– Так точно, вашбродь! – выкрикнул Федька, забивая в ствол пулю. – Последняя осталась, только не докинем мы, далёко уж больно! – Тут такая же пушка в нише, как и на той стороне, перезаряжайтесь все! Я метаю шашку и бегу во-он к тому орудию. Пятеро самых крепких за мной, остальным готовиться прикрыть нас огнём. Как только дым рассеется, сразу же бейте по бойницам и в дверь, главное – не давайте им прицелиться! – объяснял Егоров. – Дымовую мне давайте! Ну всё, теперь готовьтесь! Обзор у турок заслонило густое дымовое облако, и совсем скоро, когда оно начало рассеиваться, на них уже смотрело жерло наведённого орудия. Зачастили ружейные выстрелы, посылая пули в бойницы. Ба-ам! – ударило первое ядро в проход башни и, отскочив там от стены, выбило ливень каменных острых осколков, ударив рикошетом и по двум защитникам. Бам! – уже второе влетело вовнутрь всего через минуту. Через полчаса все крепостные стены были в руках у штурмующих. По двору метались в панике османские солдаты и кони. Хаотично гремели их выстрелы, и слышался дикий ор. Прошло ещё несколько минут, и к ружейным выстрелам, выбивавших турок с крепостных стен, присоединились и орудийные. Рота развернула орудия во внутреннюю сторону крепости и начала крушить всё ядрами и картечью. Комендант Неготина пал на парапете в первую же минуту боя. У въездных ворот был убит сотник азабов, а ещё одного командира левендов подстрелили уже во дворе при попытке погасить панику у солдат. Организовать атаку на русских оставшиеся в живых субаши смогли только после полуночи. Всё это время орудия били со стен не останавливаясь. – Вашбродь, турка идёт! – крикнул Лужин, указывая на выкатывающую из улочки толпу. – Картечью заряжай! – крикнул Егоров, кивнув на войлочный картуз, набитый свинцовыми пулями. Вжиу! – взвизгнули тяжёлые шарики, роем влетая в толпу орущих людей. Бам! Бам! Бам! – частили ружейные выстрелы. Оставив на мостовой пару десяток тел, турки откатились назад. На стенах в это время калили ядра. Брать штурмом внутренние строения крепости и терять при этом своих людей Алексей не хотел. Её нужно было максимально разрушить и постараться поджечь. Бомб у гарнизона не было, и приходилось обходиться древним дедовским способом. Для закладки заряда использовались два пыжа, один мокрый, а другой сухой. Сначала, сразу же после порохового заряда, шёл сухой, а уже затем толстый из плетёных верёвок и обильно смоченный. Всё это чтобы не воспламенить порох прежде времени. Затем за мокрым пыжом закладывалось раскалённое ядро, и уже после этого пушки били в центр крепости. Малиновые шары в ночи с гулом летели в сторону своих целей. То в одном, то в другом месте вспыхивали огоньки от пожаров. Деревянных строений, сена для лошадей, тряпья, всевозможных корзин, дров и прочей сгораемой пищи тут для огня было много, и очень скоро запылал весь крепостной центр. Толпы турок бежали в панике к выходу: – Пожар в цитадели! Там пороховой склад горит! Сейчас всё взорвётся! – Всем выходить из города! Пионерам заложить подрывные заряды в пушки, весь захваченный порох к ним же! – распорядился командир роты. – Гусев, вы с первым плутонгом берите всех пленных под караул, пересчитывайте, оказывайте первую помощь раненым, а чуть позже решим, что с ними делать. Тыловая группа, Спиридонович! Вы выносите наших раненых и погибших. Дозорный плутонг, Лужин, выставить посты в трёх верстах от города! Бегом! Центр города был охвачен огнём. Ба-ах! Ба-ах! Ба-ах! – начали рваться подрывные заряды на орудиях, обваливая крепостную стену. Оглушительно рвануло в самом центре города, и по людям хлестнуло взрывной волной. – Однако