— Пойдем, раз она говорит, что мест нет, какой смысл стоять здесь и спорить. Очень поздно, и нам завтра снова рано вставать. Я знаю, где мы сможем остановиться. Он Среда 23.55 Даже заслышав знакомый вой полицейских сирен, я остаюсь на том же месте рядом с ванной и жду, что они подъедут к дому, а потом войдут в открытую входную дверь внизу. Операцией командует Прийя; судя по всему, она, как ни странно, протрезвела, а ведь мы с ней сегодня выпили не одну бутылку пива. Наблюдаю за тем, как люди входят и выходят — это коллеги-полицейские расхаживают по месту преступления, которое некогда было моим домом, тогда как я не в силах ни стоять, ни думать. Я выхожу из оцепенения, только когда слышу, как моя племянница плачет в своей комнате. Малышку разбудили незнакомые люди, расследующие убийство ее матери. Она этого не знает и не скоро поймет. Сейчас девочку осматривают врачи — они думают, что ее чем-то накачали. Я пытаюсь встать, держась за стену и стараясь не заглядывать в ванну. Они еще не убрали тело Зои. Она по-прежнему лежит в луже из красной воды и пристально смотрит на имя на стене. — Не волнуйтесь, — говорит Прийя, бросаясь вперед, чтобы помочь мне подняться. — У меня все под контролем. Вам не надо здесь быть, вы можете куда-то пойти? Идти мне некуда. Теперь Оливия кричит. Я не знаю, как объяснить то, что случилось, двухлетнему ребенку, поскольку сам ничего не понимаю. Прийя продолжает говорить, но я только слышу, как маленькая девочка зовет свою мать, которую никогда больше не увидит. — Догадываюсь, что вы бы не хотели привлекать социальные службы, и я нашла соседку, которая обещала присмотреть за вашей племянницей. Похоже, она уже и раньше с ней оставалась. Вам придется подписать кое-какие бумаги, но офицер по связям с семьей обо всем позаботится, ладно? По-моему, я киваю, но не знаю, означает ли это согласие. Может быть, мне надо остаться с ней. — Хорошо. Но вы не можете здесь оставаться, — говорит Прийя, словно читает мои мысли. — Мне надо выяснить, кто это сделал, — настаиваю я. Мой голос звучит как-то странно. — Знаю, что надо. Но, может быть, завтра, сэр. Наверное, лучше всего, если я найду кого-то, кто отвезет вас переночевать в другое место. — Куда, по-вашему, я могу пойти? И почему до сих пор вы не задали самый очевидный вопрос? Судя по лицу Прийи, ей в высшей степени не по себе. — Я не знаю, что вы… — Не держите меня за дурака, Прийя. Вы прекрасно знаете, что я имею в виду. Что вам подсказывает ваш инстинкт? По-вашему, это сделала она? — Кто? — Анна! Они никогда не любили друг друга. Иначе имя моей бывшей жены не было бы написано кровью на стене. Она первая оказывалась на месте каждого преступления. Я знаю, что вы ее уже подозревали. Может быть, я бы смог это предотвратить, если бы только… Прийя смотрит на меня с жалостью, смешанной с недоверием, отчего черты ее лица меняются. — Давайте выкладываете все, что вы думаете, — произношу я, когда она по-прежнему молчит. — Ладно, вы сами сказали, что дверь ванной была заперта изнутри, когда вы пришли… У меня нет сил терпеть ее паузы. — Да, — огрызаюсь я. — И ключ от двери был найден с той стороны ванной… — Вы предполагаете, что это самоубийство? — перебиваю я. Она смотрит на меня, и неловкое молчание говорит само за себя. — Если моя сестра совершила самоубийство, чем она резала себе запястья? Вы видите здесь нож или бритву? Прийя через плечо бросает взгляд на место преступления. Я не в состоянии следить за ее взглядом и опять пытаюсь объяснить, как представляю себе ситуацию. — Ее язык обвязан браслетом дружбы, как и у двух остальных