Кончилось тем, что серым дождливым утром, через двенадцать дней после злосчастной вечеринки, Рейчел с Шумером пили кофе в книжном магазине «Политика и проза». Она изо всех сил старалась быть к нему благосклонной, а он, как всегда, лез из кожи вон, набивая себе цену. Сэм потер лысину, покрутил кончики усов и спросил, правда ли, что восемнадцатого июня Бишопу помогли сбежать предатели из ФБР. – Вы у меня спрашиваете?! – почти возмутилась его собеседница. Журналист в ответ пожал плечами и сказал, что вокруг ходит много разных слухов, а этот – едва ли не самый правдоподобный. Потом, сделав глоток кофе, он добавил: – Послушайте, Рейчел. В политическом плане мы с вами находимся по разные стороны баррикады. Я это понимаю. Да и вы тоже. Но мне ведь нужно докопаться до правды – и вам тоже. – Нет, Сэм. В ФБР никто не помогал бежать Мартину Бишопу. Это абсурд. Ведущий наклонился поближе к Прю. – Что происходит? Мы ведь неплохо ладили. Разве я когда-нибудь бросал камень в ваш огород? Вы, ребята, – мои чертовы герои! – Если мы – ваши герои, Сэм, тогда постарайтесь нам как-то подражать. Проверяйте свои факты, прежде чем поделитесь ими с миллионами американцев. Шумер нахмурился, снова откинувшись назад. – Вы про ту историю с Северной Мексикой, не так ли? Но одно весьма респектабельное исследование… – Это дело рук правого фонда, который Южный центр правовой защиты бедноты обвинил в расовой травле. – Но их число растет, Рейчел… – Если обратиться к данным «Вашингтон пост», «Нью-Йорк таймс» и Си-эн-эн, то – нет. – Значит, корпоративные либеральные СМИ этого не заметили? Какой сюрприз! Если это разновидность мышления по принципу «спрятать голову в песок», которое сейчас исповедует Бюро, то я не уверен, что смогу дальше оставаться его поклонником. Оба на некоторое время замолчали. Рейчел испытывала тот же дискомфорт, что и Кевин Мур несколько дней назад – при упоминании о фальшивке. Если два человека не смогли договориться о самых простых вещах, на что рассчитывать в будущем? Но ей все равно надо было делать свою работу, и это помогло преодолеть отвращение. – Мне сказали, что у вас есть ко мне вопрос, – заговорила женщина. – Кажется, вы его пока не задали. – Да, – ответил ее собеседник и облизнул губы. – Поступает немало сообщений о том, что восемнадцатого без вести пропали сотни молодых людей и даже подростков. Это произошло как раз в день исчезновения Бишопа и Миттага. В «Фейсбуке» родители пропавших уже начали знакомиться друг с другом. Они организуют группы по розыску их детей. Это как-то связано с «Бригадой»? – Мы пока не знаем, – солгала Рейчел. – Но в любом случае спасибо за информацию. Мы ее тщательно изучим. Днем она сообщила заместителям Полсона свежую информацию из потенциальных наводок, которые пока не принесли плоды. Барнс едко поинтересовался, что теперь думает президент и до сих пор ли он боится теней. Линч отпустила несколько шуток. Крановски отговорился общими фразами. Когда Прю рассказала им о вопросе Сэма по поводу пропавших подростков, раздался коллективный вздох раздражения. – Если мы теперь не поспешим, – предупредила она всех присутствующих, – то можем запросто упустить ситуацию. Но никто не засуетился. Вернувшись в кабинет, Рейчел не скрывала своего раздражения. Эшли и Даг разделяли ее озабоченность, в то время как Оуэн Джейкс, сложив за спиной руки и прислонившись к стене, покачал головой. – Это могло бы иметь значение лет десять назад. Шумер поднимает шум из-за пропавших детей, и вы думаете, что стоит копья ломать? Все трое посмотрели на него. – Дело не в том, кто и что сказал, – объяснил Джейкс, – а что принимается за правду. Вот Шумер что-то говорит, а нам нужно лишь твердить прямо противоположное, притом убедительно. – А как же истина? – спросила Эшли. Оуэн усмехнулся. – В две тысячи первом мы все поставили с ног на голову. – Я думала, вы пытаетесь подобраться к разгадке, – раздраженно проговорила Рейчел. – Я этим как раз и занимался, но потом мы перехватили вот что. – Джейкс показал конверт в пластиковом файле. Передав его Рейчел, он проследил, как она вынула конверт и прочитала имя получателя. Письмо было адресовано Дэвиду Паркеру. – Меня так и распирает от желания лично вручить ему это, – сказал Оуэн. – И посмотреть, как он отреагирует. Прю вытащила из конверта единственный листок, быстро пробежала глазами текст, а затем показала его Дагу и Эшли, которые многозначительно переглянулись. Сложив письмо и вложив его обратно в конверт, Рейчел сказала: – Что ж, благодарю вас, Оуэн. Я сама позабочусь об этом. Вот почему она появилась в Трайбеке на следующий день, поднялась по лестнице и спросила Дэвида Паркера, как он себя чувствует. Вопрос был риторический, поскольку для себя она уже нашла на него ответ, как только увидела, что тот стоит, пошатываясь, посреди гостиной, в окружении раскрытых картонных