Однако им не пришлось здесь долго жить. Однажды на уличку вкатил лимузин. Из него вышло несколько штатских и один коротконогий, тучный военный в американской форме. Они осмотрели виллу, о чем-то полопотали по-своему к великому удовольствию всех окрестных мальчишек, сели в машину и уехали. А через несколько дней пришло распоряжение американских оккупационных властей немедленно выселить всех проживавших в вилле австрийцев. Вилла подлежала ремонту, а затем должна была перейти к новым хозяевам — американцам. Тихая уличка наполнилась шумом и гамом. К воротам виллы то и дело подъезжали машины с цементом, лесом и другими строительными материалами. Американские солдаты, производившие ремонтные работы, трудились день и ночь. — Что они там делают? — удивлялись соседи-австрийцы. — Ведь за это время, да еще с такой рабочей силой, можно новую виллу построить. Наиболее любопытные из числа молодых попытались как-то ночью подобраться к вилле и посмотреть, что там происходит. Однако они наткнулись на вооруженную охрану и еле унесли ноги. Наконец, ремонт был закончен. Но в виллу не въехал ни командующий оккупационными войсками, ни его заместитель, ни другое важное лицо. Здесь поселился всего-навсего угрюмый лейтенант с командой солдат. У ворот был поставлен часовой. И странное дело. Днем вилла была погружена в тишину. Лишь по ночам здесь начиналось оживленное движение. Приезжали и уезжали машины, во всю мощь гремел громкоговоритель. Окрестные жители терялись в догадках: что за странный образ жизни? Но однажды сквозь звуки музыки прорвались крики, полные такого отчаяния и муки, что у обитателей соседних домов волосы встали дыбом. — Господи помилуй! — крестились перепуганные австрийцы, ворочаясь с боку на бок в своих постелях. — Там, должно быть, само адово пекло! Они, конечно, ошибались. Разумеется, это не было адово пекло, а лишь следственная тюрьма Си-Ай-Си. Впрочем, разница была не так уж велика… В ночь на четырнадцатое июля ворота виллы распахнулись перед черной автомашиной со спущенными занавесками. Шурша резиной, машина прокатила по дорожке, усыпанной гравием, и подъехала к боковому входу виллы. Центральный вход на стеклянной веранде была наглухо закрыт и никогда не открывался. — Выходите, — сказал Вальнер. — Приехали! Макс, пригнув голову, вылез из машины. Звякнули наручники. Позади пленника встали безмолвные стражи. Дверь отворилась. На порог вышел лейтенант. — Доставили? — с сильным акцентом спросил он. — С трудом, мистер Уоткинс… Драчливый клиент. Уоткинс презрительно скривил рот. — Потому что вы бабы. У меня он и пальцем не шевельнет. — Конечно, мистер… Вальнер поклонился чуть ниже, чем требовало приличие. Он сам побаивался этого типа, которому, как он знал, Мерфи вручил неограниченную власть над заключенными. Один из сотрудников полковника в минуту откровенности даже намекнул инспектору, что лейтенант сам весьма охотно приводит в исполнение смертные приговоры. Уоткинс осмотрел Макса с головы до ног и приказал: — Снимите с него ваши браслеты. Здесь они не нужны… Так. А теперь можете ехать, господа. — И бросил Максу: — Заходи в помещение. Ну?! Макс открыл дверь. Цементные ступени вели вниз. Он стал медленно спускаться. Уоткинс шел позади. Они оказались в просторной комнате. За столом, на котором были разложены бумаги, связки ключей, карманный фонарь и другие мелкие предметы, сидел вооруженный пистолетом солдат с одутловатым лицом и ярко-рыжими волосами. — Фамилия? — спросил он, едва Макс перешагнул порог комнаты. — Гупперт, — ответил Макс. Он решил пока не сопротивляться. Нужно сначала выяснить, что они от него котят. — Как, как? — состроив отвратительную гримасу, переспросил солдат. — Макс