- В каком смысле? - не понял занятый своими мыслями Виктор. - Девка в одном бою сбила семь великобританских бомберов, - хмыкнула Елизавета Аркадиевна. - Сколько, сколько? - Не поверил своим ушам Виктор. - Семь штук? - Семь! - подтвердила Елизавета Аркадиевна. - Дралась, чего уж там, отменно. Проявила героизм, то да се... Опять же отечество нуждается в героине без страха и упрека, а молодые себерянки - в модели для подражания. Юна годами, не уродина, храбра и образована. Опять же пилот... Замужем за офицером-торпедоносцем и ждет ребенка... Беременная в бой пошла! Чуешь, куда ветер дует? - Это вы ее так? - на всякий случай уточнил Виктор, который уже сообразил, что из Ары будут лепить настоящего военного героя. - Да, нет, - снова хмыкнула адмирал. - Это адмирал Ксенофонтов очнулся от спячки, и его вдруг пробило на немереную щедрость. - Опасаюсь даже спросить, чем он ее хочет наградить, - аккуратно выразился Виктор. - Полярную звезду не дадут, - явно поморщилась Елизавета Аркадиевна, - проявят щедрость в разумных пределах, так сказать. Но вот внеочередные звания для вас обоих я из него под это дело выбью! - А я-то здесь причем? - Может быть, конкретно в этом случае и ни при чем, но иногда важен не факт, а момент! Так что готовь плечи под новые погоны! - Елизавета Аркадиевна, - опешил Виктор, - да мы с Варей и так, за какие-то три года сколько ступеней перескочили! - Так и сделали немало, - осадила его начальница. - А мне в Техническом Бюро нужны люди в чинах, чтобы никто больше к вам не прикапывался! Все! Конец связи. И снова Виктор сидел перед картой Себерии, смотрел на флажки, отмечающие линию фронта, и думал о том, как причудлива судьба. Кто мог знать тогда в далеком уже пятидесятом, что девушка, поступившая на первый курс академии, станет наипервейшим себерским асом? "Сколько же теперь у нее сбитых? - озадачился он, бездумно изучая карту отечества. - Двадцать три или двадцать пять? Если двадцать пять, должны добавить к значку аса алое эмалевое навершие с золотой цифрой двадцать пять. Круть невероятная!" Этот вопрос он, к слову, ей и задал, когда заявился в особняк на Гвардейской улице: - Так сколько у тебя теперь сбитых самолетов на круг? - Не знаю, - пожала плечами Ара. - То ли двадцать четыре, то ли двадцать шесть. Надо дождаться, что скажут в отделе учета. - Тогда, напьемся предложил Виктор. - Двадцать четыре - это конечно не золотой значок, но ведь, может быть, все-таки двадцать шесть! - Дурак, ей же теперь пить нельзя, - остудила его Настя, бросив быстрый взгляд на Шкловского, опередившего Виктора на какие-то пять минут и не успевшего еще снять расстегнутый кожаный реглан. - Можно немного красного или белого вина, - умерила пыл подруги Ара, улыбнувшись мужу. - Но нам-то с тобой ничего не мешает? - посмотрел Виктор на Настю. - Отчего же? - подняла та бровь. - Пьяный мужчина в постели, что бревно, а мне ты нужен в идеальном состоянии. Компреву? Вообще-то она была права. Знал Виктор за собой такую слабость. Если перепивал, неожиданно оказывался ни к чему не годным. То есть, обычно он бывал более чем состоятелен, даже если выпивал. Но только до определенного уровня опьянения. Так что была, увы, в словах Насти сермяжная правда. - Но пару-то рюмок меня с ног не собьют? - возразил он вслух. - Пара рюмок и дитя не уронят, - улыбнулась Настя. - Пей, милый, но знай меру! В результате, засиделись за полночь. Пили действительно немного. Но насмеялись в волю. Ара очень смешно рассказывала про то, как строила "землянку" в огромном сугробе, и про то, какой немыслимо сложной задачей оказалось пописать, когда на тебе противоперегрузочный костюм и зимний комбинезон. - И в штаны не напрудишь, - ржала она, рассказывая, - а ну как морозом схватит! - Ну, и как ты выкрутилась? - полюбопытствовала, отсмеявшись, Настя. - Без комментариев! - еще сильнее разошлась Ара, из которой, похоже, выходило сейчас накопившееся за эти дни напряжение. *** Ночью, утолив первую страсть, но не в силах заснуть, они лежали рядом и разговаривали вполголоса, хотя могли бы себя и не сдерживать. Толстые каменные стены и прочные двери надежно охраняли их приватность. Другое дело, что сейчас у них не было потребности ни в криках пылкой страсти, ни в громком смехе, ни в разговоре в полный голос. Настя рассказывала о том, о чем не захотела говорить Ара. О том дне, вернее, о той ночи, когда вызванные звонком с аэрополя, Ара и Лена сорвались с места, как подорванные, и спешно уехали на базу. О ночи в безвременье ожидания. О неизвестности и тревоге. О том, как связывались уже под утро со старшим Кокоревым, который находился в рабочей поездке на Урале, и как приходили к ним в дом отрывочные известия о том, что происходит или уже произошло. Трудный день. А затем еще один и еще. Тягостная неизвестность. Мучительное неведение в отсутствии достоверных данных, и невозможность эти данные получить. На улице мороз и не прекращающаяся метель. Снижающая видимость до метра-двух, заметающая