Пришлось со своей стороны ограничить такие сделки в легальности. Но как известно — любой запрет сладок, а в рыночных отношениях ещё и цену неслабо подбрасывает. Однако всё же поток литературы сделался гораздо скромнее, а наиболее ценные экземпляры уже осели в бездонных закромах Митяя. Художественной литературы это не касалось, однако такие лавки периодически проверялись. И если попадались на незаконных сделках — до свидания лицензия. Конец лета запросил повышенной активности. Вот уж где пришлось вкалывать всем от восхода и до заката. Сбор урожая оказался ещё более трудозатратным, нежели посевные. Помимо всего прочего, природа дала собственные ростки, и если в первые дни лета мы радовались всходу травы, то к середине лета устали от борьбы с сорняками. Однако во всём есть плюсы, а заодно — дополнительные рабочие места. На заготовку сена скотине бросили немалые силы. Работа велась не только в направлении добычи пропитания, но и в освоение новых территорий. Мы организовали несколько экспедиций в сторону запада. Разведчики должны были прикинуть возможности нашего дальнейшего расширения. Можно, конечно, остановить развитие на уровне одного города, но такой подход обречён на провал. Нет, как самостоятельный город мы, конечно, проживём и очень даже неплохо, вопрос: «Как долго?» Рано или поздно явятся те, кто не сдерживал собственных амбиций, и мы будем вынуждены прогнуться под более сильного. А в мои планы это ну никак не входило. Сентябрь преподнёс сюрприз, и на первый взгляд было неясно, приятный он или не очень. В итоге решили, что всё хорошо, а главное — вовремя. Хотя хлопот, конечно, прибавилось и немало. Первые сообщения были получены ночью из дальних дозорных рубежей: «В нашу сторону движется огромная масса людей». Силы мобилизовали мгновенно, и уже к утру в Тюмень прибыло почти две тысячи вооружённых бойцов. Никто не понимал, кто они такие, откуда и с какой целью направляются к нам. Но паника оказалась напрасной, однако всё же лучше перебдеть. Это оказались переселенцы с Дальнего востока, точнее будет сказать — беженцы. Первый год они пережили точно так же, как и мы, выкапывая всё, что хоть как-то возможно употреблять в пищу. Попытки вырастить собственный урожай не принесли ровным счётом ничего и всему виной град. Оказывается то, что мы посчитали за стихийное бедствие в прошлом июне у себя, в Сибири и дальше на восток уничтожило все надежды на выживание. Люди, что остались без защиты и попытались переждать ледяную бомбардировку в домах или под навесами попросту насмерть замёрзли. И случилось это мгновенно, потому как температура упала до такой степени, что железо превратилось в стекло. Почва, которая и так не успевала полностью оттаять за короткое лето, окончательно превратилась в лёд. И как только появилась возможность снова показать нос на поверхности, люди, не сговариваясь, отправились на юг. Вот только там ситуация выглядела не лучше. И вдруг непонятно откуда взявшиеся слухи разнесли весть о вновь возрождённом Урале. Мол, там появился человек, которому удалось поднять цивилизацию с колен, и жизнь в тех краях бьёт ключом. Слухи, как известно, распространяются с небывалой скоростью, и вот уже отдельные группы людей сбиваются в кучи по пути к спасению. В итоге, в направлении Тюмени образовалась орда, почти в пятьдесят тысяч человек. Чем они питались всё это время — одному богу известно. Хотя мы без лишних вопросов понимали, кто выступал в качестве пищи. Кое-какой опыт в выживании у нас уже имелся, потому размышляли недолго. Людей, естественно, приняли, правда, разделили на три равные части и расселили по подконтрольным нам городам. Где в зимний период снова решили переходить на централизованное питание. Зато теперь ушёл вопрос: «А кем нам заселять вновь осваиваемые земли?» В следующем году все эти люди отправятся дальше на запад, а пока им и здесь работа найдётся. Весь сентябрь шла подготовка к зиме и на уровне кратно возросшего населения суеты лишь прибавилось. Одна заготовка топлива чего стоит. Но в этом году мы были гораздо умнее, чем в прошлом. Опять же, сильно помог Есенин, который оказался хозяином похлеще меня, Петровича и Савельева, вместе взятых. Он отыскал старые схемы Челябинских угольных шахт и бросил все силы на их разработку. Так что теплом на зиму мы точно обеспечены, однако добыча и транспортировка