вовремя отошли, посекло-о бы всех осколками, али без ушей бы остались, – пробормотал Савва, тряся головой. Движение от города начали под утро, после трёх часов отдыха и небольшого перекуса. У крепости оставалось семь десятков раненых, обожжённых и контуженых турок. Полторы сотни шли длинной колонной вместе с егерской ротой на север. На пойманной дюжине лошадей ехали пять раненых. Вывозили на них же и три тела павших при штурме. На остальных был навьючен провиант и весь боевой припас. – Шире шаг, шире! – командовал Егоров. Нужно было совершить последний бросок к ожидающим их на Дунае, в условленном месте судам. Все понимали – турки непременно появятся, такой тарарам, устроенный на их берегу, они никак не могли не заметить. До Види́на от Неготина всего-то чуть более шести десятков вёрст хода. Значит, у роты была фора в полдня, ну-у, максимум день. И то это если сильно повезет и враги будут нерасторопны. Алексей как будто спиной чувствовал дыхание погони и подгонял колонну. – Господа офицеры и старшины, оторваться с пленными от погони мы не в состоянии. Отпустить их просто так тоже будет неправильно, – покачал в раздумье головой Алексей. – Победа, добытая кровью егерей, тогда обесценится. Да и наши люди все вымотаны, сильно ускориться у нас сейчас не получится. Значит, будем принимать бой, но только уже на наших условиях. Курт, вспомни, ближе, к нам, за тем поворотом на главную дорогу от Слатинского просёлка, мы проходили небольшое сельцо Малую Каменицу. Там ещё колодец такой приметный был, с огромным длинным шестом, где мы свои фляги с водой дополнили. А вокруг села оврагов плохо проходимых для конницы полно. – Да, ваш благородий, я помнить, – кивнул главный оружейник роты. – Что нам нужно делать? – Правильно сказал – «что нужно делать», – повторил Алексей. – Нужно всё сделать красиво, господин фурьер. Сколько у нас всего на этом выходе фугасов переносится? – Всё как обычно, в роте восемь пионер, у каждый есть свой ранец для переноса фугас, – подсчитывал в слух Шмидт. – У два пионер в свой ранец малый направленный фугас с тёрочный взрыватель, в каждый ранец их по четыре, и всего, значит, восемь. Один большой с тёрочный запал мы сделать в мастерской Бухарест, но весь остальной фугас у нас есть только фитильный. Вы сами знать – у нас нет время и нет ингредиент для изготовлений тёрочный запал. – Да, жалко, фитильные нам здесь не подойдут, – вздохнул Алексей. – Нужны будут только тёрочные. А значит, будем обходиться тем, что есть. Перед Малой Каменицей есть роща, она небольшая, но всё же заставит турецкую кавалерию собраться в походную колонну. Устанавливайте в ней свои фугасы, Курт, так, чтобы покрыть осколками поражения от подрывов участок дороги шагов в двести. Самым главным тут будет собрать всех турок в единый плотный строй. Впереди они всегда пускают разведку и потом уже, обнаружив противника, наводят на него и свои главные силы. Поэтому мы поступим с вами так. Алексей обернулся к командиру дозорного плутонга: – Фёдор Евграфович, ты отбираешь десяток своих самых шустрых ребят. Они встречают перед самой рощей залпом передовой турецкий дозор и на его глазах убегают сломя голову по дороге. Разведка турок обязательно поскачет за вами и наткнётся в роще уже на наш основной заслон. Какая-то часть их должна будет вернуться к себе живыми и доложиться своим командиром, что русские найдены и что их не так уж и много. Ну а дальше главным будет, чтобы османы ринулись уже на нас по дороге. Думаю, они никак не устоят от такого соблазна, чтобы порубить сотню русских егерей одним махом! Нет, Макарович завал мы там делать не