И в этот раз мне повезло. Или не повезло. Или и то, и другое. В любом случае мне не пришлось отвечать, потому что нас прервал своевременный и неудачный приход. – Привет, Кэт! – позвала Леона, подбегая к моему тротуару. – Мама сказала, что Блэр дома, можно её увидеть? Я хочу показать ей новую песню, которую дядя Дани принёс мне сегодня. Она остановилась, видимо, впервые заметив Давида, и подняла на него глаза. – О. Кто вы? – Я папа Блэр, – спокойно ответил он. – Вы, должно быть, Леона. Блэр много рассказывала мне о вас. Леона кивнула, её энтузиазм немного угас. – Приятно познакомиться, – она снова повернулась ко мне, широко раскрыв глаза, – могу я пойти повидаться с Блэр? – Я… да. Проходи, – сказала я, заикаясь только потому, что, пока я отвечала, Дани шёл по тротуару. Он подождал, пока Леона добежит до входной двери, прежде чем заговорить. – Привет, Кэти, – сказал он непринуждённо, хотя смотрел на Давида. – Извини, Эшли не упомянула, что у тебя кто-то был. Я не вовремя? – Да, – сказал Давид, его голос заметно похолодел, – но всё в порядке. Я уходил. Он повернулся ко мне, подняв брови. – Дай мне знать, когда бы ты хотела обсудить новые условия соглашения. Я готов быть разумным, Кэт. Чёрта с два! Но я не смогла заставить себя ответить, когда он пошёл по тротуару мимо Дани. Мы оба смотрели, как Давид садится в машину, и молчали, пока не зажглись фары и он не уехал. Затем Дани снова посмотрел на меня. – Что случилось… – Не твоё дело, – я повернулась и направилась к входной двери. Внезапная резкость, казалось, ошеломила его, и я уже открывала дверь, когда он среагировал. – Кэт, подожди. – Я пошлю Леону обратно, одну секунду. – Проклятье… Кэт, остановись, пожалуйста! Я не знаю, почему я это сделала. Не знаю, почему его слова были так же эффективны, как если бы он схватил меня за руки и держал на месте. Часть меня хотела обвинить в этом душевное состояние, в котором Давид всегда отправлял меня. Что столкновение с человеком, который так долго контролировал меня, сделало меня уязвимой и испуганной. Не то чтобы Дани знал об этом, так что его нельзя было винить. Или, может быть, виной тому было, что Дани сорвался, что его тон был злым и требовательным и заморозил меня на месте. Это были те объяснения, которых я хотела, а не те, которые были правдой. Правда заключалась в том, как он сказал «пожалуйста». Это не было отчаянием или нуждой. Это не было сказано в разочаровании или гневе. Дело было даже не в том, что это была просьба. Дело было в том, как он это сказал. С грустью, сожалением, покорным пониманием тоскливой мольбы, которая, как он знал, была слишком сильной. И я не могла двигаться дальше. Жёлтый свет лился на меня, когда я стоял в проходе. Сверху было слышно, как Леона и Блэр хихикают и играют, не обращая внимания на суматоху, происходящую под ними. Прошёл удар сердца, затем ещё один, а потом позади меня послышались нерешительные шаги Дани. – Ты сказала, что мы не будем вести себя неловко, – сказал он, – но вышло ещё хуже. – Мне жаль, – ответила я, – просто… это тяжело. – Я знаю. Но мы можем поговорить? Просто быстро поговорить. Пожалуйста? Ответ был дан в тот момент, когда я застыла на месте, но я всё равно кивнула и шагнула вперёд, чтобы он мог последовать за мной в дом. Я повернулась к нему лицом, когда он осторожно закрыл дверь, затем поднял на меня глаза и тяжело сглотнул. – О чём ты хочешь поговорить? – спросила я. Он открыл рот, потом закрыл его, потом снова открыл. Слова не выходили, он нахмурился, потом вздохнул. – Честно говоря, я хотел спросить, можем ли мы притвориться, что той ночи не было, и вернуться к тому, что было, потому что я чертовски скучаю по тебе, – сказал он, его голос был очень низким, пока мы слушали девочек наверху. – Но теперь я… это был он, верно? Я не могла произнести слова, поэтому снова кивнула. – Эшли сказала, что он появился из ниоткуда и позволил себе войти. Она хотела