Прю не потрудилась объяснить, как непросто наладить оцепление на широких, открытых площадках. Дэвид снова посмотрел на листок, который он держал в руках. Нечеткий, плавающий почерк, какие-то цифры – все это справа, а в нижнем углу шариковой ручкой помечено: «Буду называть ее Клэр». – Все будет в порядке? – спросила Рейчел. Паркер не ответил. Он свернул лист и держал его между пальцами. Его глаза сделались влажными… Глава 11 Это была такая же винтовка, как и та, с которой он проходил подготовку на Черной горе, но оснащенная новым оптическим прицелом марки «Шмидт-энд-Бендер» с сеткой «Хорус». За линиями, точками и цифрами были люди. Сотни людей. Сколько человеческих жизней прервалось с помощью такого вот прицела! Целые толпы заполнили улицы, готовясь праздновать Четвертое июля. Несколько раз моргнув, он вспомнил ветровое стекло того самого красного «Форда» в Неваде. Стекло, забрызганное кровью… Кевину предстояло принять решение, но он не знал, сможет ли это сделать. Три дня он проторчал в «Тойоте» вместе с Миттагом. Когда они наконец добрались до Флориды, он с большим облегчением выбрался из чертовой машины. И повеселел. Даже несмотря на то, что к тому времени он знал, зачем его сюда привезли. – А где Мартин? – спросил Мур на шоссе в Миссури, глядя на очертания гор на горизонте. – Трудно сказать, – отозвался его спутник. – Вы серьезно не знаете? Миттаг покачал головой, напряженно вглядываясь в дорогу. – Это большая страна, приятель. И если ты не используешь интернет, то не сможешь управлять людьми из одного места. У Мартина свои полстраны, у меня – свои. Он – восток, а я – запад. – Но сейчас мы едем на Восточное побережье. – Да, – ответил Бенджамин, как будто в прозвучавшем вопросе не было никакого противоречия. – А как вы общаетесь друг с другом? – Никак. Ну, точнее, общаемся. Но нечасто. Кевин удивлялся, как вообще можно что-либо предпринять и выработать согласованную стратегию, если оба лидера крайне редко связываются между собой. Да и в самом деле, чего можно было так добиться? Или, может, как поговаривали некоторые, они просто скрывались. Для того чтобы их не обнаружили? Или существовал какой-нибудь генеральный план, частью которого стал теперь и Мур? – А как вы тогда узнаете, что нужно делать? Ну то есть если вы не можете даже что-то обсудить? – продолжил расспросы молодой человек. На лице Миттага промелькнула злоба. – Как узнаем, что делать, если Мартин не сможет посоветоваться со мной? Болтовня с народом – его епархия. Это то, что он умеет лучше всего. Но без меня не было бы никаких дел. Настоящих дел. Кевин выждал паузу, а затем снова подал голос: – Я слышал, что раньше, в самом начале, вы читали лекции. Да так, что слетала краска со стен! Комплимент слегка расслабил Бенджамина. – Да, я говорил без обиняков. Но если бы продолжал в том же духе, то ничего бы хорошего из этого не вышло. – Вы подстрекали к насилию. – Я призывал к действию. Если каждый человек преследует в жизни свои собственные особые интересы, то в этом смысле Миттаг был уникальной личностью. Он, казалось, ненавидел все слои общества. Значительную часть юности он провел в тюрьмах и чувствовал, что это давало ему более реалистичный взгляд на мир, чем у выпускников колледжей, с которыми он теперь вынужден был работать. Полицейские, которые упекли его за решетку, начальники тюрем, политики, создававшие законы, владельцы магазинов, которые он обкрадывал, матери и отцы, которые превратили своих детей в клептоманов, учителя, которые пытались превратить детей в добропорядочных маленьких потребителей, и даже воры вроде него самого – все были выстроены в очередь на осмеяние. И случись Революция, их всех поставили бы к стенке. В отличие от Бишопа, который заявлял, что им движет надежда, главным мотивом Бенджамина стала суровая убежденность в том, что на него всегда смотрели свысока и что Америке пора заплатить за его унижение. Но подобный вид побуждения, размышлял Кевин, довольно переменчив. Желание отомстить презиравшей его элите могло легко измениться, если бы его собственные товарищи начали его злить… – Где вы выросли? – спросил Мур где-то в Теннесси. – В одной дыре в Пенсильвании. – А Мартин? Почему вы с ним сошлись? Миттаг покосился на собеседника. – Увидел возможность. – Чего? – Перемен, – сказал Бенджамин. Но то, как он это произнес, навело Кевина на размышления. Имел ли Миттаг в виду перемены в мире или перемены в его собственной жизни? Мур почему-то заподозрил последнее… – И ты в этом смысле первый шаг. – Я? – Ты, братец. Но ты будешь не один. Не волнуйся. Ты больше никогда не будешь один. Возможно, это было самое страшное, что произнес Бенджамин Миттаг за всю поездку… Кевин вздохнул, окидывая взглядом толпу, а затем перевел его на платформу на пересечении Крэндон и Харбор-стрит, украшенную флагами и заполненную местными