Отличная получилась из меня отбивная. Левая рука почти не шевелится и горит, как в огне. Пытаюсь расправить крыло — дыхание замирает от боли. Значит, и крыло задето. Насколько сильно, мне через плечо рассмотреть трудно. Но больно так, что ничего обнадеживающего ждать не приходится. Я ранена, и довольно серьезно. И за мной к тому же охотится эта вооруженная шайка. Все тело ноет. Ветровка исчезла. Видно, пока я летела вниз, ее сорвало с меня кустами да колючками. В придачу, если я не ошибаюсь, гнездо мое свито из ветвей ядовитого плюща. Значит кожа вот-вот вспухнет и пойдет чесучими волдырями. Медленно поднимаюсь на ноги, еле сдерживая стоны. Надо как-то отсюда выбираться. По солнцу определяю направление на север и потихоньку начинаю пробираться вперед. При мысли о том, где теперь Надж с Клыком, кричу чуть не в голос. Представляю себе, как они из-за меня распсиховались. Мда… хорошенькую я заварила кашу. Меня ждет Ангел, если, конечно, она еще жива. А я снова их всех подвела. Вот тебе и геройское решение! И что за натура у меня дурацкая, вечно мне надо за какого-нибудь заступаться да справедливость отвоевывать. Джеб всегда говорил — это моя смертельная ошибка. Он был прав. Джеб всегда был прав. 23 — Клык, я ужасно хочу есть. Просто до смерти! Прошел уже целый час с тех пор, как они расстались с Макс. Надж по-прежнему недопонимала, что это Макс вдруг понадобилось на земле. Клык согласно кивнул и молча, одним взглядом велел следовать за ним. Они взлетели к плоской, отполированной ветрами горной вершине. Клык нацелился на тенистую ложбину, и Надж начала притормаживать, готовясь к посадке. При ближайшем рассмотрении углубление оказалось широкой, но низкой пещерой. Так что, чтобы забраться внутрь, даже Надж пришлось пригнуться. Клык почти бесшумно опустился рядом. Наружное отверстие шириной около двадцати футов равномерно сужалось, уходя в глубину где-то футов на пятнадцать. Надж с удовольствием уселась на сухой песчаный пол. Клык скинул рюкзак и достал пару консервных банок и пакетиков со всякой снедью. — Ну ты даешь! — восхищается Надж, разрывая пачку сухофруктов. — Где ты только все это надыбал? Я что-то не помню у нас никаких запасов. Поди, припрятал потихоньку. Даже шоколад припас! Тащить в рюкзаке шоколад, и никому ничего не сказать — на такое только ты один способен! Блаженство, прямо неземное блаженство! Клык, спокойно улыбнувшись, сел рядом. Откусил кусок шоколада и со смаком принялся перекатывать его во рту, полузакрыв темные глаза. Но долго ему расслабляться не пришлось. — Ну, и где наша Макс? Что ей там внизу понадобилось? Не пора ли ей уже вернуться? А мы, долго мы здесь сидеть-то будем? Нам разве к Озеру Мид лететь не надо? А когда она нас вообще догонит? И что мы будем делать, коли она не появится ско…? — Макс увидела девочку в опасности и полетела ее спасать, — голос Клыка звучал спокойно и нарочито размеренно. — Мы подождем ее здесь, а озеро Мид — прямо под нами. Надж забеспокоилась. Каждая секунда дорога, а они тут застряли. Макс что, с ума сошла, что ли? И кто это оказался для нее важнее их Ангела! Она доела последний сушеный абрикос и осмотрелась. Когда Клык сказал про озеро, она тут же поняла, что голубая полоска впереди слева — это оно и есть. Поднялась на ноги и едва не уперлась головой в потолок. — Пойду посмотрю, какое оно, это озеро. — Шаг вперед, и Надж уже стоит на довольно широкой приступке при входе в пещеру. Озеро отсюда и впрямь как на ладони. — Клык… смотри, — только и смогла она выдохнуть. 24 Клык вышел из пещеры и замер. Уступ, на котором они стояли, широкой лентой огибал утес, плавно поднимаясь к плоской вершине. Тут и там словно чьей-то гигантской рукой разбросаны огромные валуны, и из-под них отчаянно тянутся к солнцу какие-то тщедушные полузасохшие растения. Среди камней всюду, куда ни кинь взгляд, крупные птичьи гнезда, каждое диаметром фута в два. В каждом сидят солидного размера птенцы, страшные, еще не оперившиеся, с синей, едва покрытой пухом кожей. И рядом с каждым птенцом пара зловещего вида родителей, не отрывая круглых холодных глаз, с напряженным вниманием следят за Надж и Клыком. — Они какой породы? — едва шевеля губами, спрашивает Надж. — Железорудные ястребы-тетеревятники, самые крупные хищные птицы этих краев. Сядь, но только очень медленно. И никаких резких движений. А то от нас сейчас только чистые косточки останутся. Стальные гнутые когти и клювы их соседей и вправду выглядят смертоносным оружием. — О'ке-е-е-ей! Надж медленно опускается на колени, с трудом смирив животный инстинкт дернуться и сломя голову прыгнуть со скалы. Однако Клык не зря ее предупредил: или осторожность, или гибель. — Ты думаешь… — начала было шепотом Надж, но Клык взглядом остановил ее и приказал молчать. Он тоже постепенно сполз вниз, сел на уступ и не отрываясь наблюдал