"Не меньше двадцати пяти... И... Не более тридцати пяти!" Но, разумеется, это были всего лишь догадки. Ничего определенного, однако в глазах... В красивых синих глазах чудилось отражение очень долгой и очень бурной жизни. - Это Мария Ивановна Бессонова, - представила женщину адмирал. - Она очень хороший врач, Варя. Ты уж мне поверь на слово. Здесь, в Шлиссельбурге, оказалась сейчас случайно. Можно сказать, проездом. Так что, считай, тебе крупно повезло. - Все, Маша, оставляю девушку на твое попечение, - обернулась адмирал к Марии Бессоновой. - Завтра поговорим, а сейчас мне надо бежать. - Езжай, Лиза! - махнула рукой доктор. - Не волнуйся. Вылечим мы твою красавицу! У Марии Бессоновой оказалось очень странное произношение. Ара каких только акцентов не слышала, - в Земле Хабарова вообще говорят по-русски так, что смех разбирает, - но такого необычного произношения нигде пока не встречала. - Акцент не мешает? - Между тем спросила доктор, и ее вопрос прозвучал так, что становилось понятно, ее везде про это спрашивают. - Нет, я вас хорошо понимаю, - заверила Ара. - Ну ладно, тогда, - усмехнулась Мария Бессонова. - Я родом с Мадагаскара, из Старой колонии в Тулеаре. Это для справки. А теперь раздевайся, будем смотреть, что там у тебя, и как. Следующие полчаса женщина вдумчиво слушала дыхание Ары и ее сердечный ритм через стетоскоп, осматривала шрамы, оставшиеся от пулевых ранений, пальпировала тут и там, выстукивала то пальцами, то молоточком, осматривала горло, надев ларингоскоп, и уши с помощью прибора, похожего на воронку, расспрашивала о том, о сем, и вообще делала много очень разных вещей, ничего, впрочем, не записывая, и никак результаты своего осмотра не комментируя. - Ладно, душа моя, - сказала, закончив свои бесполезные, на взгляд Ары, исследования, ее в госпитале еще не так крутили и вертели. - Сейчас я тебя немного подлечу и пропишу кое-какие лекарства. Если станешь принимать их как скажу, через десять дней будешь, как новенькая. Тогда, останется только набрать вес и мускульную массу, но это, чаю, ты и без меня сделать сумеешь. Тем более, что в этом доме имеется вполне приличный набор тренажеров. Так что, вперед и с песнями! Жрать, спать, гулять и плавно увеличивать физические нагрузки! Женщина была не только красива. Она была легка в общении, двигалась так, что на нее хотелось смотреть даже тогда, когда она ничего особенного не делала, и еще - не прилагая к этому никаких особенных усилий она удивительным образом располагала к себе. Ара была практически уверена, что все ее пасы-шмасы и прочие камлания бессмысленны и не эффективны, и, тем не менее, беспрекословно подчинялась Марии Ивановне и делала все, что та крайне вежливо от нее требовала. И не потому что так приказала адмирал, - хотя и поэтому тоже, - а вследствие удивительной симпатии, к этой неординарной женщине из далекой Тулеары, неожиданно и беспричинно возникшей у Ары буквально с первых минут знакомства. А между тем, доктор Бессонова - "Да, да, Варя, я действительно доктор медицины, где-то даже диплом завалялся", - около часа делала Аре некий лечебный цинский массаж, большая часть которого сводилась, впрочем, к плавному движению рук Марии над телом Ары. Потом сделала несчастному мичману три разных инъекции - одну в зад и две прямо в вену на сгибе локтя - и отправила мыться и спать. - Утром поговорим, - напутствовала она Ару, почувствовавшую вдруг нечеловеческую усталость и сильную сонливость, так что с трудом добралась до ванной комнаты, где без удовольствия, буквально засыпая на ходу, приняла душ, кое-как обтерлась полотенцем, доплелась до кровати, упала, и все, собственно. Ночь прошла спокойно, без приступов кашля, кошмаров и прочих неприятностей. Утром, после десяти часов сна, - заснула накануне в полдесятого вечера, проснулась сегодня в семь тридцать утра, - Ара впервые после ранения почувствовала себя по-настоящему хорошо. - Ну, вот! Совсем другое дело! - довольно улыбнулась Мария Ивановна, наблюдавшая, как Ара сметает со стола все подряд: манную кашу со сливочным маслом и клубничным вареньем, отварную осетрину, яйца вкрутую, белый хлеб с маслом и медом и большой кусок пирога с капустой. Запивала она