будем, иначе они в лесу спешатся, рассыпятся, и все эти драгоценные фугасы Курта сработают тогда просто впустую. Нам нужна плотная колонна конных турок, уверенная, что она на полном скаку сомнёт этих наглых русских, а потом и посечёт их всех. Так что мы всячески работаем на эту их уверенность. С собой мы оставляем сотню стрелков и подрывников под командой Курта, которые предварительно замаскируются в лесу. Все остальные уходят в сторону Дуная. Думаю, что три десятка для конвоирования пленных и для вывоза раненых там будет вполне достаточно. Ну а нам всем ещё остался один большой переход. Поднимаем егерей, братцы, и в путь! Афоня проверил надёжность зажима струбцины на втором фугасе. – Ещё чуть туть дожать, вот так, – и он подкрутил винт до упора. Установлен заряд был хорошо, удачно тут дерево чуть впереди от всех остальных стоит. Высота, как и сказал старший, – чуть выше груди, и направлен он как надо. Егерь подвязал к выступающему из запальной трубки кольцу конец длинного, витого шнура. Ну всё, теперь его проводим туда же, где уже лежит шнур и от первого фугаса. Он отодвинул маскировочную сетку и спрыгнул в небольшой окопчик. – Курт! Курт! Готово у меня всё. Оба установил, проверь их! К дереву подбежал главный оружейник и всё там внимательно оглядел. – Шнуры прижать и больше не трогать! Я снимать предохранительный шпилька с запал! Всё! Твой фугас на боевой взвод! Ждать! – Ну, ждём, чего уж тут, – проворчал Афоня и чуть сдвинулся от лежащих рядом шнуров. – Иди ко мне родной! – он поднял штуцер с разостланной у бровки окопчика тряпицы, сдул с него паутинку и прицелился в стороны дороги. – Нужно было ещё пару веток обломать, всё же маненько обзор-то закрывают. Э-эх я, кулёма! – пробормотал он со вздохом и положил винтовку обратно. Вставать с той секунды, как фурьер взвёл заряды, категорически запрещалось, оставалось теперь только ждать. Невдалеке глухо хлопнула россыпь фузейных выстрелов. – Внимание! – Алексей поднял руку. – Помните, всех османских дозорных не выбивать! В тех, кто держится с правого края дороги, не стрелять! То-овсь! – Три растянутых вдоль дороги шеренги, первая лёжа, вторая с колена и третья стоя, приготовили свои ружья к бою. Из-за дальнего поворота выскочили егеря дальнего дозора, а через несколько секунд в отрыве сотни шагов от них показались и турецкие всадники. – Внимание, третья шеренга! Це-ельсь! Огонь! – Ба-а-ах! По лесу раскатился ружейный залп. Оставив на месте с десяток тел, уцелевшие турки развернули своих лошадей и, оглядываясь, унеслись прочь. – Ну всё, а вот теперь мы ждём основные силы. Третья шеренга, перезарядиться! Команда для всех – надеть штыки! Прошло несколько минут, и из того же поворота, куда недавно ускакали остатки дозора, показалась плотная конная масса. Османы были в себе уверены, что такое для них сотня пехотинцев? Раздавить их единым натиском и порубить, а нескольких взять арканами, чтобы задобрить пленниками пашу. К этим русским у него особые счёты, они как-то сумели взять Неготинскую крепость и вот теперь убегают в панике по дороге, оставив на смерть свой небольшой заслон. И это против пяти-то сотен! Первые ряды всадников пронеслись мимо Афони по дороге. Раз, два, три, четыре, пять, отсчитал он положенное время и резко дёрнул за правый шнур. Ба-ах! – раздался недалёкий взрыв. Левый шнур, ещё рывок! Ба-ах! Ба-ах! Ба-ах! – гремели на дороге разрывы направленных малых фугасов. Восемь штук их, расставленных по четыре с каждой стороны просёлка, на тридцать, а то и на сорок шагов от себя густо засевали всё сотнями мелких осколков и картечин. На дороги сейчас творился сущий