Дженна начала побаиваться того, что придется говорить с королевой Этельдреддой, но, как оказалось, зря, потому что королева до конца праздника ни разу не посмотрела в ее сторону. Тогда Дженна обратила внимание на темноволосого юношу, сидевшего слева. Она заметила, что юноша носил не королевскую красную одежду, а потрясающую черно-красную тунику, расшитую просто умопомрачительным количеством золота. Он озабоченно посматривал на Дженну, но при королеве Этельдредде не решался ничего сказать. Справа от Дженны уселся Наглый Бочонок Свиного Жира, но по примеру королевы также игнорировал принцессу. От нечего делать Дженна прислушивалась к разговору между юношей и Этельдреддой. И больше всего ее поразило то, что он называл королеву матушкой. Прозвучал гонг. Голодная толпа в ожидании притихла. Объявили первые пятнадцать блюд. Гости облизнулись, встряхнули свои салфетки и почти одновременно засунули их за шиворот. Маленькие пажи распахнули двери, и в залу парами просочилась длинная вереница из служанок, каждая из которых несла по две серебряные чаши. На входе пары девушек разделялись, и каждая из двух верениц обходила столы. Сплошным серым потоком служанки плыли вдоль столов и ставили перед каждым гостем чашу. Последние две девушки подошли к помосту, и скоро перед Дженной тоже была серебряная чаша. Принцесса с любопытством заглянула в чашу и ахнула от ужаса. Утенок, едва вылупившийся из яйца, плавал в постном бульоне. Утенка замариновали в вине, ощипали и его голенькое тельце в пупырышках засунули в чашу. Его головка лежала на бортике, и утенок перепуганными глазенками таращился на Дженну. «Он еще живой», – подумала Дженна, и ее чуть не стошнило прямо на месте. Королева Этельдредда, напротив, с довольным видом смотрела на утенка. Она облизнула губы и сообщила юноше, что это ее любимое блюдо и нет ничего вкуснее нежного утенка, сваренного в горячем апельсиновом соусе. Во второй раз прозвучал гонг, объявляя о прибытии длинной вереницы мальчиков с кувшинами горячего соуса. Мальчики по двое входили в залу, одна вереница проходила справа, а другая – слева. Каждый мальчик останавливался и наливал апельсиновый соус в чашу гостя. Двух мальчиков в конце очереди с самыми горячими кувшинами отправили прямо к помосту. Пока мальчик с соусом не дошел до нее, Дженна быстро подхватила утенка и сунула в карман. Ощипанный кроха так и лежал на дне кармана, дрожа от страха. Мальчики медленно ступали сквозь толпу. Опустив глаза и стараясь не пролить соус, они подошли к помосту, и дородный привратник прошипел: – Шевелитесь, обслужите сначала королеву и принцессу Эсмеральду. И в тот момент, когда Дженна подняла взгляд, чтобы вежливо поблагодарить мальчика, налившего апельсиновый соус в ее чашу без утенка, она увидела испуганные глаза Септимуса Хипа. Дженна отвела взгляд. Она не могла в это поверить. Этот мальчик со всклокоченными длинными волосами, осунувшийся и немного подросший, не мог быть Септимусом. Это было просто невозможно. А Септимус ожидал увидеть принцессу Эсмеральду, и именно ее он и увидел. Он рассердился сам на себя за промелькнувшую надежду, будто принцесса может оказаться Дженной. Один раз он уже так обманулся, когда принцесса Эсмеральда жила у Марцеллия перед ее исчезновением. На этот раз он не обманется. Септимус осторожно налил апельсиновый соус в ее чашу и даже обрадовался, что там почему-то не оказалось маленького живого утенка. Вдруг раздался грохот. Все гости хором ахнули и тут же расхохотались. При виде утенка в чаше королевы Этельдредды Хьюго уронил кувшин, пролив горяченный апельсиновый соус на колени королевы. Этельдредда вскочила с трона и начала орать. Наглый Бочонок Свиного Жира отшвырнул свой стул и, схватив Хьюго за шиворот, поднял его над землей, чуть не задушив мальчонку. – Ах ты, идиот! – завопил Бочонок. – Ты за это заплатишь! Ты будешь жалеть об этой минуте всю оставшуюся жизнь, которая будет недолгой, помяни мои слова, мальчишка! У Хьюго от страха глаза на лоб полезли. Он беспомощно размахивал ногами, вырываясь из крепкой лапы Бочонка, которая стискивала