— Итак, Бела, ваш подопечный уже нашелся. Он у Миклоша Сореньи. Минут через пятнадцать последовало сообщение о том, что Гупперт уже вышел из «Глобуса». — Прекрасно, — сказал Ковач. — Следуйте за ним, но только не слишком назойливо. Он встал из-за стола, застегнул китель и надел фуражку. — Вызывайте машину, Бела. Едем! Теперь наша очередь нанести визит почтенному директору. Лицо Миклоша Сореньи сделалось серым, будто покрылось пылью, когда в его кабинет вошли офицеры с понятыми. Однако у него хватило выдержки подняться со стула навстречу вошедшим и сказать: — Здравствуйте, товарищи. Чем могу служить? — Об этом вы спросите своих хозяев, Сореньи. Впрочем, им тоже вы больше не будете служить, — произнес майор Ковач и положил на стол ордер на арест. — Прошу, ознакомьтесь. Бумага заплясала в руках у Сореньи. — Это… это какое-то недоразумение, — чуть слышно пробормотал он. — Ну, конечно, — усмехнулся Ковач. — В моей практике еще не было случая, чтобы кто-либо при своем аресте не заявлял об этом… Приступайте к обыску, — приказал он своим спутникам. Портсигар обнаружил Дьярош. Открыв ящик письменного стола, он наткнулся на тщательно упакованный сверток. — Что здесь, Сореньи? — спросил Ковач. — П-портсигар… — Для чего вы его упаковали? Сореньи промолчал. — Распакуйте. Сореньи развернул бумагу. — Теперь откройте портсигар. Руки у Сореньи дрожали, и он никак не мог сладить с крышкой. Наконец, она подскочила кверху. В портсигаре лежало двадцать сигарет. Ничего необычного в них не было: сигареты, как сигареты. Майор Ковач взял одну из них и повертел в пальцах. — О, здесь что-то твердое. …Вместе с табаком из гильзы на зеленое сукно стола выпала небольшая стеклянная ампула. Сореньи отшатнулся от стола. В глазах его отразился ужас. Ковач бросил на него проницательный взгляд. — В лабораторию на исследование… Быстро! — приказал он, передав портсигар одному из офицеров. А затем обратился к Сореньи: — Что ж, больше вам здесь делать нечего. Придется переменить местожительство… В отделе Ковачу доложили, что Гупперт уехал куда-то на такси. — Он заметил слежку? — Заметил. Потому-то и бросился к такси. — Теперь пойдет кружить по городу до самого вечера, — рассмеялся Ковач. Через час стали известны результаты лабораторного исследования содержимого «сигарет». — Сволочи! — воскликнул Ковач, прочитав бумагу, подписанную экспертами. — Сволочи, — повторил он и с силой ударил кулаком по столу. — Вот ведь на что пошли… Распорядитесь, чтобы ко мне привели арестованного, Бела. И сами заходите сюда. Будете присутствовать при допросе… Ковач повел допрос не совсем обычным путем. — Нам еще не все известно о вас, Сореньи, — сказал он. — Но кое-что уже знаем. Скажем, типографское дело. Помните? Или взрыв склада под Эбро и всякое другое. Сореньи молчал. Губы его дрожали. Все кончено. Если они знают такие давнишние вещи, то спасения нет. — До сего дня я считал вас в известной степени жертвой слабоволия. Но теперь… — Майор кивнул в сторону портсигара, лежавшего на столе. — Вы — злодей, который не может рассчитывать ни на малейшее снисхождение. Сореньи поднял голову. Он не знал, как понимать слова майора. Что это: ловушка или путь к спасению жизни? — Клянусь вам… — Он старался говорить как можно искреннее: — Клянусь вам, я хотел уничтожить портсигар. Никогда, никогда я не пошел бы на это. — Как знать… Это очень трудно проверить. А вот скажите: от кого вы получили портсигар? Говорить? А может, они его испытывают? Майор сказал же, что