все это водой, но уже с середины завтрака не могла думать ни о чем другом, кроме кофе. Но в госпитале ей не рекомендовали употреблять напитки с высоким содержанием кофеина. Якобы, они мешали восстановлению функций вегетативной нервной системы. Однако сейчас у нее был совсем другой доктор, и Ара решила попробовать: - Как вы думаете, Мария Ивановна, мне можно выпить чашечку кофе? - Кофе? - удивленно подняла бровь женщина. - Отчего бы и нет? Пейте на здоровье. Две-три чашечки в день вам не повредят. Вот от алкоголя пока воздержитесь. Начнете набирать вес, увеличите физические нагрузки, тогда и "велкам" - добро пожаловать в клуб любителей кофеина, никотина и крепкого алкоголя. Кроме странного акцента, в речи доктора, как успела заметить Ара, было также много англицизмов, которые она, худо-бедно, понимала, поскольку свободно говорила на этом языке, и немало необычных оборотов речи, которые, по-видимому на что-то намекали, но она не знала, на что именно. Странный язык, понятный и чужой одновременно, но впечатления от самой женщины это не портило. Напротив, придавало ей некое дополнительное очарование. - Ну, как самочувствие? - спросила доктор Бессонова после завтрака. - Полегчало? - Да, - подтвердила Ара. - Намного лучше. Ночь проспала без кашля... - Это хорошо, - чуть улыбнулась Бессонова. - Ожидаемая реакция организма - это всегда хорошо. Но твой, Варя, индивидуальный ответ оказался даже лучше ожидаемого. И это вселяет... Ну, скажем, вселяет осторожный оптимизм. Поэтому давай-ка не будем жадничать и трахнем твой организм еще разок. Хуже не будет. Но, возможно, будет лучше. Ара в ее словах ничего, разумеется, не поняла, но, учитывая перемены, произошедшие в ее состоянии со вчера на сегодня, готова была буквально ко всему. И это все - "пасы, шмасы и камлания", - приняла, как неизбежное зло, тем более, что не больно и даже не щекотно. Лежала и не дергалась, позволив доктору Бессоновой делать все, что та сочтет нужным. И вот что любопытно, если вчера Ара ничего особенного не почувствовала, то сегодня движения Марии Ивановны сопровождались то волной мягкого тепла, медленно прокатывающейся по всему ее телу, то дуновением испепеляющего жара, от которого на глазах выступали слезы, и стерпеть который, не заорав благим матом, можно было только большим усилием воли. Правда, волна смертельной стужи оказалась ничуть не лучше, так что с "не больно и не щекотно" Ара явно поторопилась. Однако с одра - обтянутого кожей топчана для медицинских процедур и массажа, - встала после лечения неожиданно бодрой и полной сил, что выглядело странно, но, разумеется, приятно. - Согласись, так лучше? - улыбнулась Бессонова. - Да, большое спасибо! - сразу же откликнулась Ара. - Как вы это делаете, доктор? - Слышала про Тибет? - Да, - кивнула Ара. - Ну, вот один добрый человек из ... Сычуани... в смысле, из Лхасы научил. Искусство древнее, сакральное и сложное к постижению, но мне удалось, - улыбнулась женщина. - Где-то так. А сейчас, милая, пойдем-ка посмотрим на твои лекарства. Лекарства, как выяснилось, были приготовлены в комнате Ары. Наверное, принес кто-то из немногочисленных слуг адмирала. - Что ж, - Бессонова кивнула Аре на стул, придвинутый к столу. - Садись, бери бумагу и карандаш, записывай. Две склянки зеленого стекла, в них двухцветные капсулы. Тридцать штук в каждой - это тебе как раз на месяц. Одна капсула после завтрака, одна - после обеда. Далее, у нас имеется склянка желтого стекла с белыми таблетками. Следует принимать одну таблетку утром после завтрака. Может вызывать жажду, но это не страшно. Выпьешь лишний стакан воды, и всех дел. В прозрачной склянке - большие коричневые таблетки, на которых по-франкски написано 20 миллиграмм. Там посередине есть углубление, так что таблетка легко ломается пополам. Половинку перед сном. И, наконец, вот эти баночки с синими капсулами. По одной с утра, можно и на голодный желудок, но лучше все-таки сперва что-то съесть. Курс три месяца. Как раз хватит времени, чтобы полностью восстановиться. Вот, собственно, и все. Записала? - Записала, - подтвердила Ара, рассматривая эти странные лекарства в явно неродных банках и склянках без надписей. - А это... - