26 Чарльстон, Южная Каролина Шварцман казалось, что дорога до Чарльстона заняла у нее несколько дней. За длительной задержкой в Миннеаполисе из-за погодных условий последовала механическая неисправность. К тому времени, когда самолет был готов к вылету, пилоты слишком долго просидели в кабине, и рейс отменили. Последнее, с чем Анна была готова бороться, — это безделье. Ей хотелось размяться, пройтись по терминалу, но тело и голова болели, а наркотики еще не до конца вышли из организма. Даже когда Анна просто поднимала руку и выгибала спину, казалось, будто она пыталась двигаться в засохшей корке бетона. За отказом поверить в то, что Авы больше нет, последовали волны холодного, пустого горя. Анна переживала из-за рака, из-за того, что, не объяснив причин, бросила Хэла, из-за Кена, из-за того, что пропустит консультацию с доктором Фрейзером. Затем на поверхность снова всплыл страх. Страх воочию увидеть Спенсера, столкнуться с ним лицом к лицу. Мысли топтались по кругу до тех пор, пока не превратились в траншеи, из которых она была бессильна выбраться. Шварцман успела на последний рейс из Миннеаполиса в Атланту, но оттуда вылететь в Чарльстон было возможно только утром. Она на шаттле доехала до гостиницы «Хэмптон Инн» в аэропорту, но так толком и не уснула. Усталость, казалось, въелась глубоко-глубоко в кости. На протяжении всей поездки Анна не включала мобильник, позвонив с телефона-автомата матери, а затем — в отель в Атланте, чтобы сообщить новое время прибытия. Она прослушает сообщения, когда будет на месте, а пока ей просто нужно попасть туда. Смежив веки во время короткого первого утреннего рейса в Чарльстон, Анна окунулась в поток воспоминаний. В последний раз она видела Аву по окончании медицинского факультета, на выпускном вечере. Тогда к ней прилетели и Ава, и мать. Ей же досталась незавидная роль преодолевать любые невысказанные стены между ними и никакой возможности толком поговорить ни с одной, ни с другой. А с тех пор? Редкие звонки. Разговоры теплые, но короткие. Поздравительные открытки ко дню рождения. Был один год, когда она забыла это сделать. Или даже два года… Симпатическая нервная система перевела тело в режим полета. Ее била дрожь, ей не хватало воздуха. Щупальца горя тянулись откуда-то из желудка, прокладывая себе болезненный путь в грудь и легкие. Мысли были серыми и туманными. Это даже хуже, чем потерять отца. Потому что без Авы от него ничего не осталось. Ничего не осталось от них двоих. Ее преследовали видения того, как Спенсер убивает ее тетю. Видела ли Ава его лицо? Она смотрела на Спенсера, пока тот ее душил? Смотрела ли она ему в глаза? Люди всегда говорили Шварцман, что она похожа на тетю. Даже более того, она подозревала, что это одна из причин, почему ее мама недолюбливала Аву. Когда Спенсер убивал Аву, представлял ли он себе, что вместо этого убивает ее? Самолет завибрировал и выпустил шасси. Они шли на посадку в Чарльстоне. Аннабель сосредоточила взгляд на взлетно-посадочной полосе. Она еще ни разу не летала в Чарльстон самолетом. В детстве отец всегда отвозил ее на машине на те недели, которые она проводила с тетей. Иногда туда приезжала и мама, но с возрастом она делала это все реже и реже. Ава не водила машину. Живя в центре Чарльстона, она никогда в ней не нуждалась. Ее адвокатская контора находилась всего в нескольких минутах ходьбы, и хотя Ава ненавидела любые спортивные тренировки, она была заядлой любительницей ходить пешком. Шварцман помнила, как даже в самый сильный ливень ее тетя, бывало, надевала длинный черный плащ, высокие желтые резиновые сапоги и, завязав на голове прозрачный пластиковый капор, выходила