Я жду, что они откажутся покидать свой дом по его приказу, но они переглядываются, потом Мегера и Тисифона синхронно и чуть насмешливо салютуют, отходят к краю, раскрывают крылья и улетают из виду. Алекто подмигивает мне, а потом следует, и я понимаю, как дико то, что подмигивание Фурии успокаивает меня. Пару мгновений назад она была страшнее всего в мире, а теперь она мне как подруга. Я вытираю лицо потрепанным рукавом. Аид смотрит на меня, тени сгущаются за ним. — Ты должна понять, есть правила, — говорит он опасно тихим тоном. — Я не могу отменить то, что сделано. Ни для кого. — Я не просила ничего отменять, — говорю я сквозь зубы. Он смотрит мне в глаза. — Так ты не хочешь ее вернуть? Да. Нет. Не знаю. Он приподнимает брови, ждет, что я заговорю, его красивые губы сжаты, и мой взгляд падает на них. — Почему ты поцеловал меня? — говорю я, не сдержавшись. — Я не… — думаю, он собирается отрицать это, но он продолжает. — Это была ошибка, за которую я извиняюсь. Я знала, что он был смущен, раз он не хотел, чтобы Фурии знали, но его слова, его сожаление пронзают меня. — Ого. Ты должен быть один из лучших, — говорю я, стыд сдавливает голос. Еще слеза катится, я не успеваю сморгнуть ее, и я в ярости, что он получил от меня вторую. Я не должна переживать, это был глупый поцелуй. Я не знала, кем он был, до этого утра. — Но ты не такой. Ты такой же плохой, как другие. Целуешь смертных и убиваешь их друзей. Классическое олимпийское поведение. Цвет вспыхивает на его щеках, но его голос остается ровным, когда он говорит: — Я извинился за свои действия, делаю это снова. Прости. Если поможет, я не думал, что мы снова встретимся так скоро, а то и вообще. Ай. Моя кожа пылает. — И я не убивал твою подругу, — продолжает он. — Хотя, если я правильно помню, ты желала ее смерти. — Даже если это так… — Это так, — он яростно смотрит на меня. — Тебе не нужно было говорить это вслух, Кори Оллэвей, твоя сущность кричала об этом. Я ничего больше не слышал, — слова падают из него в спешке, он отводит взгляд, словно я украла у него признание. Я не говорила ему свое имя. Он не спрашивал. Она сказала. Я представляю, как они сидят вместе, тихо говоря, и огонь вспыхивает за моими ребрами. — Тебе вообще позволено убивать — прости, забирать — смертных, когда тебе хочется? — спрашиваю я. — Или она была особенной? — другой, как сказал Али. Интересной. Он говорит с нечитаемым лицом: — Как ты это назвала? «Классическое олимпийское поведение». Скажи, ты думала, что я был лучше других? Я окидываю его взглядом медленно, радуясь, когда его челюсть напрягается. — Нет. Но, если честно, я не думала о тебе вовсе. Он моргает, потом запускает ладони в свои волосы. — Хватит, — он тянется ко мне, и я отшатываюсь. — Не трогай меня. Он вздрагивает, словно я ударила его по лицу. Мое дыхание вырывается с шумом, и я ощущаю жар, исходящий от меня, почти вижу туман от него в воздухе. Он склоняется так близко, что наши носы почти соприкасаются. — Ладно, — говорит он. — Ты так сильно хочешь остаться, тогда оставайся. Наслаждайся. И он исчезает. 14 ВЫРАЩИВАНИЕ Я гляжу на точку, где он стоял, напряженная от шока. Он ушел. Бросил меня тут. Он бросил меня тут. Мои ноги кажутся пустыми, и я опускаюсь на пол ниши, бросаю нарцисс и сижу на корточках, прижав кулаки к камню, пока сердце бушует. Я хочу домой, в свой сад, к своей земле — любой почве — хочу погрузить руки до локтей, чтобы прохладная земля успокоила меня. Тоска — настоящая и яркая боль под ребрами. Адреналин выветривается, и я понимаю, что чудом жива — мне везет, что он бросил меня тут. Я дрожу от того, какой дурой была, как плохо все могло пойти. Он мог преклонить меня по щелчку пальцев. Я закрываю лицо руками, дрожу так, что зубы стучат. То, как я с ним говорила, что я ему сказала. Что он сказал мне. Я вскакиваю на ноги и отшатываюсь, темная фигура падает на край передо мной. Сияющие перья. Алекто. Она складывает крылья, и я гляжу, снова привыкая к ее внешности. Даже за пару мгновений, пока я не видела ее, мой разум стер ее края, дал мне забыть, как она отличалась от меня, с ее черными кварцевыми глазами, когтями и перьями. Это проблема с Аидом, понимаю я. Он не выглядит так, как должен, его глупое лицо почти как у человека. Фурии хотя бы не дают забыть, что они другие. — Я слушала, — говорит Алекто. — Он сказал уйти, но я не хотела бросать тебя с ним одну. Девушки не должны оставлять девушек одних с незнакомыми богами. Я фыркаю. Я уже не верю в сестринство. — Девушка, о которой ты говорила. Не-подруга. Она ранила тебя. И теперь она тут. Я делаю паузу, потом киваю. — Я пожелала ей смерти, и она умерла. — Она ранила тебя первой, — говорит Алекто. Это не вопрос. — Да. — Так это было правосудием, — Алекто радуется, ее перья приподнимаются. — Тебя подвели, и ты ответила. Вспышка таро. Тройка Кубков. Печальная одинокая девушка в шляпе, пронзенной мечом. Правосудие. Путь передо мной. Правосудие в конце. — Не совсем. Вряд ли кража парня — повод для убийства. Алекто не была убеждена. — Она предала тебя. Ты могла отомстить и сделала это. Око за око. Кто она? — спрашивает Фурия раньше, чем я могу объяснить тонкости. — Девушка. Любимая? Сестра? Я качаю головой. — Не официально. Не по крови. Но мы были когда-то близки, как сестры. Она была моей лучшей подругой. — Но она забрала то, что ты любила, — говорит Алекто. — Что-то твое. Украла у тебя. Мой вздох вылетает из глубины. — Он не был моим, — начинаю я. — Люди не принадлежат людям. Но я была с ним, и я думала, что мы были друзьями, втроем. Мне нравилось, что они дружили, это делало все проще. Пока они не полюбили друг друга больше, чем меня. И они бросили меня. Оба. Каждое слово — маленький порез бумагой, жжётся. Я не объясняла это еще никому. Все на Острове знали, что происходило, сразу же, как это случалось, сеть сплетен работала лучше всех источников новостей, даже «Аргуса», и на Острове происходит мало событий, так что все — новости. Я видела Кори Оллэвей, бегущую домой в слезах. Она была ранее с Алистейром Мюрреем. Может, они поссорились. Не просто ссора. Я прошла мимо Алистейра Мюррея и Бри Давмуа. Они держатся за руки у «Спар». Корина Бри? С ее Алистейром? Ой-ой. Я ощущаю нечто горькое и сглатываю это. — Она была последней, от кого я такое ожидала, — говорю я. — И я хотела ранить ее. Но я не думала, что она умрет. — Что сделано, то сделано, — Алекто пожимает плечами, словно все решено, и садится, хлопает по полу рядом с собой. — Присаживайся. Я качаю головой. — Не могу. Слишком высоко.