Я добираюсь до вершины холма за храмом, падаю на землю, тяжело дыша, ноги дрожат от подъёма. Я обвиваю руками колени, гляжу на море. Звук колоколов доносится до холма, и я считаю их. Шесть. Папа и Мерри скоро проснутся. Мне нужно добраться домой до этого. Я поднимаюсь и выглядываю наш дом, проверяю на свет. Его легко найти, он на краю Дэли, недалеко от полей, где проводят Фесмофорию. Мой взгляд движется к озеру, и я резко отворачиваюсь. Я не была там какое-то время. Мы приходили в дни праздников, на выходных, бросали вызов оглянуться на запад. По легенде можно было заметить вход в Подземный мир. Родители говорили не делать так, даже не думать об этом, и потому мы это делали. Бри всегда бросала вызов первой, но и первой смотрела. Ее тут уже нет, и я бросаю вызов. Я смотрю. За моим левым плечом, на западе. Я не жду, что это будет там. Но оно там. Каждый дюйм моей кожи покалывает от вида островка, где миг назад был просто океан. Я не шевелюсь, словно могу это спугнуть, но остров, появившийся из ниоткуда, не тает, не опускается в море. Он остается плотным, будто всегда был там. Я медленно поворачиваюсь к нему, боясь моргать. Это настоящее. Настоящее. Не может быть. Я закрываю глаза, считаю до трех, открываю их, ожидая, что это пройдёт, надеясь на это. Но он еще там. Я вижу теперь даже четче, словно смотрю в бинокль. Я смотрю, как молочные пузыри моря набегают с волнами на берег, вижу, как водоросли танцуют от соленой воды. Пляж в гальке, ведет в густой лес. Я даже вижу отдельные деревья, все вечнозеленые, так детально, словно они в паре футов от меня, а не в милях от меня. Я ищу телефон в кармане — нужно сделать фотографии или видео, нужны доказательства — и вспоминаю, что он все еще заряжается дома. Тихо ругаясь, я смотрю туда, пытаясь запомнить все детали. Я больше всего хочу сбежать с холма в храм и сказать Бри, что видела это, а она нет… А потом она там. Она выходит из леса в том же наряде, что и на Фесмофории: плащ в клетку, сапоги на каблуках, новая стрижка — сияющие каштановые волны. Я смотрю, во рту пересохло, а она идет к линии воды, опускается на гальку, загребает горсти влажной гальки, волны набегает на ее колени. Сначала я не понимаю, как она может лежать в храме и быть тут. Как она может быть в двух местах сразу? А потом я понимаю: это Подземный мир. Я вижу не Бри, а ее тень. Я смотрю на то, что происходит дальше. Я жду, сердце колотится. Я жду, что она оглянется, увидит меня. Я хочу кричать, привлечь ее внимание. Я отчаянно желаю этого, но не могу пошевелиться. Я не могу говорить. Я — статуя на вершине холма, как Ниоба, запертая со своими печалями. Движение в тенях леса за Бри, и мое сердце замирает, фигура появляется из-за деревьев. Мужчина. Он медлит, глядя на нее, скрестив руки. Он в чёрном, футболка с длинным рукавами или джемпер — смертная одежда, его тёмные волосы треплет ветер из моря. Он не такой старый, как я думала, понимаю я, на пару лет старше меня. Парень, а не мужчина. Когда парень идет к ней, двигаясь плавно, как змея, по каменистому пляжу, тени текут из него как масло, накрывают камни. А потом я знаю, кто он, невозможно ужасный. Аид. Я смотрю на настоящего бога. Худшего из богов. Я смотрю, как он подходит к ней, его тени обивают ее, и я хочу предупредить ее, что он там, что ей нужно бежать. В тот миг не важно, что она сделала со мной, я спасла бы от него всех, если бы могла. А потом Бри поднимается на ноги лицом к нему. Они смотрят друг на друга, его лицо нежное, печальное. Что-то сжимается в моей груди. Почему она не кричит? Почему он так на нее смотрит? Он протягивает руку, и она поворачивается и бросает на Остров последний взгляд, но не видит меня. Когда они касаются друг друга, то, что держит меня в плену, пропадает, мое сердце безумно бьется об ребра, и я кричу: — Бри! Мой голос обрывается над морем, но не долетает до Бри. Он слышит. Он ведет Бри перед собой, хотя поворачивается, ищет источник крика. Я бросаюсь на землю, делая себя плоской, чувство внутри говорит, что он не