на крыльцо и раскрывала гигантский черно-серый зонт. Ничего глупее этого пластикового капора Шварцман не видела. В детстве она над ним хихикала. Будучи подростком, закатывала глаза, но никогда не отговаривала Аву надевать его: у Авы, как и у нее самой, были волнистые волосы, имевшие свойство еще сильнее курчавиться от влаги даже внутри дома. Дождь же грозил разрушить аккуратный пучок, который был любимой прической Авы. В том, что касалось дождя, ее тетя, похоже, обладала шестым чувством, и это впечатляло, учитывая, что погода в Чарльстоне была совершенно непредсказуемой. За более чем десяток лет Анне запомнился лишь один случай, когда дождь поймал их без зонтика. Они отправились на исторический рынок в центре города, примерно в десятке кварталов. В детстве рынок, с его прилавками, заваленными броскими ремесленными изделиями и ювелирными украшениями, был одним из ее любимейших мест при посещении Чарльстона. Анна помнила, как однажды купила там небольшой серебряный браслет с подвеской в виде черепахи. Ей потребовалась целая вечность, чтобы выбрать между черепахой и дельфином. — Дельфин — умное животное, — вставила свое веское слово продавщица. — Но морская черепаха рождается в песке и возвращается в море при свете луны, — возразила тетя, облегчая выбор. И, движимая минутной прихотью, приобрела себе серебряную цепочку с подвеской в виде морской черепахи. На обратном пути домой Ава сказала: — Теперь каждый раз, как посмотришь на свой браслет, ты будешь знать, что я тоже ношу свою черепаху. Мы как будто будем вместе, даже если порознь. Шварцман не снимала браслета с черепахой до тех пор, пока серебро не стерлось, а на запястье осталась черная полоска. В тот первый день, купив браслеты в виде черепахи, они попали под ливень, и уже через нескольких кварталов промокли до нитки. В Чарльстоне было не слишком много такси, и найти машину под дождем было невозможно. Взяв племянницу за мокрую руку, Ава как ни в чем не бывало вошла в вестибюль шикарного отеля, взяла с подставки, на которой стоял десяток зонтиков для гостей, зонт, развернулась и снова вышла. Анна была уверена, что по дороге к двери их арестуют, но Ава заверила ее, что она уже брала здесь зонтики и раньше. Всю дорогу домой они жались друг к другу под одним зонтом. Шварцман вспомнила запах дождя: грязь, листья, морская вода, магнолии, гортензии, все живое, что потянулось вверх, когда пошел дождь, запах Авы — смесь гардении и чего-то землистого, вроде чайных листьев, — и ощущение того, что она шагает с ней рядом, теплая, сухая… любимая. Они были почти у дома, когда, без видимых причин, Ава остановилась на тротуаре и сложила зонтик. Они медленно пошли дальше по улице, подставив лица небу и дождю, который падал на них крупными каплями. Дождь стекал за воротник и за ухо, и когда Анна подняла руки, он скатился с ее ладоней в рукава. Они подошли к дому промокшими до нитки. Стоя на крыльце, Ава вытащила из прически шпильки и встряхнула мокрыми волосами, разбрасывая капли на окна и дверь. Она продолжала трясти головой и, пока Анна наблюдала за ней, смеялась — вернее, по-девчоночьи хихикала. Анна присоединилась к ней, мотая головой и смеясь, пока у нее не закружилась голова и не заболел живот. В тот вечер, после горячей ванны для Анны и душа для Авы, они вдвоем сели у камина: пили горячий шоколад и жарили зефир. — Мне давно не было так весело, — сказала Ава, укладывая ее в постель. — А может, и вообще никогда. На следующий день, когда ее аккуратная прическа была восстановлена, она взяла Анну, чтобы вернуть взятый взаймы зонтик, захватив с собой в качестве благодарности служащим на стойке регистрации