Шварцман прошла по коридорам, не встретив никого из знакомых, и вышла на улицу, сразу же испытав желание оказаться в умиротворяющей тишине морга. На небе наконец-то сияло солнце. Лестница, ведущая в отделение, была мокрой, в воздухе пахло недавним дождем. — Доктор Шварцман! К ней подбежал запыхавшийся Кен Мэйси. — Я рад, что поймал вас. Хэл сказал, что вы наблюдали за допросом. Анна ему верила. Возможно, было бы легче наоборот, но она верила. Не то чтобы это что-то изменило. Но теперь все было иначе. — Спасибо, что были здесь, — сказал Мэйси, сверля ее взглядом. Анна не выдержала и отвернулась. — Не стоит, — сказала она и полезла в сумочку, чтобы найти ключи от машины. — Я ничего не делала. — Неправда. — Он потянулся к ее свободной руке, той, что лежала на ремешке сумочки. Шварцман застыла на месте. — Спасибо, — сказал Кен, мягко сжимая ее руку. — Надеюсь, вы позволите мне в знак благодарности угостить вас ужином. — В этом нет необходимости. — Я и не говорил, что она есть. Я напишу вам позже на неделе. Анна не сказала ему «нет». Ей понравился их ужин. Неужели он был менее двух дней назад? Как же сильно все изменилось с пятницы… Кен зашагал назад в здание. Даже после допроса его походка оставалась легкой и уверенной. Было видно, что он не потерял бодрости духа. Мэйси обернулся, не сбавляя скорости, и улыбнулся ей. Он ей нравился. Стоя одна на лестнице, Анна не могла избавиться от неловкого ощущения, что она у всех на виду устроила сцену. Но когда огляделась, то увидела просто людей, каждый из которых занимался своим делом. Одни куда-то шли по своим делам, другие на ходу строчили эсэмэски, разговаривали по телефону или курили. Бездомный просил денег у группы женщин, которые собрались неподалеку от входа. Шварцман была для них незаметной, силуэтом в окружении темных теней. Она вновь повернулась к зданию. Сама мысль о морге и ожидающих ее телах дарила чувство умиротворения. Морг — единственное место, где ей по-настоящему спокойно. 21 Гринвилл, Южная Каролина Напоминалка в календаре прожужжала в понедельник утром в десять сорок пять, за пятнадцать минут до назначенного времени. Она уже наверняка сидит на телефоне, ждет его звонка. Он развернул итальянское кожаное офисное кресло и посмотрел в окно. Небо было голубым. Ветерок нежно колыхал листья на деревьях вдоль улицы. Типичный день. Но больше всего он обожал этот вид не за небо и не за город, а за баптистскую церковь — историческое здание с римскими колоннами и ступенями, не уступавшими мемориалу Линкольна. Он смотрел вниз, на зеленый шпиль с перекрещенными стрелами и прихожан, которые каждую неделю спешили сюда, словно привлеченные медом муравьи. Он мог бы занять угол над парком. Его партнеры думали, что он сошел с ума, не выбрав его, ведь право первого выбора было за ним. Но он выбрал вид на церковь. Некоторые считали, что причина тому — строгое баптистское воспитание. Более того, даже его собственная мать назвала именно эту причину, когда пришла посмотреть на место его работы. — Твой отец гордился бы тобой, — сказала она. В моменты гнева этот вид остужал его ярость, в моменты отчаяния — успокаивал, а в редкие секунды страха — наполнял силой. Да и могло ли быть иначе? Он наверху и посматривает сверху вниз на самого Господа Бога. Обернувшись к столу, он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, ослабил галстук и нажал на кнопку переговорного устройства. — Дженни? — Да, мистер… — Никто не должен меня беспокоить, пока я вновь не позвоню тебе. — Конечно. Он выключил интерком и встал из-за стола. В последнее время он стал бояться этих звонков. То, что раньше воодушевляло, теперь утомляло. Предвкушение, планирование — они всегда приятно щекотали нервы. Он привык прибегать к посторонней помощи. В конце концов, он не мог приехать к ней, поэтому