требовали немалых усилий. Здесь и пригодились новоприбывшие. В октябре ударили первые морозы, но мы уже были к ним готовы. Продукты в закромах, притом не только для людей, скотина тоже обеспечена пропитанием на весь холодный период. А за прошедшее лето поголовье удалось увеличить вдвое, и уже к Новому году планировали первый пробный забой. Из дальних земель вернулись разведчики, которые принесли как хорошие, так и не очень, новости. К хорошим относились те, что множество городов по сей день остаются брошенными и бесхозными. В некоторых теплится жизнь, но до нашего уровня организации большинству из них пока далеко. Есть и те, где жизнь схожа с нашей, но их единицы. Ну а ложкой дёгтя оказались Хизмэи. Культ Инай распространялся по земле со скоростью вируса, захватывая умы и сердца людей. Они присутствовали почти в каждом поселении, где-то даже в сотрудничестве с правителями. Если так пойдёт дальше, то лет через пять, никто и не вспомнит старого Бога, а власть Хизмэев достигнет уровня Римской церкви. На данном этапе всё выглядело скромно, тихо и мирно, но мы уже столкнулись с тем, что всё это лишь видимая часть. Как передавали шпионы, которые всё ещё продолжали вести наблюдение за соседями: «Опий успешно продолжает применяться во время служб». Ничем хорошим в итоге это не закончится, но уж лучше пусть всё это происходит под нашим контролем. Петровича давно амнистировали, буквально через три дня. Ещё около месяца он смотрел на меня волком, да и здоровался сквозь зубы, хотя вид всегда делал доброжелательный. Но в мае стало просто не до обид, и он погряз в работе по самые уши. Я оставил его при себе — нечего на отдалении всякую ерунду в голове крутить. Вместо него руководителем в Тюмень отправил Савельева. В общем, жизнь шла своим чередом и, казалось, что всё наладилось. До определённого момента, конечно. По всем законам, в особенности природы, жизнь приходит в этот мир, не спрашивая на то нашего разрешения. Вот и Вику приспичило рожать прямо посередине ночи. А если учитывать то, что лёг я всего час назад, то можно сказать, в самом её начале — ночи, в смысле. Проснулся я от мерных пинков. Не сильных и обидных, таких, коими всегда любят будить военные, а, напротив, скорее, неуверенные, будто кто-то не хочет беспокоить, и вроде как всё это происходит случайно. — Ты чего не спишь? — всё же решил поинтересоваться я. В голове я уже предполагал очередную пробежку на кухню за яблоком или ещё какую очередную ерунду. Крышу у Вики рвало ого-го, и номера могли происходить такие, что даже пьяному человеку в голову никогда не придёт. Но в последний месяц всё успокоилось, а я, честно говоря, уже привык жить, как на вулкане и постоянно ожидал какого-нибудь подвоха. Вот и дождался. — Я, кажется, рожаю, — произнесла она таким голосом, будто скучный, однообразный пейзаж за окном описывает. — Тебе кажется, — буркнул я и снова плюхнулся лицом в подушку. Нет, я не хладнокровный и далеко не безразличный, просто момент «Волки!» уже далеко позади. Раз пять я таким образом подрывался, даже близких оповещал, и мы вместе галопом пёрли с Викой в лазарет. Ну а там, как водится, выяснялось: «Ложные схватки, показалось, так бывает и всё в подобном духе». Ещё раз восемь это происходило в более спокойном формате. Вызывали на дом Виталия Александровича, но даже он предпоследние два раза приходил не спеша, а последнюю консультацию вообще по радиосвязи провёл. Ну вот такая она у меня… правда, что Ши́за. — Не, походу, точно рожаю, — снова таким же тоном в полной темноте, притом выдержав паузу, добавила она. — Щербакова вызывать? — спросил я в подушку. — Да неудобно уже как-то, — неуверенно ответила та, и это стало первым тревожным сигналом. — О как, ладно, пожалуй, для порядка его разбужу, — я всё же поднялся и нашарил рукой рацию. Так, первый закон подлости: трубка оказалась разряжена. Я банально пропустил время запуска генераторов. Выбор невелик: или крутить «динамо», или топать ножками, и второй вариант гораздо быстрее по времени. Вот только одеваться… — Ты куда? — в дверях появилась жена, придерживая живот рукой. — Дойду до лазарета, там по-любому кто-то дежурит, — ответил я, натягивая куртку с капюшоном. — А рация что? — подметила она. — Опять не зарядил? — Ага, забегался что-то, — отмахнулся я. — Да тут идти два шага, я быстро. — Спасибо