Она произносит это до неприличия расслабленно, словно не слышит, что я только что сказала. — Мне надо поговорить с Джеком, прямо сейчас. Я кричу и одновременно плачу. Слышу, как за моей спиной хрустит ветка, но, обернувшись, вижу только зловещую тьму и призрачные очертания мертвых деревьев. — Мне надо, чтобы вы сохраняли спокойствие, — продолжает голос в телефоне. — Мы направляемся к вам, но нам нужна локация. Вы можете сказать еще что-нибудь о том месте, где вы находитесь? Что вы видите? Сморгнув слезы, снова вглядываюсь в темноту, но там ничего нет, кроме леса. Я не могу точно сказать им, где нахожусь, потому что не знаю. Вытираю лицо рукавом куртки, поворачиваюсь и вижу кое-что еще. Она стоит прямо за мной, одетая в белое. Он Четверг 01.30 — Анна отключилась, — говорит Прийя. — Что? Где она? Что она сказала? — спрашиваю я, продолжая вести машину настолько быстро, насколько мне хватает смелости на темных сельских проулках в разгар ночи. Мы взяли машину Зои. За рулем я чувствую себя более комфортно, но по-прежнему не доверяю Прийе. Она схватила мой телефон, как только он зазвонил, словно не хотела, чтобы я сам ответил. Хотя это может быть из-за скорости — она несколько раз проверила ремень безопасности. — Анна упомянула лес, — говорит Прийя, держась за борт машины, когда я в очередной раз поворачиваю быстрее, чем следовало бы. — Превосходно, это очень поможет в городе, окруженном лесами, — огрызаюсь я. — Я просто пересказываю вам ее слова. — Это точно была она? — Да. — Позвоните техникам, пусть они немедленно установят, откуда поступил сигнал ее телефона. Затем позвоните Анне. Прийя делает так, как ее просят, но я слышу только одну сторону разговора, который она ведет с кем-то из штаб-квартиры. К концу звонка у нее меняется тон. — Что такое? Что не так? — спрашиваю я, когда она отключается, но она не отвечает. Отрываю глаза от дороги буквально на секунду, чтобы взглянуть на нее, а когда поворачиваюсь обратно, прямо перед нами стоит олень. Его глаза сияют в свете фар, огромные рога кажутся смертельно опасными, и он не шевелится. Бью по тормозам, и мне едва удается вовремя увернуться, чтобы не сбить его. Через несколько секунд мы врезаемся в старый дуб. Сначала мне кажется, что я умер. — Господи Иисусе, — говорит Прийя, трогая свой затылок, словно ей больно. — Извините, — говорю я и мысленно проверяю, нет ли у меня повреждений, но ничего не нахожу. У меня немного болит грудь, и я по-прежнему так крепко сжимаю руль, что костяшки пальцев словно вот-вот прорвут кожу на руках. Замечаю, что олень исчез. — Все в порядке, я по-прежнему цела, а вы? — спрашивает Прийя. — Думаю, да. Она наклоняется почти до самого пола. Сначала мне кажется, что ее сейчас вырвет, но она поднимает свой телефон и набирает номер Анны. Возможно, я был не прав, не доверяя ей, — она пытается помочь мне. Даже сейчас, когда я чуть было не убил нас обоих. — На мобильном Анны снова сразу же включается автоответчик, — говорит она. — Может быть, села батарейка, или нет связи… — Или телефон кто-то выключил, — заканчиваю я предложение. — Есть и хорошая новость. Согласно Гугл-картам, старый дом Кэтрин Келли находится в пяти минутах ходьбы отсюда. Прийя расстегивает ремень безопасности и снова трогает свой затылок. — Вы уверены, что в состоянии идти? — спрашиваю я. — Полагаю, сейчас мы это выясним. Мы оставляем машину, это мудрое решение в свете помятого капота и мигающих сигнальных огней на приборной доске. Я даже не беру ключи и не пытаюсь закрыть дверь, мы не можем терять время. Прийя на удивление быстро двигается. Она прокладывает нам путь между черными ветками древних деревьев и бежит вперед, словно была здесь раньше и знает дорогу. Моя грудь болит при каждом вдохе. Когда мы въехали в дерево, я ударился о руль и, по-моему, сломал ребро. Мне кажется, что с каждым шагом мое дыхание становится все более хриплым и натужным. Прийя останавливается прямо передо мной. — Вы слышали? — шепчет она. — Что? — Судя по звуку, кто-то бежит в противоположном направлении. Слегка выпрямившись, она стоит ровно и совершенно неподвижно, как изумленный олень, которого мы видели несколько минут назад. Но моя коллега сейчас больше похожа на сову: медленно поворачивает голову то в одну, то в другую сторону, а ее большие карие глаза мерцают в темноте. Я ничего не слышу, кроме обычных звуков ночного леса, но вспоминаю, что Прийя — городская девочка. — Все в порядке, — я пытаюсь ее успокоить. — Вероятно, просто еще один зверь. Нам надо идти. Она лезет во внутренний карман куртки, вытаскивает пистолет и щелкает предохранителем. — Ого! Зачем вы это взяли? — спрашиваю я, невольно делая шаг назад. — Самооборона, — отвечает