его шею. Септимус увидел, как у мальчика посинели губы и закатились глаза, и бросился на подмогу. Внезапно обнаружив в себе больше силы, чем думал, Септимус потянул Хьюго на себя и завопил на камергера: – Отпусти его, жирная свинья! Голос Септимуса зазвучал на всю залу и произвел больший эффект, чем даже нужно было. Дженна вскочила с места. Она смотрела, как камергер душит Хьюго, с не меньшим ужасом, чем Септимус. И теперь она знала – это Септимус. Это его голос! Она узнала бы этот голос из тысячи. Это он! В тот же момент мужчина, сидевший сбоку от королевы Этельдредды, тоже вскочил. Он тоже узнал голос своего ученика. И что этот мальчишка делает здесь в одежде дворцового слуги? Дженна и Марцеллий Пай столкнулись в рукопашной схватке. Марцеллий поскользнулся в луже апельсинового соуса и рухнул на пол. Наглый Бочонок Свиного Жира потерпел поражение в драке с Септимусом и выпустил Хьюго. Мальчик в полуобмороке упал. Воспользовавшись моментом, королева Этельдредда, облитая апельсиновым соусом, замахнулась на Хьюго, но промазала и врезала по уху Бочонку Жира. Бочонок, который оказался очень агрессивным, машинально отвесил оплеуху королеве – под громкое улюлюканье собравшихся в зале. Все гости завороженно наблюдали за происходящим, забыв про утят, ложки с которыми были уже на полпути в разинутые рты. Бочонок Жира вдруг понял, что натворил, и сначала побелел, а потом посерел. Он подобрал испачканный в соусе кафтан и пулей вылетел из залы, перепрыгивая через столы и размахивая своими десятью драгоценными ленточками. Пажи у дверей увидели, как он приближается, и, решив, что так происходит на каждом пиру, церемонно распахнули двери перед убегающим Бочонком и даже поклонились на прощание. Бочонок вылетел из залы, и пажи весело переглянулись. Никто не говорил им, что на пиру бывает так смешно. Придерживая бесчувственного Хьюго, Септимус другой рукой схватил Дженну. – Это же ты, Джен, правда? – спросил он, и его глаза радостно загорелись. При виде Дженны Септимуса охватило давно забытое чувство счастливой надежды. Ему показалось, будто ему вернули его будущее. – Да, это я, Сеп. Поверить не могу, что это ты! – Марсия нашла мою записку? – Какую записку? Пошли, надо бежать отсюда, пока можно. Никто не заметил, как двое слуг и принцесса Эсмеральда покинули место разразившегося скандала. Ребята миновали стаю дворцовых слуг, которые спешили на помощь разгневанной Этельдредде, а сама королева рычала на Марцеллия Пая и требовала «встать сию секунду». Под гул разбушевавшейся толпы беглецы на цыпочках вышли в маленькую дверь позади помоста и оказались в комнате отдыха для королевских дам, которые чересчур много съели и выпили. Дженна закрыла дверь на засов и прислонилась к ней, до конца не веря, что перед ней Септимус. Утенок зашевелился, и из кармана просочилась струйка. Сомнений нет, подумала Дженна, утенок настоящий. И что удивительно, Септимус тоже. 38 Летний домик – Это их надолго не задержит, Джен, – сказал Септимус, глядя на хлипкий аккуратненький засов, который служил, скорее, украшением комнаты отдыха для королевских дам. – Нам надо бежать отсюда. Дженна кивнула. – Знаю, – ответила она, – но во Дворце полно народу. Сеп, ты не поверишь, он так изменился! Никуда нельзя пойти, все смотрят на тебя и раскланиваются и… – Но передо мной-то они не раскланиваются, Джен, – возразил Септимус и улыбнулся впервые за сто шестьдесят девять дней. Теперь он стал похож на того Септимуса, которого она помнила. – Еще бы, погляди, у тебя на голове настоящее воронье гнездо. Что ты сделал с волосами? – Я их не расчесывал. Не вижу особого смысла. Не хватало, чтобы меня постригли под этот дурацкий «горшок». Тем более этим можно позлить Марцеллия. У него пунктик по поводу таких вещей… Что, Хьюго? Мальчик тянул Септимуса за рукав. – Слушай… – прошептал Хьюго, у которого от удушья глаза до сих пор были красными, а лицо, наоборот, белым как полотно. Кто-то дергал дверную ручку. Сэр Хирворд загородил дверь своим старым мечом и явился Септимусу и Хьюго. И без того напуганный, Хьюго от ужаса чуть не лишился