тебе, Глеб, — вдруг произнесла она. — Я тут издеваюсь над тобой, как эта… — Да ладно, — улыбнулся я. — Главное, что твоя крыша вернулась. Я чмокнул Вику в нос и выскочил за дверь. Переобулся в ботинки у выхода на улицу, распахнул дверь и поёжился. Ливень хлестал такой, что даже зонтик вряд ли поможет — закон подлости номер два. — Ну и приспичило же тебя родиться, — ухмыльнулся я и растянул над собой защитный купол, после чего поспешил к лазарету. На смене обнаружилась Ирина Леонидовна, которую почему-то все называли просто — Леапольдовна. Бойкая такая женщина, но дело своё знает, не удивлюсь, если одной рукой роды примет, а второй гипс наложит и всё это одновременно. По сути, она руководила сестринским составом, плюс гоняла в хвост и в гриву учеников Щербакова. Он, в свою очередь, относился к ней с большим уважением, и многие вещи доверял не глядя. Она прибыла к нам вместе с Челябинскими во время голодной зимы, и после этого Щербаков её больше не отдал. — О, Глеб Николаич, ты чего посере́дь ночи? — спросила она и сама же ответила. — Никак опять рожаете? — Да похоже на то, — усмехнулся я. — Посмотрите? — Пошли, — без лишних вопросов та подхватила сумку, меня под руку, натянула плащ, и мы бодрой походкой двинули к нам домой. Я прикрыл нас обоих от дождя, ну а дальше, как положено, переобулись, поднялись на два этажа вверх и застали стонущую от боли Вику в спальне. И тут началось. Меня окончательно накрыло осознание происходящего, руки предательски дрогнули, сон окончательно слетел, а вместе с ним и здравый смысл. Леапольдовна закружила вокруг жены, завалила её вопросами, ощупала, посмотрела и отправила меня за Щербаковым. Скорее всего, чтобы под ногами не мешался и не лез к ней с глупыми вопросами, например: «А это нормально? А так должно быть?» Прикрыться от дождя я благополучно забыл, в подъезде переобуться тоже и замолотил в его дверь. Наверняка весь подъезд до кучи перебудил. В отличие от меня, Виталий Александрович отреагировал спокойно, хоть и очень оперативно. Не прошло и минуты, как мы вдвоём шлёпали по грязи, но мне всё равно казалось, будто мы опаздываем. Нет, успели вовремя. Леапольдовна уже привела кого-то в помощь, они даже за носилками успели сбегать и сейчас перекладывали воющую Вику на них. Но дурдом на этом не закончился: я отобрал у Щербакова рацию и вызвал Толю, затем отобрал трубку дальней связи у него и поднял на уши Есенина в Челябинске. В этот момент Вику пронесли мимо, и Толя за каким-то хреном решил справиться о её самочувствии. Леапольдовна остановилась, чтобы объяснить близкому другу обстоятельства, а вместе с ней зачем-то тормознули и санитары с носилками в руках. Секунд двадцать было слышно голос медсестры, а затем его перебил крик роженицы: — Толя, бля, иди на хуй! Вытащите его из меня-а-а! Бля-а-а!!! Рация выпала у меня из рук, сам я ломанулся в прихожую, но Вику уже вынесли в подъезд, откуда продолжали лететь её крики и радостное причитание Леапольдовны: «Кричи, доченька, давай, легче пойдёт…» — Да чё они там так долго-то? — уже в тысячный раз подпрыгнул я со скамейки и взялся вышагивать в длинном коридоре. — Да это ещё чего, — продолжал развлекать и заодно отвлекать меня Толя. — Помню, как-то у друга жена рожала, вот как у тебя, прямо посреди ночи приспичило… — Ну не четыре же часа, Толь! — постучал я по циферблату на запястье. — Ну ты зайди, поторопи, — с улыбкой кивнул он глазами в сторону палаты, из которой доносился отборный мат и стоны. — Я чё, смертник? — усмехнулся я и снова уселся рядом с другом, правда, и в этот раз ненадолго, уже через несколько секунд подпрыгнул и заходил взад-вперёд. — От тебя уже в глазах рябит, — отмахнулся Толя. И тут на первом этаже грохнула входная дверь, зазвучали громкие голоса, а вскоре появилась делегация: Есенин, Батл, Кристина и Митяй. — Так, я не понял, папаша, ты чё ещё трезвый⁈ — с порога заорал Баталин и бросился обниматься. В руках уже початая бутылка коньяка, Митяй, походу, тоже заряженный, да и от Есенина запашок довольно свежий. — Ну наконец-то, группа поддержки, — прогремел на весь коридор Толя и первым делом потянулся к бутылке. — Я уж его уговаривал приложиться, а он всё ни в какую. — Плохо просил, — ухмыльнулась Кристина и перехватила выпивку. — И ты туда же? — покачал я головой. — Так, ну чё там, родила, нет? — перебил Константин.