коробку местных шоколадных конфет. — Мэм… Кто-то коснулся ее плеча. Она вздрогнула и обернулась. Сидевший у окна мужчина указывал на проход. Люди выходили из самолета. Шварцман быстро встала, но на миг остановилась в проходе, вспомнив про сумку. Закинула ее на плечо и зашагала по проходу. И хотя трап был закрытым, выходя из самолета, Анна мгновенно почувствовала запахи Юга. Перекипевший кофе, женские духи, теплый пластик ковриков, затхлость недавно выбитого ковра, пот, лишь частично забитый дезодорантом… Влажность увеличивает молекулярную летучесть, а значит, молекулы запаха подпрыгивают, проникая в нос человека чаще, чем в более сухом климате. Хорошо это или плохо, но на Юге запахи сильнее. В терминале Анна снова включила телефон и вышла на улицу. Тот сразу начал гудеть в ее кармане. Раз. Второй. Третий. И потом снова и снова, пока она не потеряла счет. Хэл. Сколько раз он пытался связаться с ней? Дрожащей рукой Анна вытащила из кармана телефон и пролистала текстовые сообщения от Хэла. В глаза бросилось слово Мэйси, и ее колени ослабли. Затем взгляд выхватил сообщение от матери. Не смогу приехать в аэропорт. Встретимся в похоронном бюро А. Г. Вудворда. Адрес был напечатан в отдельном сообщении. Ее матери всего шестьдесят. Неужели это так утомительно — приехать в аэропорт? Или она так сильно переживала из-за смерти Авы? Ее матери не хватало стойкости духа Авы, но и она тоже умела удивить. Прекрасно готовила, была предана своим благотворительным обществам, независимо от того, каковы были последние тренды… В ней было много такого, чего Шварцман не знала и не понимала. Складывалось впечатление, будто десять лет назад — или даже больше — что-то отправило их разными путями, которые пересекались крайне редко, не давая установить по-настоящему теплые отношения, да и вообще какую-либо близость. Единственное, что было у них общего — по крайней мере, в сознании ее матери, — это чтобы кто-то взял на себя заботу о ней… кто-то вроде Спенсера. Шварцман дала таксисту адрес похоронного бюро. По пути туда тот попытался завязать вежливую беседу, но она сосредоточилась на своем телефоне. Прочитав сообщения Хэла, ощутила себя одновременно виноватой и исполненной решимости. Он прислал ей шесть эсэмесок и два голосовых сообщения. Все, как одно, убеждали ее перезвонить ему. — Ты где? Нам нужно обсудить возможные вопросы о прошлой ночи. Вместе мы что-нибудь придумаем, — говорилось в первом сообщении. — Ты должна мне доверять. Каждое новое сообщение было более угрожающим, более тревожным. Последнее гласило: Бегство означает, что ты виновна. Даже если нет, все так думают. Ты должна помочь мне здесь. Виновна… Но она ведь и была виновна, не так ли? Пусть не в том, что размахивала ножом, но она точно приманила Спенсера к Мэйси. Анна уже собралась выключить телефон, когда на экране возникло еще одно сообщение. С неизвестного номера. Так приятно видеть тебя в городе. В горле тотчас возник комок. Она начала было печатать ответ, но остановилась. Это то, чего он от нее хотел. Анна вернулась к сообщениям Хэла. — Невиновна, — написала она. — Я в ЮК. Хэл, должно быть, следил за своим телефоном — ответ появился в течение считаных секунд. В Южной Каролине?! Что ты там забыла? Она решала проблему. Она смело смотрела в лицо своим демонам. Ее единственному демону. Возвращала себе свою жизнь. Мстила за Аву, Кена Мэйси и Сару Фельд. Хэл скажет, что там ей не место. Что она не может быть судьей и присяжными. Что она рискует собственной жизнью. Анна решила задействовать единственный довод, способный опровергнуть любые аргументы Хэла. — Мою тетю убили, — написала она. И выключила телефон. 27