дороги, не позволяющая поднять в воздух геликоптеры и самолеты. И в дополнение к этому потеря связи со многими населенными пунктами в округе. Усилившийся ветер и снегопад нарушили линии связи. Добраться до тех мест, над которыми предположительно был сбит Арин самолет можно было только на вездеходах. Но максимум, что они могли сделать в такую пургу, это прочесать дороги, да заглянуть в деревни и села на огромной территории, на которой иди найди что-нибудь даже в хорошую погоду. Сотни квадратных километров зимних лесов, заснеженных полей, покрывшихся льдом рек, озер и болот. И где-то там Ара, - если жива конечно, - одна и в безвестности. Никто бы ее не нашел даже после того, как утихла метель. Ара сама дошла до деревни и уже оттуда дала о себе знать. Радиомаяк на ее кресле, как позже выяснили специалисты, был поврежден и никаких сигналов не подавал. А заваленное снегом место посадки было не рассмотреть ни с дороги, ни сверху. Вот какую историю рассказывала ему Настя. Виктор слушал ее, но думал о своем, и в конце концов придумал: - Давай поженимся, - сказал он, когда она завершила рассказ. - Так предложение даме не делают, - почти натурально "оскорбилась" женщина. - Принести розы? - усмехнулся Виктор. - Встать на колено? Преподнести фамильное кольцо... - А у тебя есть фамильное кольцо? - Подняла Настя бровь в искреннем удивлении. - Да, что-то осталось от посадников, - припомнил Виктор. - Мелочи, но душу греет. Есть там, кажется, и колечко с рубином. Стиль старый, но в этом есть свое очарование. - Вот даже как! - мечтательно улыбнулась женщина. - Кольцо с рубином... Мило. - Так ты выйдешь за меня? - уточнил тогда Виктор. - Ну, если ты вежливо попросишь... - Выходи за меня замуж, пожалуйста! - Можешь, когда хочешь, - еще шире улыбнулась Настя. - Придется, наверное, уважить вашу просьбу, граф... Но не раньше осени. - Хочешь траур до конца доходить? - понял Виктор. - Ну, не то, чтобы хочу, но Селифонтов был хорошим человеком, не хотелось бы оскорблять его память... - Значит, осенью, - согласился Виктор. - Но слово твое твердо? - Сомневаешься? - Не то, чтобы сомневался, - усмехнулся в ответ Виктор, - но хотелось бы в этом вопросе большей определенности. - Определяюсь, - объявила женщина, оседлав Виктора. - Выйду за тебя замуж, и слово мое крепко... Глава 11 1. Шлиссельбург, февраль, 1955 - Ваше высокопревосходительство, - бросила Ара ладонь к козырьку, - лейтенант Бекетова по вашему приказанию прибыла! Адмирал смерила ее холодным взглядом, вздохнула тяжко, словно, пыталась сдержать рвущееся из самой глубины души какое-нибудь матерное ругательство, и, по-прежнему, молча покачала головой. "Надо бы, наверное, сказать, что виновата", - отстраненно подумала Ара, глядя на адмирала Браге строго уставным "подчиненно-преданным" взглядом, но вслух, разумеется, ничего не сказала, тем более, что никакой особой вины за собой не чувствовала. Не особой, впрочем, тоже. Однако понимала, - чай, не дура, - что у Олега, отца с матерью и у крестной своя правда и свой взгляд на все ее художества. Отец ей ничего пока не сказал. Не промолчал, - не его это амплуа, - а попросту не успел, но, наверняка, найдет еще время и место, чтобы высказать Аре все, что думает. Слов, как показывал опыт, будет немного, зато от смыслов хоть в монастырь уходи. Ну, или стреляйся, коли ты не дура кухОнная, а боевой офицер-авиатор. Олег же ей ночью выдал по полной программе, и отнюдь не в том смысле, что "отлюбил" свою непутевую жену, в грубой и извращенной форме, на что она, если честно, в тайне рассчитывала. Выслушивать от него упреки и нравоучения оказалось много хуже. Часа два учил Ару жизни, но, в конце концов, все-таки сжалился и подсластил горечь от выволочки образцово-показательным примирительным сексом. Ара не возражала ни против первого, ни против второго, которое не грех было бы и повторить, даже не дожидаясь следующей ночи, но утром за завтраком, - а за столом они оказались по случаю вдвоем, - кое-что все-таки прояснила. - Летом пятьдесят третьего, - сказала, подливая Олегу кофе, - на базе Веселый Яр, ты против нашего с Леной участия в атаке, помнится, не возражал... - Нашла, что сравнивать! - отмахнулся Шкловский. - Тогда была одна история, теперь - совсем другая. - Между прочим, у нас тогда шансов выйти живыми из боя было много меньше... - Не от хорошей жизни, - попытался объясниться муж, но инициатива была уже полностью на ее стороне. - А в этот раз, стало быть, мы с жиру бесились? - спросила, чуть прищурив глаза. - Отчаянные времена, - кивнул Шкловский, - но не забывай, лейтенант, что тогда ты была чужой, незнакомой мне лично девушкой, да и приказ отдавал тебе не я. А сейчас, ты мне все-таки родная жена и будущая мать моего ребенка. Чувствуешь разницу? - Чувствую, - согласилась Ара, - оттого и не спорила с тобой ночью, а дала высказаться "от и до", а потом еще и дала, - ехидно улыбнулась она мужу, - но это не значит, что у меня нет своего мнения.