ла перчатки. Начо подпер мотоцикл и спустился с него, а шлем по- весил на ручку. Он схватил тонкими пальцами молнию комбинезона и расстегнул его, показав обнаженную та- туированную грудь. Я сглотнула слюну и наблюдала, что он будет делать дальше. Он соскользнул с верхней части и повернулся ко мне. Теперь, не говоря ни слова и не гля- дя мне в глаза, он потянул молнию на моем комбинезоне и, просунув руки внутрь, освободил меня от прилипшей к телу кожи. Я чувствовала на своем плече его мятное ды- хание, а прикосновение его руки заставляло меня ежеми- нутно взрагивать, как от тока. – Как это так, девочка, что каждый раз, когда мы со- прикасаемся друг с другом, я чувствую, будто в меня стре- ляют? Я подняла взгляд и встретилась с зеленым взглядом; он ждал. 192 Его загорелая кожа была слегка потной, а увлажнен- ные языком губы блестели и провоцировали на поцелуй. – Я тоже это чувствую! – прошептала я, когда мы за- стыли в нескольких миллиметрах друг от друга. – Я бо- юсь... – я опустила голову. – Я с тобой! – прошептал он, поднимая мое лицо за подбородок. – Именно этого я и боюсь больше всего! Пальцы канарца скользнули по моей щеке, а большой палец обхватил нижнюю челюсть и поднял ее. Ко мне не- отвратимо приближались его губы. И я не собиралась ни сражаться, ни бежать, ни сопротивляться. В моей голове, как мантра, звучали мамины слова о том, что нужно быть эгоисткой и делать то, что я хочу. Губы Начо обошли мои и прижались к обнаженной клю- чице, потом к шее и уху. Я задыхалась, и мое тело требо- вало большего. Он поцеловал щеку и нос, и когда я была уверена, что он коснется моих губ, он застыл. – Я хочу тебя накормить! – прошептал он и сплел свои пальцы вместе с моими. Мы двинулись в сторону дома. Я застонала в душе, еда была последним, чего мне хо- телось в данный момент. Все мое тело тянулось к нему, и каждая моя клеточка жаждала, чтобы он обладал мной. Но он вставил ключ в замок, открыл дверь и отпустил 193 меня. Я огляделась по сторонам и, услышав звук замка, застыла. – Пожалуйста, – сказал он, протягивая мне телефон. – Позвони родителям и скажи, что не вернешься на ночь. Он оставил меня и прошел по коридору, в конце которого находилась кухня. Я стояла ошеломленная и думала, что делать. Но, пре- жде всего, как я объясню Кларе Биль, что не собираюсь появляться к ужину? Я повернулась и прошла через пер- вую попавшуюся дверь, ведущую в гостиную. Стены олив- ково-зеленого цвета и коричневые диваны прекрасно гармонировали с висящим над камином оленьим рогом. Дальше стоял стол, за которым могли бы поместиться восемь человек, вокруг него были расставлены тяжелые деревянные стулья с мягкими бордовыми сиденьями. Все это выглядело как эксклюзивный охотничий шале. После короткой беседы с мамой и еще одной кучи лжи я положила телефон на каменную столешницу и села на высокий табурет. – Моя «стервочка» осталась на рынке! Начо обернулся. В руке он держал сковородку и во- просительно смотрел на меня. – Мой мотоцикл, – пояснила я, – все еще стоит при- паркованным там, где я его оставила. 194 – Ты не права, – ответил он, улыбаясь мне. – Я тоже не путешествую один, девочка. Возможно, я не такой пока- зушный, как Торричелли, но везде, где есть я, есть и мои люди. Твоя «стервочка», – фыркнул он, – находится на