Уиллоу закатывает глаза и никак не реагирует на его слова, но во взгляде Брэтта вспыхивает раздражение. Эндрю не унимается и пробует еще раз. – Научи меня своим приемчикам. – Не буду я тебя ничему учить, – говорит Уиллоу. – Братан, ты к ней лучше не лезь… Какой-то парень – кажется, одиннадцатиклассник – хлопает Эндрю по спине, но тот слишком пьян, чтобы смущаться. Он лишь смеется, и все вокруг начинают смеяться с ним (или над ним). – Ты бы лучше к Джесси подкатил, – вставляет Эрик. Услышав свое имя, я замираю и пытаюсь не реагировать на слова, которые он произносит дальше. – Все знают, что она та еще шлюшка. Но я все равно реагирую так, как он и рассчитывал. Я подаюсь назад. Все стоящие рядом моментально замолкают. Наконец Уиллоу бьет его по плечу и говорит: – Эрик, какого черта? Даже все эти месяцы спустя слова Эрика все еще способны ее шокировать. – Да, братан, ты ведешь себя не круто, – поддерживает ее Брэтт. – Отвали, Эрик, – говорю я. Смущение змеей обвивается вокруг моего тела, но я заставляю себя посмотреть Эрику в глаза. Очень мило, что Брэтт и Уиллоу за меня заступились, но я сама прекрасно могу объяснить ему, на сколько букв ему стоит пойти. Не то чтобы эта способность сильно мне помогает. – Отличная идея, Рамфилд, но, думаю, я откажусь. Напряженность сгущается настолько, что ее можно резать ножом. – Как ты это пьешь? – ни с того ни с сего спрашивает Эндрю, указывая на мою газировку. – На вкус как моча. Видимо, он хочет снизить эмоциональный накал смешной шуткой. По его мнению, я, наверное, должна улыбнуться и сказать что-то забавное в ответ, но я ему не подыгрываю. Выясняется, что я сама прекрасно могу делать кое-что еще: чувствовать себя как дерьмо. Эрику даже не надо меня к этому подталкивать. Поэтому я разворачиваюсь и ухожу, по пути выкинув недопитую банку в мусорку рядом со столиком с напитками. Я слышу, как Уиллоу кого-то отчитывает, а потом бежит за мной через весь двор. – Джесси, ты как? Можем уехать прямо сейчас, если хочешь. – Все нормально. – Я закатываю глаза, притворяясь, что слова Эрика вызывали во мне лишь легкое раздражение. – Я просто посижу в машине, пока ты не соберешься домой. Не хочу, чтобы ты из-за меня так рано уходила. Уиллоу берет меня под локоть. – Как будто я сама хочу тусить с этими придурками! – Уиллз… – я хочу ее переубедить, но она не дает мне закончить. Она уже ведет меня к воротам, а потом поворачивает за угол коттеджа, направляясь к тому месту, где мы оставили машину. – Извини, пожалуйста, – повторяю я третий раз, останавливаясь возле ее дома. – Можно задать тебе вопрос? – спрашивает она, склоняя голову набок. – Да, конечно. – Зачем он это делает? Говорит такое… Я смотрю на дом Уиллоу сквозь ветровое стекло. – Мы никогда не ладили. А знакомы мы с самого детства. – Да, но он все время стремится тебя задеть. И делает это с такой злобой. Я пожимаю плечами. – Просто у него такой характер. Я выдавливаю из себя улыбку, но Уиллоу явно мне не верит. Если бы она знала о том, что произошло прошлым летом, она, наверное, тоже стала бы меня ненавидеть. Но она не знает, а потому наклоняется ко мне и заключает в объятия. – Подумай вот о чем: лето скоро закончится, и ты больше никогда не увидишь этого Эрика. – Да, точно, – соглашаюсь я, хотя это не совсем так. Мы живем в маленьком городке, и, хотя все думают, что после школы уедут отсюда навсегда, на самом деле они будут возвращаться. Пусть ненадолго – в гости к родственникам или на праздники, – но все-таки. А я даже никуда и не уезжаю. Уиллоу выходит из машины и машет мне рукой. По дороге домой я стараюсь забыть о дурацких словах Эрика, но мне это не удается. Дело даже не в том, что он произнес их при всех или что он делает подобные выпады уже не один месяц и явно не собирается останавливаться. На самом деле где-то глубоко я знаю, что он прав в своем отношении ко мне. Я плохой человек, хоть я и всеми силами пытаюсь это исправить. Слишком многое уже нельзя изменить. Подъезжая к своему дому, я замечаю, что напротив него, на обочине, стоит какая-то машина. Она серебристого цвета, и мне кажется, что я уже где-то ее видела. Когда я выхожу из машины, я вдруг понимаю, что это тот же автомобиль, который стоял у дома Коэнов, когда я проезжала мимо. И что сейчас из него выйдет Люк. Я застываю на месте, а он идет ко мне через дорогу. Мое сердце отбивает в груди бешеный ритм. Люк все приближается, и вот он уже стоит передо мной. В лунном свете кажется, что его волосы светятся. – Я пытался до тебя дозвониться, – без предисловий говорит он. – Не знал, дома ли ты. Мне нужно несколько мгновений, чтобы собраться с силами и пробормотать: – Я не видела… не смотрела на телефон. Я не свожу с него глаз, и на меня лавиной обрушиваются все произошедшие в нем перемены. Его взгляд теперь кажется хмурым, голос звучит холодно. На подбородке проступает короткая щетина. – Люк, – начинаю я, но он меня перебивает. – Она хочет тебя видеть, – говорит он. И я сразу понимаю, кого он имеет в виду. Мэл. Мэл хочет меня видеть. В моей голове роятся тысячи вопросов, но я выдавливаю из себя лишь один. – Когда? – Завтра? – предлагает Люк, и я киваю. Еще секунду он смотрит на меня, а затем разворачивается и идет обратно к машине. Он уезжает, а я остаюсь стоять на дороге. Мне хочется позвать его, поехать вслед за ним и снова оказаться в том месте, которое раньше было для меня домом. 4 ТОГДА Если пересчитать все секреты, которые я рассказала в доме Коэнов, можно подумать, что я там жила. Как-то, когда я была в пятом классе, мы с Мэл убирались в гараже, и я сообщила ей, что у меня начались месячные. Тринадцатилетняя, я поведала Мэл о своем первом поцелуе – с Каллэмом Тернером, – пока мы с ней танцевали в гостиной под песни Эми Уайнхаус. Мы с Люком и Ро бегали по газону между разбрызгивателей, когда я поделилась с ними тем, что увидела, как папа тайком курит у дома. Мы с Ро сидели в сарае, когда я рассказала, что депрессия моей мамы началась после того, как она родила меня. Шла четвертая неделя летней школы. Мы с Мэл сидели на кухне, когда я наконец призналась ей и себе, что у меня проблемы с матанализом. – Как же так? Это потому что ты слишком много времени проводишь здесь? – спросила Мэл. – Я же тебе говорила: хватит за мной ухаживать. Я в порядке!