жертв. Мы не сообщали эту информацию ни прессе, ни общественности. Тот, кто убил остальных, убил и Зои, или вы считаете, что она сама зашила себе глаз? — Я ничего не считаю, сэр. Но с ней мог быть кто-то еще, и все пошло не так. Я просто собираю улики, как вы меня учили. У нее звонит телефон, и мне кажется, она благодарна, что ее прервали, пока не видит, кто звонит. — Это заместитель начальника полиции, — произносит она. — Хорошо, ответьте. Она отвечает, и я наблюдаю за тем, как он говорит, а она слушает. Мне кажется, что я целую вечность жду окончания разговора, хотя на самом деле он длится всего пару минут. — Вас хотят отстранить от дела. Мне жаль, но, учитывая обстоятельства, думаю, это правильно. Краткая речь произвела большое впечатление и была хорошо произнесена. Наверное, алкоголь придал ей дополнительную уверенность, или она репетировала момент, когда сможет украсть у меня работу на законном основании. Я отвлекаюсь — кто-то за нами начинает снимать место преступления. Вспышка немного раскачивает мой усталый, сломанный мозг, и я вспоминаю о фото. Бросаюсь мимо Прийи и сбегаю вниз по лестнице. Она идет вслед за мной на кухню. Сначала мне кажется, что фото исчезло, — может быть, я его выдумал. Но тут вижу, что кто-то уходит с пакетом для вещдоков. — Стоп, — говорю я и вырываю пакет. — Я видела фото, если вы ищете его, — говорит Прийя. — Я попросила их приобщить его к делу. — Она смотрит на меня взглядом, которого я у нее раньше не видел. Всматриваюсь в фото, в перечеркнутые черным маркером лица и начинаю видеть вещи ее глазами. Я делаю шаг назад, сам того не желая. Просто шум в голове еще больше усилился. — Вы же знаете, что я не имею к этому никакого отношения, так ведь? — спрашиваю я ее. Похоже, уважение, с которым она относилась ко мне всего лишь несколько часов назад, исчезло. — Я провел с вами весь день и весь вечер. — Технически не весь вечер. Я выходила, сэр. Помните? И вы ушли из моего дома за час с лишним до того, как позвонили мне. Я точно не знаю, почему вы так долго не просили о помощи. Комната начинает слегка кружиться, застав меня врасплох, и кажется, что я могу упасть. Не сомневаюсь, что позвонил ей сразу же, но, наверное, прошло больше времени, чем я думал. Вероятно, я был в шоке от увиденного. — Ну же, Прийя. Вы меня знаете. — Нет, сэр. На самом деле не знаю. Мы просто коллеги, как вы сказали раньше. Группа осмотрела мусорные контейнеры на улице, они искали выброшенное оружие, и нашли пару грязных ботинок «Тимберленд» десятого размера. Как следы, найденные рядом с телом Рейчел Хопкинс в лесу. Это ваши ботинки? Мне чудится, будто я упал в кроличью нору и приземлился в параллельной вселенной. Не понимаю, почему Прийя ведет себя таким образом. Несколько месяцев она относилась ко мне как к герою, сегодня вечером мы целовались, а сейчас она смотрит на меня так, будто я могу быть виновен в убийстве собственной сестры. — Вы знаете, где нож, сэр? Тот, которого не хватает в наборе? — Пожалуйста, перестаньте называть меня сэром. Послушайте, думаю, меня пытаются подставить. Фото девочек было здесь, когда я пришел домой, — настаиваю я. — Кто-то положил его сюда, и этот же человек убил Зои. Здесь Рейчел Хопкинс, Хелен Вэнг, Анна… — мой голос дрожит, — …и моя сестра. — А кто пятая девочка? — спрашивает Прийя. — Я не помню ее имени. Ясно, что она не верит — я сам начинаю сомневаться, — но мне надо попытаться перетащить Прийю на свою сторону. Я паникую, когда она собирается отвернуться. — Подождите. Пожалуйста. Думаю, эта девочка была не очень популярной, и мне всегда казалось странным, что