Он обернулся. Смеялись австрийцы, собравшиеся на другой стороне улицы. — Туземцы! Дикари! — процедил сквозь зубы генерал и, еще выше подняв голову, зашагал по ступенькам. Вдруг он вздрогнул… Прямо перед ним, на сверкающих белизной дверях штаба было намалевано черной краской: «Убирайтесь домой!» — Часовой, часовой! — что было силы заорал Кли. Из подъезда выскочил прыщавый молодчик в армейской униформе. На спущенном ремне у него болталась кобура. Увидев разъяренного генерала, солдат застыл на месте, растерянно приоткрыв рот. Выражение его лица было таким, что генерал махнул рукой; не имело смысла ругать его. — Часового снять с поста и арестовать! Надпись уничтожить, — коротко приказал Кли подоспевшему коменданту. Проведенное дознание ни к каким результатам не привело. Настроение генерала, таким образом, испортилось уже с самого утра. А дальше пошли другие сюрпризы, один неприятнее другого. Толпа австрийцев вырвала из рук МП арестованного ими юношу, распространявшего листовки в защиту мира. При этом была перевернута американская полицейская машина. Советский верховный комиссар неведомыми путями узнал местонахождение группы русских детей, которых нужно было вывезти в США для специальных целей. Он категорически потребовал их возвращения к родителям в Советский Союз. В довершение всего пришло известие о полном разгроме крупной банды диверсантов в Чехословакии. На эту банду руководители, американской разведки возлагали особые надежды, и Кли знал, что теперь ему придется выслушать кучу упреков. Он, де, «недостаточно обеспечил», «плохо снабдил», «не предусмотрел» и так далее. Кли твердо верил, что неудачи следуют одна за другой, сериями. Человек здесь ничего не в состоянии изменить. Когда наступает полоса неудач, лучше всего отказаться от каких бы то ни было начинаний и ждать, пока судьба перестанет злиться и снова станет благосклонной. Сегодня к вечеру, детально обсудив положение, генерал как раз и пришел к выводу, что начинается очередная серия неудач. Он стал обдумывать, какие дела следовало бы свернуть. Покопавшись в памяти, генерал не нашел ничего такого, что могло ему грозить какими-либо осложнениями. Постепенно он успокоился. Его настроение начало улучшаться. Но вдруг Кли словно электрическим током пронзило. Он вспомнил об «операции К-6». На днях он разрешил полковнику Мерфи из отдела Си-Ай-Си начать ее проведение. И хотя это разрешение являлось в значительной степени простой формальностью — Мерфи подчинялся генералу лишь территориально, — именно здесь мог крыться подвох судьбы. Ведь в случае неудачи опять будут ругать не Мерфи, а его, Кли. Полковник изворотлив, он-то выскользнет. Генерал кинулся к телефону. — Мерфи, — отрывисто произнес он, — немедленно ко мне. Произошли непредвиденные осложнения… Полковник не заставил себя долго ждать. Минут через десять его машина подкатила к штабу. А еще через минуту Мерфи, задыхаясь от быстрого бега по лестнице (с лифтом что-то случилось), был уже в кабинете генерала. Они обменялись краткими приветствиями. — Послушайте, Мерфи, — сказал Кли. — «Операцию К-6» придется отложить. Мерфи развел руками. — Поздно. Теперь это так же невозможно, как вернуть вчерашний день. Кли откинулся на спинку кресла: — Вы шутите! — Нисколько, дорогой генерал… А что, собственно, вас так встревожило? Нет абсолютно никаких оснований для тревоги. Это наиболее гарантированная операция из всех, которые я когда-либо проводил. Заложив руки за спину, генерал зашагал по комнате, рывками выбрасывая вперед свои длинные ноги. — У меня дурное предчувствие, Мерфи. Все кончится не так, как мы ожидаем… Я пришел сегодня к выводу, что для нас началась полоса неудач. Мерфи облегченно вздохнул. «Предчувствие»… А он то думал, что стряслось что-либо серьезное. — Дорогой генерал, — покровительственным тоном сказал Мерфи. — Откровенно говоря, полоса неудач, как вы ее называете, началась уже давным-давно. И если мы вы ее называете, началась уже давным-давно. И если мы свернем нашу лавочку, ожидая, пока эта полоса кончится, то боюсь, что удач у нас вообще не будет. За удачи надо драться, не жалея кулаков. — Вы оптимист, Мерфи. — Тонкие губы генерала чуть раздвинулись, обнажив длинные желтые зубы. — Но раз уже дело сделано и назад ничего не вернешь, то расскажите хотя бы подробнее, на чем основана ваша уверенность в успехе. Ведь, признаться, я не все до конца понял, хотя и дал санкцию на проведение операции. Например, как вы думаете дальше быть с Гуппертом? Я надеюсь, ваш Корнер поехал в Будапешт не