Гуп-перт, — он четко выговорил каждый слог. — Теперь понятно? — Нет, не понятно! — Это сказал лейтенант. — Тебя зовут Иоганн Миллер. Так и запиши, Джим, — обратился он к солдату, склонившемуся над регистрационной книгой. — Иоганн Миллер, обвиняется в убийстве Марты Вебер, своей сообщницы по шпионажу среди американских офицеров. Кроме того, готовил покушение на жизнь командующего американскими оккупационными войсками. Записал? — Что за чушь! — воскликнул Макс. — Ведь все это ерунда, вы сами прекрасно знаете. Что вам от меня надо? За что вы меня задержали? — А за то, что мне не нравится выражение твоего лица. Уоткинс подошел вплотную к Максу и уставился на него своими холодными глазами. Жаль, что Мерфи приказал пока не трогать пленника. Но ничего, позднее, когда этот красный не будет больше нужен полковнику, он, Уоткинс, возьмет свое. Лейтенант медленно отвел взгляд от Макса. — Записал, Джим? — Да. — Отведи в четвертую. Кажется, она пуста. — Нет, там вчерашний. Пустых сейчас нет. — Гм… Тогда помести его в третью. — Там… как его… Фрелих. — Ничего, тот безвредный… Одень Миллера. Рыжеволосый солдат взял со стола связку ключей и открыл одну из дверей. Здесь лежала груда тряпья — арестантская одежда. — Скидывай все свое!.. Ну… — угрожающе протянул лейтенант. На скулах Макса шевельнулись желваки. Ни за что! Уоткинс пробормотал грязное ругательство и потянулся за проволочной плетью, висевшей на стене. Но рука его остановилась на полпути. Он вспомнил приказание Мерфи. — Ладно, веди так, — сказал он рыжему солдату. Подвал имел несколько этажей. Сопровождаемый солдатом, Макс опустился по одной лестнице, затем по другой. Лишь на третьей площадке они оказались у цели — огромной, обитой железом двери. Солдат, повозившись с замком, широко распахнул ее и отвесил издевательский поклон: — Прошу, сэр… Это была просторная камера, тускло освещенная небольшой электролампочкой. От параши, стоявшей в углу, у двери, шла нестерпимая вонь. Максу сначала показалось, что в камере никого нет. Но рыжий солдат направился вглубь помещения. — Эй, Фрелих! — Он тронул ногой человека, лежавшего на цыновке. — Вечно спишь!.. Вставай, камрада тебе привел. Тот вскочил на ноги. Вид у него был довольно необычный. Небритое лицо, длинные всклокоченные волосы, донельзя грязный арестантский костюм производили угнетающее впечатление. — Здравствуйте, — он подал Максу руку и представился, косясь на солдата: — Фрелих. Солдат хихикнул. — Ну, знакомьтесь, знакомьтесь. Он вышел из камеры, с силой захлопнул дверь. Загремели ключи в замке, и все стихло. Фрелих снова опустился на цыновку. Он молча рассматривал Макса. — Что же вы стоите? Ложитесь, не тратьте понапрасну калорий. — И безо всякого перехода спросил: — Вас не избили? — Пока нет. — И свою одежду даже оставили? Ого! Чем же вы им так понравились? Макс пожал плечами. — Не знаю. Хотели меня одеть в такой же наряд, как у вас, но я отказался. По-моему, было у них желание меня ударить, но потом почему-то раздумали. Я бы все равно не надел, хоть до смерти избили бы! — вдруг вскипел он. — Да садитесь же, — еще раз напомнил Фрелих. И когда Макс, наконец, сел, сказал: — А теперь расскажите по порядку, за что и как вы сюда попали… В это время двумя этажами выше лейтенант Уоткинс разговаривал по телефону с полковником Мерфи. — Только что привезли, сэр. — Хорошо. Смотрите же, Уоткинс, до моего приезда — ни-ни… Сначала мне надо с ним поговорить. — Ладно… Когда же вас ожидать? — По всей вероятности, завтра. Я вам позвоню. Уоткинс в сердцах хлопнул трубкой по рычагу. Снова полковник начнет возню с арестованным. Что он так церемонится с красными? Все равно ведь от них ничего не добьешься.