Она не знала, как долго это продлится. Впрочем, его молчание никогда не бывало долгим. Кабинет доктора, с его фикусами и свежесрезанными желтыми тюльпанами, был призван вселять спокойствие. Желтые. Шварцман зябко потерла ладонями плечи и глубоко вздохнула, пытаясь успокоить бешеное сердцебиение. Чтобы отвлечься, проверила на телефоне электронную почту и последние результаты лабораторных исследований. Происхождение семян лаванды, обнаруженных в легких жертвы, установить не удалось. Ничего удивительного. Лаванда обычно не ассоциируется с убийством, так что просьба найти конкретное растение была весьма необычной и вряд ли выполнимой. Шварцман отправила информацию Хэлу. Она проверяла наличие новых писем каждые пятнадцать-тридцать секунд и, наконец, в отчаянии, взяла со стола номер журнала «Ю-эс уикли». Заглавная статья была посвящена актрисе, которая столкнулась с раком. Гордая женщина улыбалась в камеру. Ее голова была выбрита наголо. Она надела ярко-желтый свитер. Желтый — цвет рака. Только так и никак иначе. Шварцман была благодарна, когда ее наконец вызвали в смотровую, где доктор Фрейзер подробно рассказал про процедуру и шансы на успех. — Я бываю в этой комнате с женщинами, чьи биопсии оказались совершенно чистыми, и с женщинами, которые вернутся на следующей неделе, чтобы спланировать лечение, — сказал он. — Независимо от результатов, я здесь, чтобы помочь вам пережить это. Она вздрогнула. — Нервничать — это нормально. Дверь открылась, и вошла медсестра. Она представилась как Бонни. Самоуверенная. Бодрая. Жизнерадостная. — Бонни излечилась от рака груди, — объявил Фрейзер. К хирургическому топику медсестры была приколота розовая булавка. Прямо над сердцем. — Рада познакомиться, Аннабель, — сказала она, протягивая руку. Шварцман почувствовала, как у нее похолодело внутри. — Пожалуйста, — сказала она. Пожалуйста, не называй меня Аннабель. — Я привыкла к имени Анна. — Хорошо, — сказала Бонни, делая пометку. Шварцман не нервничала. Нет, мысль о раке груди ужасала, но человек способен вместить в себя лишь ограниченное количество ужаса, а она уже была поглощена чем-то, кем-то, гораздо более смертоносным, чем рак. Сама биопсия была быстрой и не очень болезненной. Они взяли пробы из обоих надпочечников, а также из кальциноза в ее правой груди. На протяжении всей процедуры Бонни болтала, объясняя куда более подробно, нежели было необходимо, как долго может ощущаться болезненность. Также она сказала, что Анна может принимать ибупрофен, и сообщила многое другое о процедурах и способах борьбы с тревогой. — Все в порядке, — сказала наконец Шварцман, и Бонни закрыла рот. Возможно, она была слишком низкорослой. Пригодились методы отвлечения внимания. По этой части у нее имелся большой опыт. Впрочем, в самой идее рака было что-то успокаивающее. Да, мысли о болезни заполонили ее мозг, но зато ее не мучил вопрос, когда, где и как Спенсер появится снова. Однако, вернувшись в тот вечер домой, она была взволнована и расстроена. Было уже почти шесть, а от Хэла никаких известий. Вероятно, ей придется ждать до конца выходных, чтобы узнать хоть что-то. Анна попыталась придумать, как ей хотя бы на вечерок забыть про работу. Можно пойти в кино, но она не любила ходить в кино одна, довольствуясь в таких случаях книгой, уютным пледом и стаканом бурбона «Эван Уильямс». Анна как раз допивала последнюю бутылку, оставшуюся после смерти отца. Всего их первоначально было одиннадцать. Интересно, купит ли она его сама, когда закончится последняя, или разлюбит бурбон, поскольку бутылка не будет отцовской? Раньше ей удавалось выбросить Спенсера из головы, не так ли? Просто нужно найти способ сделать это снова. Отвлечься работой или книгой… старым фильмом? Она почти убедила себя пойти на новую выставку в музей де Янга[15], когда пришло новое сообщение от Кена Мэйси. «Новый балийский ресторанчик, который стоит попробовать. Открылся всего неделю назад. Был там прошлым вечером. Доставка пока отсутствует. Скоро, я надеюсь, будет. Буду держать вас в курсе». Она может поехать туда одна и быстро поужинать. Сколько можно сидеть дома? Ресторан всего в десяти кварталах. Можно даже прогуляться пешком. Дождя не было. Погода довольно прохладная, но можно надеть куртку. Шварцман ожидала, что весна в Сан-Франциско наступит быстрее, но май был влажным и холодным, как зима. Нет, пешком она не пойдет. Прогулка означала толпу, много незнакомых людей. Анна представила, как будет идти мимо них по улицам. Смотреть на их лица. Будет ли среди них Терри Стайн или кто она там такая? Будет ли Спенсер? Раньше она любила гулять, но теперь это казалось ей слишком рискованным делом. Анна ездила только на работу и с работы, раз в неделю заходила в магазин и в химчистку. Если задерживалась на месте преступления, то просила