ад! Ба-абаах! Сработал самый большой пудовый фугас, подорванный в самом центре колонны Куртом! Несколько дробин ударили по деревьям возле Афони. Он схватил штуцер и сбил из седла пулей одного из мечущихся в панике всадников. А вот теперь уже и гренада! – Первая шеренга, ого-онь! – Залп трёх десятков ружей свалил проскочившую место бойни голову конницы. – Вторая шеренга, огонь! Третья шеренга, огонь! Рота, в штыки, в атаку! Ура! – Сотня егерей с рёвом бросилась к ошеломлённому взрывами противнику. Афоня скинул с себя сетку и, выскочив из окопа с размаху, запустил чугунный шар в уцелевших и разворачивающих коней турок. Бах! – рванула его, а за ней вторая, третья и четвёртая гренада подрывников. Турки не приняли ближний бой и, развернув коней, уносились прочь от этого страшного места. Половина их отряда была разорвана в клочья, покалечена и посечена осколками буквально за одну минуту. Какая уж тут атака, когда из леса в упор по ним били картечью десятки орудий! Ещё и летели пули егерей! А по дороге, отстрелявшись из ружей, шла в штыковую пехота. Похоже, русских здесь было гораздо больше, чем они изначально думали. Чтобы с ними воевать, нужны были подкрепления и пушки. Больше сломя голову они уже не будут на них лезть! – Лужин, отстанешь со своим плутонгом на сто шагов! Всем остальным колонной бего-ом ма-арш! – отдал команду капитан. – Уходим, братцы! У нас ещё два десятка вёрст пути до реки! Глава 6. К генералу Суворову! – Ваше высокоблагородие, особая отдельная рота егерей задачу, поставленную ей командованием, выполнила! На этом выходе мы потеряли четверых рядовых убитыми. С серьёзными ранениями у нас пятеро, из них покалечен один старший унтер-офицер Зубов, – докладывал полковнику фон Оффенбергу Егоров. – Разрешите вам представить подробный рапорт по всему нашему делу? К нему же приложена и расписка от премьер-майора Баранова о передаче ему всего того золота, что было укрыто до этого в крепостных развалинах старой крепости. – Представляй, капитан, почитаю его чуть позже, – кивнул барон. – А вот о событиях последней вашей неделе этого выхода я уже частично посвящён. От генерала Энгельгардта в главное квартирмейстерство пришло донесение о большом волнении турок на их правом берегу. Часть своих сил из гарнизонов больших крепостей они отправили на юг. К ним же на усиление всего придунайского участка напротив Малой Валахии от Види́на и до Турно отправлено подкрепление из под Рущука и Силистрии. Бригада генерала теперь демонстрирует перед противником желание переправиться и всячески старается показать, что у них сил гораздо больше, чем есть на самом деле. Если ему удастся удержать около себя турок хотя бы месяц, то честь ему и хвала. Нашим дивизиям на главном направлении наступления драться будет тогда гораздо легче. Так, только вкратце, чего там натворили такого, что османы как ошпаренные начали носиться и до сих пор вон не угомонятся? – Если вкратце, господин полковник, то действовали по утверждённому вами плану, – пожал плечами Алексей. – Вместе с сербскими гайдуками разбили гарнизон Заечар и потом вышли на север в сторону Неготина. А чета Стояновича пошла на восток громить Прибалканские гарнизоны турок. Рота по пути к Неготинской крепости уничтожила Слатинский гарнизон и уже затем взяла штурмом саму крепость. Частично её разрушили и вывели всех пленных с собой. По пути пришлось принять бой с высланной из Види́на погоней. Из пяти сотен конного османского отряда половина смогла уйти, ну а половину, стало быть, мы положили. Дальше совершили марш к Дунаю и погрузились в ожидавшие нас суда отряда Кунгурцева. В общем-то это