она, глядя через мое плечо. Когда я поворачиваюсь — пытаясь одним глазом следить за пистолетом в ее руке, — вижу очертания деревянного дома, скрытого в темноте. Он окружен соснами, которые словно охраняют его от непрошеных гостей. Внутри горит свет, и форма двери и окон немного напоминают лицо со светящимися желтыми глазами. Мы подходим ближе; сначала я вижу машину Ричарда, принадлежащую съемочной группе «Би-би-си», а затем «Ауди ТТ» Рейчел, припаркованную прямо у дома. — Разве это не пропавшая машина Рейчел Хопкинс? — шепчет Прийя. — Может быть, — отвечаю я, зная, что это так. Мы подходим к дому, и Прийя пристально смотрит на входную дверь, с виду старинную. Интересно, взял ли страх над ней верх? Вообще-то не похоже. Я наблюдаю за тем, как она опускает пистолет вниз, затем дотрагивается до своего конского хвоста, вытаскивает оттуда одну из старомодных шпилек, которыми всегда закалывает волосы, и вставляет ее в замок. — Вы что, шутите? — спрашиваю я. — Почему бы вам не попробовать с задней стороны? — откликается она, не поднимая глаз. Она скорее найдет иголку в стоге сена, чем откроет эту дверь. Но время работает против нас, и я поступаю, как предлагает Прийя, — иду к задней части дома в надежде, что мне повезет больше. Большинство штор опущено, но внутри определенно горит свет. Пробую каждую дверь на моем пути, но все заперты. В конечном итоге оказываюсь в том месте с передней стороны дома, откуда начал, но Прийи там уже нет. Вглядываясь в окружающую меня темноту, жду, наблюдаю и пытаюсь уловить какой-нибудь знак от нее, но все напрасно. Затем слышу, как со скрипом медленно открывается передняя дверь. Поворачиваюсь вокруг своей оси, но сначала не вижу, кто это. При виде ее испытываю облегчение и нервно улыбаюсь. В ответ она улыбается мне странной улыбкой. — Серьезно? Вам удалось проникнуть внутрь, используя старый прием со шпилькой? — Старая дверь, старые приемы, — говорит она, приоткрывая тяжелую дверь так, что я могу в нее протиснуться. К моему удивлению, вижу, что она уже надела голубые резиновые перчатки, но она ведь из тех, кто никогда не теряет времени даром. К сожалению, я разбила стекло в кухонной двери, чтобы попасть в коттедж. Ненавижу устраивать беспорядок. Я забыла взять ключ. Обычно запасной ключ спрятан под цветочным горшком перед домом, но в этот раз его не было, и у меня не оставалось выбора. Я проявляла гораздо большую осторожность, проникая во все остальные дома, машины и учреждения, а также выбираясь из них. Я всегда ношу перчатки и убираю после себя, чтобы никто никогда не узнал, что я была там, не говоря уже о возможности доказать это. Мы склонны классифицировать людей так, как классифицируем книги: если они не полностью вписываются в жанр, мы толком не знаем, что с ними делать. У меня всегда были проблемы с тем, как вписаться, но чем старше я становлюсь, тем меньше меня это беспокоит. Лично я считаю, что быть такой, как все остальные, — это чересчур. Опускаю руку в карман и нащупываю там последний браслет дружбы. Мне нравится наматывать его на пальцы и иногда носить как кольцо. Мне будет грустно с ним расстаться. Мы все прячемся за занавесом. Единственное различие — кто его раздвигает. Некоторые делают это сами, некоторым нужны другие люди, чтобы раскрыть правду о том, кто они такие на самом деле. Эти девочки не были хорошими подругами, и надо заставить их замолчать — они этого заслуживают. Навсегда. Рейчел Хопкинс была двуличной шлюхой. Может быть, красивой внешне, но безобразной и прогнившей внутри — тщеславной, эгоистичной куклой Барби, которая крала деньги у благотворительности и мужей у их жен. Я оказала миру услугу, убрав ее из него. Хелен Вэнг была лгуньей, всю жизнь притворявшейся той, кем она не была. Директриса злоупотребляла наркотиками и восхищением в кругу своих коллег. Ей всегда надо было быть лучшей, невзирая на последствия, и она не заслуживала возглавлять школу для девочек. Зои была монстром. Еще будучи ребенком. Если она не добивалась своего, она стягивала с себя всю одежду и бегала голой, а потом с криком бросалась на пол и билась об него. Она делала так до семи лет и не только дома. Все в Блэкдауне наверняка были свидетелями как минимум одного из ее припадков. Она была ужасной маленькой девочкой, выросшей в подлую женщину, чье жестокое отношение к животным нельзя было оставлять безнаказанным. Когда случалось что-то плохое, она делала вид, что не замечает этого. Остается еще одна. Ну что ж, они все получили по заслугам, и, по-моему, она ничем не отличается от остальных. Мне все равно, что она сделала, а что нет. С той ночи в лесу прошло много времени — двадцать лет на самом деле, — но она была там.