коробок. Дэвид был одет, но гостья подозревала, что не позвони она заранее, он сейчас шатался бы по квартире в одних трусах… – Как видите, я до сих пор на ногах, – хрипло проговорил писатель. Прю кивнула в сторону коробок: – Переезжаете? – Это вещи Ингрид. – Что, уже сдались? Оставили надежду? – А что? Вы знаете, где она? Агент покачала головой. – Но ведь прошло всего две недели. – По-моему, достаточно, чтобы понять, что я уже ни на что не надеюсь. Они оба знали, что это ложь. Рейчел наблюдала такое раньше: самым большим сюрпризом для мужчин, которых бросили, является то, что в одиночестве им становится еще хуже. Квартира Паркера приходила в упадок, и его тело тоже – он даже не мог самостоятельно контролировать, сколько выпил. Имея крышу над головой, он, по сути, стал бездомным, и единственным, что изменилось в его жизни, стало отсутствие его жены. Без Ингрид пошла под откос и его работа, и весь былой распорядок дня. Вообще, такая зависимость для большинства мужчин всегда становилась крайне неприятным, даже болезненным открытием. – А что вы собираетесь делать с этими коробками? – спросила Прю. Не найдя что ответить, хозяин дома потер лицо, а затем сел. – Во время нашего последнего разговора, – заметила Рейчел, – вы сказали, что нам ни за что не отыскать Ингрид, потому что она приняла сознательное решение и сама не хочет, чтобы ее обнаружили. – Да, помню. – А как она дошла до такого? Писатель почесал шею, а затем пожал плечами. – Ее отец был профсоюзным лидером во Флинте. Лично я никогда не видел его, но зато много слышал. Стойкий, убежденный коммунист старой закалки. И разочарованный. Он никак не мог ужиться с тем, что Сталин погубил все шансы коммунизма распространиться по всему миру. Принял слишком близко к сердцу. Его разочарование было настолько велико, что именно этим его друзья объясняли его жестокость. – Дэвид заколебался, возможно задаваясь вопросом, нужно ли продолжать. Рядом не было той самой Ингрид, которая обычно держала его в определенных рамках. Сейчас эти рамки ставить было некому. – Мать Ингрид была завсегдатаем местной клиники. Сломанные ребра, отекшее лицо, синяки под глазами. Вот такое было у Ингрид детство. Когда ей исполнилось шестнадцать, она набралась смелости и набросилась на ублюдка с лопатой, что наконец убедило мать бросить мужа. Два года спустя, во время очень ненастной зимы, отец окончательно спился. Его нашли мертвым на берегу водохранилища Кирсли. Рейчел знала – читала о таких вещах, – что, по оценкам ООН, каждая третья в мире женщина терпит в своей жизни физическое или сексуальное насилие. Причем обычно источником такого насилия является ее же близкий – муж или сожитель. И она никак не могла выбросить из головы эту неумолимую статистику, все время вспоминала о ней. В ее мире это соотношение было еще выше, и не только потому, что она сама тоже являлась жертвой. А в первую очередь потому, что насилие порождает еще больше насилия, а те женщины, которым повезло, как правило, не попадали под ее «микроскоп». – Вы думаете, это поможет объяснить ее действия? – спросила Прю. – Не знаю, специальный агент. Сами-то что думаете? Рейчел не ответила – она только взяла свой портфель, стоявший возле стула, и открыла его. – Ну, хорошо, мы пока не нашли ее, – сказала она, – но у нас действительно кое-что есть. Она вытащила конверт, который дал ей Оуэн, и протянула его Дэвиду. Тот мгновенно узнал почерк и сразу вытащил листок бумаги. Он перевернул лист, как будто подумал, что придется читать вверх тормашками, потом его глаза наконец поймали единственное предложение, которое Ингрид набросала в самом низу. Он поднял голову. – Когда вы перехватили это? – Вчера, – ответила Рейчел. – На конверте приклеена почтовая марка Айдахо-Фолс. – Айдахо? А какого она дьявола делает в Айдахо? – На самом деле это неудивительно, – объяснила Прю. – Большие открытые пространства. Не обязательно хороший тактический выбор, но зато это дает беглецам иллюзию того, что они далеко за пределами нашей досягаемости. – Беглецам? – растерянно проговорил Паркер, но это скорее был шепот, всего лишь случайно промелькнувшая у него мысль. Рейчел знала, что это слово не укладывается у него в голове, как не укладывалось оно и в головах родных и друзей других четырехсот человек. Но именно так и обстояло дело: это были именно беглецы. Они были зернами хаоса, разносимыми ветрами Америки по всей стране. Антиобщественными элементами. Рот Дэвида не закрывался в течение нескольких секунд. А потом он покачал головой. – Так вы уже подбираетесь к ним, да? Рейчел наклонила голову. – Если они знают, что делают, то у них появятся курьеры, чтобы доставлять письма из других городов. Я сомневаюсь, что она там. Но наши люди следят за развитием событий. – Айдахо, значит… – проговорил Дэвид. – Установите там оцепление. Чтобы никто не ускользнул.