всё, ваше высокоблагородие. Но в рапорте, конечно, те события более подробно отражены. – Сколько в Неготине всего гарнизона было? – полковник с прищуром посмотрел на Лёшку. – Ну, сотен пять-то, конечно, там было, – почесал тот в раздумье висок. – Повезло, что до этого они часть сил на юг, под Заечары перебросили, для нас это большим облегчением стало. Да и половину их командования удалось впервые же минуты боя выбить, ну а потом у противника началась паника, и грамотно организовать своё сопротивление он уже не сумел. – Рискованно, Алексей, очень рискованно, – неодобрительно покачал головой Генрих Фридрихович. – Везенья такого могло бы у вас и не быть, или же оно закончилось бы там слишком быстро. И что бы тогда с вами со всеми стало перед плотным огнём с крепости? Потеряли бы десятка три там ранеными и убитыми под стенами, а потом по остальным бы прошлась конница, всех добивая. Вам вполне достаточно было продемонстрировать только лишь свою активность ну и чуть-чуть покусать разъезды в окрестностях. А не лезть на сами крепостные стены. – Мы думали про это, господин полковник, но всё же решили рискнуть, – Алексей встал по стойке смирно. – Вся ответственность за исход штурма и выхода в целом лежала только лишь на мне. Если я сделал что-то не так, то с меня и спрашивайте по всей строгости. – За взятие крепости силами одной роты спрашивать? – усмехнулся фон Оффенберг. – За то, что полторы сотни пленных оттуда пригнал да ещё и погоню разбил? Думаю, для Энгельгардта это большая помощь. Весь ваш выход вкупе тянет на войсковую операцию в глубине территории противника в отрыве от основных сил. Я бы на месте турок обязательно этим озаботился. Ладно, вот эта малая крепость, но там же ещё две большие опорные остались, а лишиться их – это значит потерять всю северную Сербию с открытым направлением на Белград. Ладно, молодец, удачно в этот раз у вас всё там получилось. Будем составлять реляцию в военную коллегию, как-никак это ведь они там весь этот выход сами курировали. Пусть теперь докладывают, как под их прямым руководством армейские части осман в Сербии потрясли. Гладишь, и про вас тоже не забудут, может, даже и спасибо скажут, – с ироничной улыбкой произнёс барон. – Да нам-то что это спасибо, Генрих Фридрихович, главное, живые вернулись. Да и то вот не все, – вздохнул Алексей. – Карпыча, старшего моего унтера, жалко, учил он меня егерской науке в самом начале службы. Две войны ведь солдат прошёл, и вот на тебе – без руки остался. Как же ему теперь далее-то жить? Ни кола ни двора, а армия для него за семью и за сам дом. – Война, Алексей, – развёл руками полковник. – Она ведь не щадит ни старого, ни малого. Пристроит, чай, куда-нибудь твоего Карпыча наше военное ведомство. Или в инвалидную команду, или, может, в богадельню какую. Не оставят без куска хлеба солдата. А заместо убывших ты набирай новых людей, тут, как я уже говорил, тебе отказа ни в чём не будет. Что-то хочешь сказать мне? Вижу, мнёшься же, ну говори. – Так точно, господин полковник. С нами из выхода вернулась пара десятков сербов, в том числе и целая семья из Слатины. Оставить их там, в Сербии, нам никак нельзя было, казнили бы всех турки. Мы их из подвала гарнизонного дома высвободили, тогда, когда это село занимали. Все они просятся в российское подданство, а четверо молодых парней и вовсе жаждут воевать в моей роте. Я бы их взял, ваше высокоблагородие, дельные ребятки, проверили мы их уже там. Вы бы поспособствовали им, а? – Скоро у тебя, небось, уже целая половина роты из сербов будет, – усмехнулся барон. – Поди, Милорадович за собой земляков-то в строй тащит, а?