кого-нибудь из полицейских проводить ее до машины. Заказывала еду на дом. Она жила как отшельница. Из-за Спенсера. После побега от Спенсера, Анна редко отваживалась нарушить привычный распорядок — учеба, работа, редкие прогулки. Но поскольку Спенсер вновь отыскал ее, то каждый раз, когда она выходила из дома — нет, каждый раз, когда она открывала дверь своей квартиры, — ей казалось, что она идет на риск. Хэл Харрис оставил голосовое сообщение, в котором сообщал, что связался с полицией Гринвилла. Спенсер был там — по крайней мере, так ему сказали. Так она и поверила! Она прожила семь с половиной лет, точно зная, что Спенсер преследует ее по пятам, даже если — насколько можно судить — он никогда не покидал Гринвилл. Почему бы не остаться дома и не заказать что-нибудь еще? В Сан-Франциско есть множество заведений с доставкой на дом. Ужин и ее книга. Книга Маккалоу лежала закрытой на столе, тонкая белая закладка напоминала, что за неделю Шварцман прочитала всего пару десятков страниц. Она вполне может провести вечер с книгой. Нет. Ей нужно выйти из дома. Хотя бы на несколько минут. Решено. Она поедет в новый балийский ресторанчик. Будет там через десять минут, потратит еще двадцать минут или около того, чтобы поесть, и будет дома еще через десять. Час-полтора вне дома. Что если… Она одернула себя. Довольно. Сколько можно позволять Спенсеру управлять твоей жизнью?! Это всего лишь ресторан. Там будут люди. Ресторан в Марине[16]. Улицы будут набиты битком. Более того, парковка, вероятно, обернется сущим адом. Может быть, стоило взять такси? Анна отвергла эту идею еще до того, как та полностью оформилась в ее голове. Она просто не могла представить себе, что сядет в чужую машину. Если б кто-то мог слышать ее мысли, то сказал бы, что она параноик, реальная сумасшедшая. Наверное, так и есть. Правда заключалась в том, что даже в таком простом деле правил Спенсер. Положив в карман ключи от машины, единственную кредитную карту, водительские права и телефон, Шварцман направилась к выходу. Когда она выехала из гаража и сделала первый поворот, ее пульс слегка участился. Гипоталамус посылал сообщения ее симпатической нервной системе. Она была напряжена и готова ко всему. Сделав глубокий вдох, легким движением руки переключила радио на радиостанцию, крутившую кантри-музыку 1990-х годов. Зазвучала песня в исполнении Гарта Брукса. Постепенно музыка и знакомые улицы успокоили ее. Место, о котором говорил Кен, находилось в паре кварталов к востоку от самой загруженной части яхтенной пристани. Шварцман проехала мимо, чтобы убедиться, что это действительно там. Дверь открылась, и наружу вышла пара, но, похоже, внутри не было забито до отказа. Найдя в полуквартале от ресторана парковочное место, Анна облегченно вздохнула и направилась к ресторанчику. Действительно, почему бы нет? Мимо, ведя на поводке двух огромных псов, прошла какая-то пара. Они даже сошли с тротуара, уступая ей дорогу. — Добрый вечер, — сказал мужчина. Она всмотрелась в его лицо. Незнакомец. Без южного акцента. Просто кто-то вежливый. Такое еще бывает. Анна подошла к входной двери. За одним столиком сидели четыре женщины, все как одна в нарядных платьях. За другим, длинным, расположились темноволосые взрослые и дети, с седовласым мужчиной во главе. Внутрь заходили пары, одиночек не наблюдалось. Анна замешкалась. Сидеть одной было бы неловко. Но ведь можно сделать заказ и подождать в машине. Или просто пройтись по улицам. Людей было много. — Привет! Шварцман вздрогнула и отшатнулась, Зацепившись при этом одной ногой за другую, она потеряла равновесие и шлепнулась на мягкое место, ободрав о шероховатый тротуар обе ладони. Попыталась было предотвратить падение, и ключи вылетели из рук. Сердце бешено стучало в груди. Мужчина, который присел перед ней на корточки, оказался не кто иной, как Кен Мэйси. — Извините. Она осторожно вытерла руки о штаны. — Давайте я помогу вам встать. Анна перевернулась на бок, сама, без посторонней помощи встала и осмотрела тротуар в поисках ключей от машины. — Вы что-то уронили? — Мои ключи, — сказала она и, вновь опустившись на колени, заглянула под черный внедорожник «Мерседес», припаркованный у бордюра. Мэйси включил фонарик своего телефона и посветил на тротуар. — Вы слышали, как они упали? Шварцман сгорала от смущения и хотела лишь одного — поскорее попасть домой. Мэйси сошел с тротуара на проезжую часть, чтобы поискать ключи с другой стороны внедорожника. Поднявшись, Анна взглянула на ладони. Правая кровоточила, к левой прилипло несколько мелких осколков камня. Нужно будет вымыть их. — Они у меня. Кен вернул ей ключи. Острый край ключа от дома коснулся ссадины на ладони, заставив сморщиться. — Дайте взглянуть, — сказал Мэйси и, прежде чем она успела сказать ему «нет», взял ее руку.