навечно! Оба рассмеялись. — Я тоже надеюсь, генерал. Больше того, я точно знаю, что он должен вернуться через три дня. И за это время мне предстоит провести нелегкую работу. Надо обработать Гупперта так, чтобы снова произвести замену. Словом, на вокзале в Вене из поезда должен выйти уже не Корнер, а настоящий Макс Гупперт. — О! А это зачем? Внутренне Мерфи (в который раз!) удивился тупости генерала. Что за дурак! И кто только додумался выдвинуть его на такой ответственный пост! — Очень просто, — сказал он, скрывая раздражение под вежливой улыбкой. — Я хочу добиться также и политического эффекта. Надо заставить Макса Гупперта выступить с разоблачениями против Венгрии. Это поможет нам ударить по движению сторонников мира в Австрии. Понимаете, ехал коммунист на конгресс в Венгрию, а вернулся оттуда убежденным противником народно-демократического строя. Это же такая сенсация… Он прищелкнул пальцами. Генерал, наконец, понял. Он захохотал, запрокинув голову. При этом большой острый кадык быстро двигался по его шее вверх и вниз. — Ха-ха-ха! Вот это здорово!.. Мерфи, — он шутливо погрозил пальцем, — я вижу, вы рветесь к награде. Или, может быть, к чину, а? Честное слово, вы будете генералом. Ха-ха-ха! Внезапно Кли перестал смеяться: — А вдруг Гупперт не захочет, что тогда? — Не захочет? Конечно, не захочет! Я даже уверен, что он не захочет. Но, черт возьми, мы должны заставить его захотеть! Для этого у нас в Си-Ай-Си достаточно средств. Генерал снова захохотал. — О, да! Средств у вас хватит… Ладно, теперь я спокоен. Идите, Мерфи, и делайте свое дело… Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь? — предложил он. Мерфи на мгновение задумался. — Да, пожалуй! Дайте команду, чтобы газеты освещали ход конгресса в Венгрии, Пусть сообщат о присутствии там Макса Гупперта. Это поднимет интерес публики к конгрессу, — добавил он, заметив, что лицо генерала недоуменно вытянулось. — И тем сильнее будет эффект от заявления Гупперта, которое он сделает по «возвращении». — Отлично! — Генерал что-то записал в своем блокноте. — Завтра же «Винер курир», «Вельтпрессе», ну и, разумеется, газеты наших друзей поместят это сообщение на самом видном месте. — Что вы, так не надо! — воскликнул Мерфи. Нет, Кли не дурак. Он просто идиот! Телеграфный столб в генеральском мундире! — Так можно испортить все дело, дорогой генерал. Нужно лишь упомянуть о конгрессе, поругать его в обычном стиле, и, между прочим, сказать два-три слова об австрийце. Мол, присутствует там и такой-то. На следующий день написать о конгрессе еще несколько строк… Иначе красные сразу заподозрят неладное. — Понимаю, понимаю, — генерал глубокомысленно покивал головой. — Ну, рад вас видеть в следующий раз, дорогой полковник… Вернувшись в управление, Мерфи застал в своей приемной майора Томсона. — Все сделано, шеф, — бодро доложил тот. — Корнер поехал в Будапешт. Гупперт у нас. — Спасибо за добрые вести, — засиял полковник. Он подошел к стене и нажал пружинку, искусно скрытую в шелковой обивке. Распахнулась дверца потайного сейфа. Мерфи вытащил оттуда старую, запыленную бутылку. На ней была наклейка с готической надписью «Anno 1882»[6]. — Одно только небольшое осложнение, — проговорил Томсон, неотрывно следя за приготовлениями полковника. Мерфи, начавший было открывать бутылку, остановился. — Что такое, Томсон? Да живее же, вы, дохлая курица! — разъярился он. — Что вы тянете, как жевательную резинку! — Гупперт должен звонить жене. Завтра в полночь то телефону районного комитета. — И Корнер… — Ничего не знает. «Тридцать шестой» сумел сообщить об этом лишь после отъезда Гупперта. — А, черт!.. Полковник задумался. Незначительная деталь, а ведь может разрушить весь план. Если у жены Гупперта зародится хотя бы малейшее подозрение… Но как же известить Корнера о том, что нужно позвонить? Телеграмма? Чепуха, не годится! — А, — вспомнил полковник и сразу повеселел. — Все будет в порядке. Как вы думаете, Томсон, для чего, собственно, существует в Будапеште наше посольство? НОВЫЙ ЗНАКОМЫЙ На окраине Вены есть тихая уличка с поэтическим названием — Нимфенгассе. Здесь, за высокой каменной оградой, в глубине тенистого сада стоит большая двухэтажная вилла. Во время фашистского режима в ней жил высокопоставленный гитлеровский чиновник. Когда Вена была освобождена советскими войсками и чиновник со всеми своими домочадцами сбежал на Запад под теплое крылышко американцев, в вилле поселилось несколько рабочих семей из домов, разрушенных бомбежками союзнической авиации.