я. Она крепко сжимает меня в своих классических объятиях, а потом я делаю шаг назад и выхожу из комнаты. Люк говорит матери, что скоро вернется, и следует за мной, придерживая меня рукой за спину. Пока мы идем по коридору, у меня кружится голова. Замешательство снова стремительно сменяется удушливой красной волной гнева. Как только я уверена, что Мэл нас не услышит, я скидываю его руку со своей спины и оборачиваюсь к нему лицом. – Что это вообще было? Он оборачивается через плечо и знаком просит меня идти дальше. Когда мы оказываемся в гостиной, он хватает полупустую бутылку воды и делает большой глоток.