должен видеть меня, не может знать, что я его видела, что я там. Мое сердце колотится у холодной влажной траве, я лежу, считая секунды, желая узнать, обманула ли я смерть. — Что ты делаешь? Я думаю минуту, что это он. А потом я понимаю, что это Али. Я сажусь, повернувшись к воде. Подземный мир пропал. Я оглядываюсь, проверяю со всех сторон, но его уже нет. Он пропал. — Кори? Ты в порядке? — он окидывает меня взглядом, смотрит на мои джинсы, грязную обувь, пока я поднимаюсь на ноги. — Как ты сюда попал? — говорю я, ошеломлённая его неожиданным появлением. — Я иду в храм наполнить лекитос для миссис Давмуа, но я увидел, что ты… что-то делаешь. Я разворачиваюсь снова и снова, но остров не появляется снова, оставляя мне неприятное ощущение, что мне привиделся Подземный мир, Аид и моя бывшая лучшая мертвая подруга. Может, дело в нехватке сна или таблетке снотворного. Может, у меня срыв, и папа был прав. — Ты идешь на экфору? — говорит Али. — Потому что, без обид, но тебе стоит переодеться. И, может, принять душ. Я игнорирую его и быстро поворачиваюсь, словно могу заметить вдруг остров, словно мы играем. Это не работает, и я пробую снова, поворачиваюсь в другую сторону, оглядываюсь за левое плечо. Ничего. Точно галлюцинация. Я смеюсь, понимая, что не знаю, хорошо это или нет. Что лучше: потерять разум или увидеть мир мертвых? — Кори? — Али хватает меня за руки и заставляет повернуться к нему. — Что с тобой такое? Я отодвигаюсь от его рук, поднимаю руки, чтобы отогнать его. — Не трогай меня. На миг он потрясен, словно я ударила его. Потом он хмурится. — О, ради Зевса. Серьезно? Бри там в гробу, а ты еще дуешься на меня. — Дуюсь? — потрясенно повторяю я. — Из-за произошедшего, — говорит он, словно думал, что я могла забыть. — Мы порвали летом. Я думал, ты это уже прошла. На Фесмофории так выглядело, — добавляет он хмуро. Горький триумф, что Астрид была права, и он злится, что я целовалась с кем-то еще, тут же перекрывается моим гневом. Я забываю о Бри, Подземном мире, всем, моя кровь ревет. — Ты серьёзно? Ты думаешь, я должна быть в порядке, потому что прошло время? Ты забываешь, что ты сделал, Али? Что я сделала? — он сглатывает, и я склоняюсь в восторге от бледности его кожи. — Ты пришел в мой дом и сказал «давай прогуляемся». И ты ничего не сказал — ни слова о разрыве, когда мы шли в бухту. Ты болтал о школе, о глупом фильме, который посмотрел, а потом дал мне… Я замолкаю, дойдя до того, что произошло дальше, теряя накал, думая о том, чему он дал произойти перед тем, как сказал, что все было кончено. Как я верила, что все было в порядке, потому что думала, что он все еще хотел меня. Мой голос срывается, когда я говорю: — Ты ждал, пока я не закончила, а потом бросил меня. Помнишь, Али? Я — да. Он смотрит на землю. — Я не просил тебя ничего делать. — Но ты не остановил меня. Ты дал мне думать, что между нами все нормально. Ты сказал ей? Когда ты пришел в ее дом, ты сказал об этом? — Ты заткнешься? — он оглядывается, словно проверяет, что никто не слышит нас, и знаю, что он не сказал ей. Взял последнее у меня, потом бросил, и моя злость вспыхивает высоко и ярко. — Почему, Али? Почему она? — слова вылетают изо рта раньше, чем я могу остановить их. — Из всех на Острове, в мире, почему это должна была стать она? Он не может смотреть мне в глаза. — Не знаю. Она была просто другой. — В чем? — я цежу слова. — Чем она отличалась? — Не знаю, — повторяет она. — Ты не знаешь? — рявкаю я, и он вздрагивает, брови удивленно поднимаются. Я помню папу в ванной, как он говорил, что я была спокойной, и почти улыбаюсь: больше нет, ребята. — Ну? — говорю я. Шок явно прошел, потому что Али прищуривается, лицо становится подлым. — Она была веселее. На многое готова. Ты не хотела ничего делать или пробовать. Ты была в своем саду. Это было скучно. Это ударяет, как кулак, выбивает из меня гнев так, что я сжимаюсь, скрещиваю руки и отворачиваюсь. Я слышу, что он уходит, и я не поднимаю головы. Я не хочу смотреть, как он уходит. Не снова.