убедиться, что с тобой всё в порядке. Ты в порядке? – Я в порядке, – сказала я. – Врёшь. – Конечно, ты знаешь лучше меня, – огрызнулась я, – почему ты вообще потрудился спросить, если был так уверен в ответе? – Потому что я не знаю, как с этим справиться, – ответил он, – я не знаю, как справиться с тобой и тем, что… что произошло между нами. И я не знаю, что теперь между нами, не знаю, как сказать тебе, что я хочу быть рядом с тобой. – Это не твоя проблема, – я покачала головой, – тебе не нужно беспокоиться о… – Я хочу, Кэти! – его голос был низким шипением, когда он умоляюще посмотрел на меня. – Я хочу убедиться, что с тобой всё в порядке, я хочу знать, даже если в качестве друга. Так что да, я не переставал думать о тебе с той ночи, и да, я всё ещё хочу тебя больше, чем ты когда-либо узнаешь. Но я хочу убедиться, что ты в безопасности. Это важнее всего. И по какой-то причине именно это сломило меня. По какой-то причине, услышав его заботу в звенящем шёпоте, я тронула часть себя, разбила часть себя, открыла ему часть себя, которую не должна была открывать. У меня было миллион теорий, начиная с того, что я изголодалась по кому-то, кто заботился бы обо мне, и заканчивая простым адреналином, который бурлил во мне после визита Давида, но правда заключалась в том, что это не имело значения. Он сказал эти слова, я почувствовала эти слова, и вместо того, чтобы изложить свои страхи и разочарование в собственных словах, я снова поцеловала Дани. Был ли он удивлён этим, я не могла сказать. Он даже не задохнулся, когда я прижалась губами к его губам, и его руки тут же обхватили меня, словно удерживая, чтобы я не отпрянула и не осознала свою ошибку. Я прекрасно знала, что это была ошибка, с того момента, как коснулась его, но ему не нужно было держать меня в надежде, что я не остановлюсь. Я отбросила всякое подобие логики в тот момент, когда он позвал меня. Он застонал, когда я просунула язык в его рот. Его язык скользнул по моим губам, а затем стал дразнить пирсинг на моей губе. Я хныкнула, звук приглушился, и его руки крепко обхватили меня. – Девочки, – пробормотал он, – что, если они?.. Я покачала головой. – Просто не шуми. Я увидела, как на его лице промелькнул вопрос, вероятно, что-то о том, что мы будем делать, для чего ему придётся молчать. Но ему не нужно было спрашивать, когда я снова поцеловала его, прежде чем взять его руку и поднести её к своей груди. Он тихо выдохнул и на мгновение замешкался, прежде чем прикоснуться к ней. Я вздохнула ему в губы и провела рукой по его руке и плечу, а затем провела пальцами по его шее. Под кончиками моих пальцев я почувствовала, как он вздрогнул, а затем придвинулся ближе ко мне, а потом ещё ближе, а затем использовал свои бёдра, чтобы прижать меня к стене. Я позволила ему только потому, что он сделал это первым; если бы прошло ещё несколько ударов сердца, я, вероятно, сделала бы то же самое, только прижала бы его к входной двери вместо того, чтобы он прижал меня к стене в прихожей. Не имело значения, кто из нас куда был прижат. Мы оба оказались в ловушке в момент, который не должны были делить, и нигде, блин, нигде мы бы не хотели больше оказаться. Я знала это, потому что, когда он прижимал меня к стене, я чувствовала, как это действует на него. И хотя моё тело не обладало такими же физическими показателями, как его, я чертовски хорошо знала, какой эффект это оказывает на меня. С моих губ сорвался тихий стон, когда он толкнулся бёдрами ко мне, одна из его рук переместилась на стену, так что он возвышался надо мной, используя свой рост и своё тело, чтобы я чувствовала себя такой маленькой и такой защищённой. Его губы прижались к моим, когда он ласкал меня через рубашку, от вкуса его рта и тепла его дыхания у меня кружилась голова, пока я пыталась насытиться им. Только когда я позволила своим пальцам провести по его руке вниз и к талии, он издал этот прекрасный, урчащий стон.