они с ней дружили, если честно. Трое из пяти человек на этом снимке мертвы, и моя сестра кровью написала на стене фамилию Анны. Вы не считаете, что должны по крайней мере попытаться найти ее? — Считаю, но, возможно, не по той причине, по которой так думаете вы, Джек. Думаю, что все-таки предпочел бы «сэр». — Что вы имеете в виду? — Как вы сказали, трое из пяти девочек на этом снимке мертвы. Мы знаем только одну из оставшихся. Возможно, Зои, написав фамилию Анны, пыталась нас предупредить, и ваша бывшая жена может быть в опасности. — Что вы такое говорите? — задаю я вопрос, уже зная ответ. — Думаю, Анна может быть следующей. Мне всегда нравилось число три, и я надеялась, что это станет моей лучшей работой. Я подождала, пока Зои не ушла наверх укладывать ребенка, и высыпала размельченные таблетки снотворного в бокал вина, который она не допила. Мой терапевт выписывает их мне вот уже несколько месяцев, так что у меня солидные запасы. В прошлое Рождество я сама чуть было не приняла большую дозу. Оттого что ее со мной не было, я испытывала почти смертельную боль, но передумала. Многие люди стареют, но не все взрослеют. Зои была ребенком, попавшим в тело женщины, несмотря на то, что у нее была своя маленькая девочка. Ее родители нужны были ей гораздо больше, чем когда-либо мне, всегда, для всего, и когда их не стало, она растерялась. У нее не было ни работы, ни партнера, ни амбиций, ни надежды. Только доставшийся в наследство дом, который она была не в состоянии содержать, и дочь, которую она не умела любить. Думаю, что в конечном итоге ребенку так будет лучше. Я отпила из бокала Зои, прежде чем добавить туда таблетки. Вино было таким же дешевым и неприятным, как и женщина, которая его пила. Я засомневалась, что она почувствует разницу во вкусе, и была права. Я видела, как она взяла бокал и бутылку наверх. Затем она разделась, залезла в ванну, прикончила вино и закрыла глаза. Было странно снова видеть ее голой. Форму ее грудей, позвонки на спине, выступающие ключицы. Конечно, когда я видела ее без одежды, мы обе были гораздо моложе, но меня удивительным образом заворожило созерцание той оболочки, которую она носила теперь, женщины, в которую она выросла. В молодости мы думаем, что знаем больше, чем на самом деле. В старости мы думаем, что знаем меньше. Я имею обыкновение помнить людей такими, какими они остались в моих ранних воспоминаниях. Я всегда буду думать о Зои как о маленькой девочке. Испорченной, эгоистичной, злой. Ее решение принять ванну было настоящим везением. Так намного меньше возни. Я наблюдала, ожидая момента, когда она будет долго лежать неподвижно, и я пойму, что она мертва. Но когда я вонзила нож в ее левое запястье — как следует, а не так, как делают в фильмах, — Зои открыла глаза и, похоже, удивилась, увидев меня. Она стала было бороться и метаться так, что вода перелилась через край ванны. Это было и стыдно, и ненужно. В конце концов таблетки усыпили ее — она снова успокоилась. Когда я резала ей правое запястье, спектакль не повторился, но я слишком быстро встала к ней спиной, чтобы вымыть руки в раковине. Бросив взгляд на свое отражение в зеркале, я увидела, как она пишет на стене. Она перестала дышать на букве С, и безобразный кровавый след начал стекать по плитке в ванну. Некоторые люди устраивают из своей смерти такой же хаос, как и из своей жизни. Из-за одного инцидента к этой двери было два ключа — в детстве Зои случайно заперлась в ванной. Она была креативным ребенком: всегда что-то изображала, рисовала или мастерила. Возможно, поэтому я решила тоже подойти творчески.