официальными лицами. В громкоговорителях гремел голос Майли Сайрус[22], исполнявшей «Вечеринку в США». Даже на расстоянии нескольких кварталов музыка была хорошо слышна в открытом окне на седьмом этаже жилого дома. Молодой человек прикинул расстояние, а потом оценил скорость ветра. Платформа была частично затенена пальмами, и когда он слегка повернулся, на стеклах его очков от яркого солн-ца запрыгали неприятные блики. Но ему приходилось попадать и в куда худшие условия… В провинциальной Джорджии Миттаг воспользовался телефоном-автоматом. Кевин поджидал его в машине. Когда Бенджамин вернулся, вид у него был ликующий. – Шесть! – торжественно произнес он. – Шесть чего? Миттаг завел машину и усмехнулся. – Шесть пощечин по лицу этой страны. Шесть капель крови, чтобы накормить вампира. В голове Мура промелькнуло злополучное ветровое стекло и шесть кровавых пятен… Пора действовать, ребята! Выходит, таких, как он, было шестеро. Шесть Кевинов, сжимающих в руках снайперские винтовки, приводящих в действие взрывчатку или подмешивающих смертоносный яд в пищу… Применяющих любые из многочисленных способов убийства. Шесть операций одновременно. Конечно, от осознания ему не становилось легче. И не приносило никакой пользы. Когда они достигли Либерти-Сити, их уже ждала там Холли. Она забрала Мура и отвезла его в заброшенный пригородный дом без телефонной линии. В безопасное убежище, рассчитанное максимум на двоих. Но даже здесь эта симпатичная двадцатидвухлетняя блондинка ни разу не упускала Кевина из виду… Она уже составила кое-какие планы, которыми поделилась за обеденным столом. Вот его дом. Вот улица. А вот платформа, где будет выступать его «объект». К месту ликвидации «объекта» вела единственная дорога через Бэйр-Кат-бридж, а потом их должен был забрать оттуда катер. Холли все это знала. Знала, как туда попасть и как потом скрыться. И сказала, что была бы просто счастлива нажать на спусковой крючок. Но, как и сама Революция, она знала и свои рамки. Что же произошло за это время? После двухнедельного пребывания среди своих товарищей, главной заботой каждого из которых было оставаться вне поля зрения закона – целых две недели в положении затаившегося зверя, – Миттаг затащил Мура прямо в эпицентр преступления, о котором тот раньше и не догадывался. Что бы Кевин ни думал, что бы он ни знал уже о «Бригаде», все его прежние представления строились пока на одних лишь догадках. И несмотря на то, что зеленоглазая Мэри не знала о том, что убийства людей входят в первоочередные планы «Бригады», она была зорким сторожем-привратником – «Я сказала им, какой ты замечательный». Теперь благодаря своим навыкам, полученным на воинской службе, и простому везению он оказался на самом острие революционного штыка. Музыка резко прекратилась, и послышались приветствия, крики и аплодисменты. К микрофону подошел мэр или кто-то очень похожий на него. Сказать наверняка было трудно. Перед глазами у Мура стояло лишь лицо, которое он не должен был упустить. Это была женщина, и до этого она сидела на дальнем краю сцены, непринужденно болтая с одним из помощников. Теперь она вскочила на ноги и, все еще улыбаясь, расправила длинную юбку. Мэр тепло поблагодарил всех за то, что они пришли сюда в этот прекрасный день. А потом подмигнул Майли Сайрус. Снова радостные возгласы, крики. Холли перевезла Кевина через мост и остановила машину в квартале от жилого дома. Когда он, перекинув сумку через плечо, хотел выйти, она велела ему не торопиться. И успокоиться. Весь путь пешком они проделали вместе – слившись с толпой, оба наслаждались чистым океанским воздухом. Потом Расмуссен отдала своему спутнику ключ от квартиры и сказала, что, когда все закончится, будет ждать его здесь же. Он попросил, чтобы она не маячила у всех на виду, но в ответ она расстегнула куртку. Мур увидел у нее за поясом небольшой «вальтер» – по ее словам, «на случай, если флоридские ребята слишком обнаглеют». Потом она поцеловала его в щеку. – Удачи тебе. В холле никого не оказалось – только пустой стол. В квартире на седьмом этаже был телефон, но он не работал. Потертая, затасканная мебель… Интересно, долго ли пришлось Бишопу или Миттагу торчать здесь, подыскивая подходящую кандидатуру? Кевин подошел к окну и расстегнул молнию на сумке. Мэр произнес ее имя, и она услышала его. Снова поправила юбку, улыбнулась и, взмахнув рукой, уверенно вышла на ярко освещенное солнцем место у микрофона. Женщина-конгрессмен, готовая к общению с публикой. Яркий пример современной демократии, работающей здесь чертовски хорошо. Мур вспомнил: бах. Бах. Бах… Линии, точки и цифры сошлись на ее лице. Она точно попала в перекрестье оптического прицела. Все пока шло по плану. Пора, ребятки, не так ли? У нас впереди длинный путь. Он должен был принять решение, но не был уверен, что сможет это сделать…