рассудка. – Принцесса Дженна, я буду защищать вас и ваших преданных сторонников до конца, – серьезно произнес Рыцарь. – Спасибо, сэр Хирворд, – поблагодарила Дженна. – Но мы должны скорее выбираться отсюда. Сеп, открой окно, а я пока сделаю так, чтобы они подумали, будто мы скрылись в другую сторону. Дженна подбежала к двери в Долгий променад, открыла ее и оставила распахнутой. – Скорее, – сказала она и толкнула напуганного Хьюго к окну. – Лезь, Хьюго. Все трое протиснулись в окно и спрыгнули на тропинку, которая огибала заднюю стену Дворца. Очень тихо Дженна прикрыла окно. Сэр Хирворд прошел сквозь стекло и уже стоял рядом с ними. – Куда позволите вас сопроводить? – спросил призрак. – Куда угодно отсюда, – прошептала Дженна, – и поскорее. – Многие для этого используют реку. – Сэр Хирворд указал на берег, вдоль которого росли незнакомые кедровые деревья. – Тогда река, – согласилась Дженна. Если кто-то из бальной залы и догадался бы выглянуть в окна, что вряд ли, потому что гости были слишком увлечены обсуждением случившегося, они бы увидели, как двое дворцовых слуг и принцесса мчатся через длинные лужайки к реке. Среди гостей не было духовидцев, чтобы увидеть старого призрака в ветхих доспехах и со сломанным мечом наперевес. Он вел троих детей к реке, как будто возглавлял целое войско. Защищенные темной тучей, которая сгустилась перед полнолунием и окутала лужайки, войско во весь опор мчалось к берегу. Под ногами хрустел иней, и любой, кто удосужился бы посмотреть, увидел бы три пары темных следов на белой траве. Но ребятам повезло, и пока никто не додумался искать их следы. Когда беглецы достигли реки, поисковая команда под предводительством наспех назначенного заместителя Наглого Бочонка (мужичка, которому не хватало терпения, так же как и мозгов; он уже много лет метил на место придворного камергера и теперь не мог поверить своей удаче) смотрела на распахнутую дверь и делала тот самый вывод, к которому ее подталкивала Дженна. Поисковая команда ринулась в узкую дверь, и каждый рвался первым поймать принцессу Эсмеральду, чтобы заслужить благосклонность королевы. Но новый камергер оказался шустрее – и противнее. Он царапался и пинался, пробираясь вперед всех, и все-таки первым вылез из двери. Вскоре вся команда неслась следом за ним по Долгому променаду, спрашивая у каждого, «не примечали ли они бедную заблудшую принцессу». Стремясь угодить новому страшному камергеру и его приспешникам, люди давали совершенно выдуманные указания, и поисковая команда металась то туда, то сюда, как повариха за гусем. К тому времени Дженна, Септимус, Хьюго и сэр Хирворд стояли на причале у королевского корабля. – Мы сможем уплыть в безопасное место, – сказал сэр Хирворд. – Сегодня ясная тихая ночь, и течение спокойное. Септимус посмотрел на королевский корабль и присвистнул (эту неприятную привычку он, сам того не замечая, перенял у Марцеллия Пая). – Вам не кажется, что нас на нем заметят? – Не на корабле. Сэр Хирворд имеет в виду шлюпку. Дженна показала рукой туда, где сэр Хирворд уже повис над маленькой, но такой же яркой гребной шлюпкой, которая была привязана за королевским кораблем и использовалась для переправки пассажиров с корабля и на корабль вдали от берега. Почти в тот же момент из-за тучи выплыла полная луна, окутав замерзшие лужайки ярким светом, – как будто кто-то включил прожектор и направил прямо на них. Сэр Хирворд прекрасно знал, чем опасен лунный свет, потому что перешел в мир иной именно из-за того, что не вовремя появилась луна, позволив противнику точно прицелиться. Призрак выпрыгнул из лодки со словами: – Нас обнаружат, скорее в Летний домик! Мечась между тенями кедровых деревьев, сэр Хирворд погнал ребят к Летнему домику, как пастух овец. Это было то же самое восьмиугольное здание с золотой крышей, которое Дженна помнила по своему времени. Из укрытия Летнего домика она увидела, как одно за другим зажигаются окна во Дворце. В каждую пустую комнату врывалась обескураженная поисковая команда и зажигала там свечу, чтобы обозначить комнату как просмотренную.