не все знает о нем. Может быть, у них нет никаких данных о его связях с американской разведкой, и им нужно лишь его признание? — Я не знаю, кто он такой, — наконец, решился на ложь Сореньи. — Он пришел ко мне сегодня утром. Я его вижу впервые. Низкорослый такой, черноволосый. Угрожал мне пистолетом и потребовал, чтобы я спрятал у себя вот эту гадость. Я завернул портсигар, хотел пойти на мост и бросить в Дунай… Да вот вы опередили меня. Он развел руками и смолк. — Что ж, — Ковач прищурил глаз, будто мысленно оценивая сказанное. — Как экспромт совсем недурно. Работа директором кинофирмы вам явно пошла на пользу. Еще несколько лет, и вы вполне могли бы сами заняться сценариями. Если бы не этот досадный инцидент, конечно… Зря стараетесь, — переменил он тон. — Гупперт совсем не рассчитывает на то, что вы будете его выгораживать. Во всяком случае, он не отвечает вам взаимностью. Гупперт? Значит и он… — Ну как? Будете говорить правду? — Буду, — глухо сказал Сореньи. — Давно бы так… Прошу вас, Бела, позовите стенографистку… После того, как арестованного увели, майор Ковач позвонил генералу. — Товарищ генерал, Миклош Сореньи во всем признался. Гупперт полностью изобличается его показаниями. Требуется санкция на арест. Материалы представлю через двадцать минут… Да, поезд отходит ровно в восемь. И только сейчас старшему лейтенанту Дьярошу, присутствовавшему при этом разговоре, стали ясны все действия майора Ковача. Бела понял, почему майор оставил в стороне Гупперта и все внимание сосредоточил на Сореньи. Ведь до сих пор против Гупперта не было никаких улик. Его нельзя было обвинить ни в чем. А теперь Гупперт оказался уличенным показаниями Миклоша Сореньи. На вокзал они прибыли задолго до отхода поезда. В служебном купе их ждал сотрудник отдела. — Еще не появлялся, — доложил он майору. — Что ж, обождем… Ждать пришлось довольно долго. Экспресс тронулся в путь. Уже давно остался позади вокзал, станция Келенфельд… Наконец, поступило известие: — Гупперт здесь. Шестой вагон, четвертое купе. …Когда в купе вошли двое венгров в униформе, Корнер понял: сейчас произойдет самое страшное. — Макс Гупперт? — спросил пожилой венгр со знаками майора на петлицах. И тут же, не дожидаясь ответа, добавил: — Именем Венгерской народной республики вы арестованы. Корнер не оказал никакого сопротивления. Всю дорогу он молчал. И лишь оставшись наедине с майором Ковачем в его кабинете, спросил: — Может быть, вы все же объясните, что это все значит? Ом говорил ровным, спокойным тоном. В голосе не слышалось ни нотки волнения, одно лишь безграничное удивление. — Всё в свое время… А пока скажите, товарищ Гупперт, как же ваше настоящее имя? Арестованный весело рассмеялся. — Нет, честное слово, такого со мной еще не бывало… Здесь какое-то недоразумение. За кого же вы меня принимаете, дорогой товарищ… э?.. э?.. — Не могу не отдать должное вашим артистическим способностям, уважаемый Гупперт в кавычках. Но отвертеться вам все равно не удастся. Вы ведь знаете некоего Миклоша Сореньи, не так ли? У Корнера потемнело в глазах. Конец! — А он, этот самый Миклош Сореньи, — продолжал майор, не давая арестованному опомниться, — не далее как три с половиной часа тому назад признался, что сегодня утром получил от вас сигареты с весьма необычной начинкой. — Послушайте, но ведь я совершенно не знаю никакого Миклоша Сореньи. И никакого портсигара я ему не давал. Я все утро находился в гостинице. Портье может подтвердить… Все это очень странно…