поручал другим сделать это за него, но так далеко в своих просьбах он еще ни разу не заходил. Манипуляции должны быть идеальными, изощренными, но в то же время простыми. Цель была прекрасна, но вот эта часть… заметание следов, заверения, которые, увы, приходилось раздавать, поскольку после того как дело было сделано, у людей неизбежно подкашивались ноги. Все это жутко утомляло. Он запер массивную дубовую дверь кабинета, которую установил вместе со звукоизоляцией, когда въехал, и подошел к большой картине, висевшей над кожаным диваном. Сняв ее, положил на диван и дотянулся до стенного сейфа. Закрыв глаза — в качестве тренировки, — набрал шестнадцатизначный код и, услышав короткий тихий сигнал, повернул ручку на девяносто градусов вправо. Дверь распахнулась. Он достал небольшой нейлоновый мешочек, закрыл сейф и вернул картину на место. Он не стал садиться обратно за стол. Вместо этого подтащил один из стульев для гостей к окну и сел, как делал каждый раз. Достал из нейлонового мешка дешевый телефон и шнур, маленькую черную коробку и цифровой диктофон, на который были записаны необходимые ему фоновые звуки. После этого вставил в телефон аккумулятор и подключил шнур к розетке чуть ниже подоконника. Это позволяло поднести телефон ко рту и говорить, пока аппарат заряжается. Он не любил оставлять в аккумуляторе заряд и никогда не оставлял аккумулятор в телефоне. Ему нравилось, что телефон нельзя отследить, но недавнее знакомство научило его, что по-настоящему безопасными могут быть лишь очень немногие технологии. Он настроил цифровой диктофон на нужный файл, надел на голову черные наушники и поставил рядом с телефоном динамик. Преобразователь голоса был относительно недорогим. Эта штуковина изменяла голос, заставляя его звучать примерно на пол-октавы ниже. Он подозревал, что целевой рынок такого гаджета — это нечто приземленное. Например, женатые мужчины, пытающиеся заняться сексом по телефону со своими женами или подругами. Он тщательно его протестировал. Благодаря этой штуке его голос отлично подходил к выбранной им для себя роли заключенного. Он перепроверил настройки и набрал номер. При первом гудке нажал на диктофон и поднес его к трубке. Комната наполнилась мужскими криками. — Это ты? — Да, детка. Это я, — ответил он. — У вас там вечно шум, — посетовала она. Одно и то же каждый раз, когда он звонил. Она могла бы быть частью записи. — Ага, — согласился он. — Подожди; посмотрю, найдется ли тут тихий уголок. — Он притворился, что двигается, но на самом деле лишь слегка уменьшил громкость записи. — Это ужасно. Опять та же самая песня. — Уже недолго, — сказал он ей. Господи, сколько можно! Он пришел к выводу, что, если б мог вычислить время, необходимое для ее глупых комментариев и бессмыссленных вздохов, которыми она сопровождала их разговоры, то смог бы записать самого себя и настроить звонки так, чтобы они запускались сами по себе. Но пока что эти отношения заканчивать рано. Ему придется двигаться выбранным курсом еще как минимум месяц. — Чак? — Что? — Как прошло собрание по условно-досрочному освобождению? Я забыла спросить на прошлой неделе. Это было проблемой, когда изображаешь из себя реального заключенного. С одной стороны, можно легко получить подробности, необходимые для того, чтобы реалистично играть роль. Но все, черт возьми, в конце концов попадает в Интернет. — Ладно. Не хочу пока сглазить, говоря об этом. По молчанию в трубке он понял, что она дуется. — Мы приближаемся к цели, детка. А это самое главное, верно? — Когда я увижу тебя? Я могла бы приехать, просто в гости? — Нет. — Его голос дрогнул, но он надеялся, что через модулятор это будет не так заметно. Будь она проклята… — Мы не должны… Он недоговорил. Он ненавидел ее за то, что она заставляла его нервничать — Чак? Он вновь вошел в роль.