за птицами. Один из ястребов держит в клюве ногу косули, а птенец в гнезде отчаянно вопит и подпрыгивает, стараясь рвануть кровавую мякоть. Минуты кажутся Надж столетиями. Сам посуди, дорогой читатель, из такой трещотки, как она, вопросы вечно сыпятся, будто из решета, а в попе, как говорится, шило. Так что сидеть молча и неподвижно для нее даже сейчас сущая каторга. Краем глаза она замечает, что Клык осторожно расправляет крылья. Головы ястребов как по команде поворачиваются в их сторону. И Надж, чуть не физически, ощущает на себе их холодные острые глаза. — Это я нарочно. Пусть почувствуют мой запах, — произнес Клык, не разжимая губ. Прошло немного времени, и ястребы, по всей вероятности, смирились с их присутствием. Теперь их можно рассмотреть получше. Все они один другого больше, один другого сильнее и один другого страшнее. Грудки и животы раскрашены белыми полосами, а крылья, размахом по меньшей мере футов в пять, такие же коричневые с ржавыми разводами, как и у Надж. Только ее крылья больше раза этак в два. Наконец ястребиная жизнь пошла своим чередом: одни продолжают кормить своих птенцов, другие улетели за добычей, третьи возвращаются с охоты. — Вот это да, — присвистнула Надж, увидев, как один ястреб бросил в гнездо еще извивающуюся змею. Родительская добыча так взбудоражила птенцов, что они, карабкаясь друг на дружку, — кто выклюет первый кусок — чуть не вывалились из гнезда. Клык повернулся к Надж и удивил ее неожиданно широкой улыбкой. Вообще-то ей было хорошо. Конечно, хотелось улететь, конечно, хотелось, чтоб поскорее вернулась Макс и чтобы было побольше еды. Но все равно так здорово сидеть здесь на солнце на вершине мира, наблюдать за огромными красивыми птицами и знать, что и у тебя есть крылья, готовые вот-вот поднять тебя в воздух. И Надж даже захотелось остаться здесь подольше. 25 Но только не слишком надолго. Надж грустно ковыряет болячку на коленке и, помолчав, поднимает на Клыка свои большие карие глаза: — Ангел нас ждет. Она мне как младшая сестренка. Она нам всем как сестренка. Мы по ночам друг другу всякие истории рассказываем. Когда мы домой вернемся, …если без нее…. мне одной что ли придется в той комнате спать? Макс должна срочно вернуться. Она же Ангела в беде не оставит? — Нет, не оставит. Смотри лучше, как вон тот большой ястреб с темной полосой крыльями работает. Видишь, он когда поворачивается, у него одно крыло совсем замирает, а другим он то туда, то сюда поводит — угол регулирует. Вот поворот у него и получается и быстрый, и плавный. Надо будет так же попробовать. Надж никогда такой длинной речи от Клыка не слыхала. Она отыскала глазами ястреба, на которого показывал Клык. — Ага, вижу, кажись, понятно, что он там делает. Она едва успела договорить, как Клык сорвался с места. Его большие сильные крылья поймали воздушный поток, и он взмыл ввысь и закружил с ястребами в их птичьем балете. Он улетел, а Надж не находит себе места. Ну куда только Макс запропастилась? Может, она ранена? Может, им с Клыком лучше вернуться и поискать ее? Вот Клык прилетит, она поговорит с ним об этом. Однако у Клыка совсем другие планы. Он как раз промчался мимо, прямо вровень с пещерой: — Давай, давай! Попробуй, потренируйся. Сразу полетишь, как горный орел! Надж стряхнула с кофты шоколадные крошки. Он что, об Ангеле не беспокоится разве? Беспокоится, конечно. Просто виду не показывает. Она-то знает, Клык тоже любит Ангела как родную. Он и книжки ей читал, пока она сама не научилась. И даже теперь ее обнимает и утешает, когда Ангел из-за чего-нибудь огорчится. Ладно, пойду потренируюсь. Всяко лучше, чем без дела сидеть. Надж соскочила с приступки перед пещерой. Взлет! И почти что против воли ее захлестнула волна восторга! Какое счастье парить высоко над землей, отдаться на милость ветров и свободным взмахом крыльев покорять небо. Она поравнялась с Клыком. Он еще раз объяснил и сам показал ей ястребиный маневр. Старательно повторяя каждое его движение, Надж вдруг поняла. Получается! Она выписывала широкие круги, тренируясь и все ближе подлетая к ястребиной стае. Удивительно, но птицы, похоже, не возражают против ее присутствия. Если не думать про Ангела да про Макс, Надж почти что счастлива. В тот вечер она лежала на животе и наблюдала за взрослыми ястребами и их детенышами. Огромные страшные птицы чуть ли не нежно поглаживали птенцов по взъерошенным тощим перьям, заботливо поддерживали под слабые пока крылья, помогая в первых неумелых полетах. Ком подкатил ей к горлу. Она всхлипнула. — Ты что? — Да птицы эти… Мне бы таких родичей, как у этих дурацких ястребов. О птенцах большие птицы заботятся, а обо мне никто никогда. Кроме Макс. Но она же мне не мама… — Не плачь. Все равно с этим ничего нельзя поделать. Не плачь, пожалуйста. — Клык отводит глаза, и голос у него очень грустный.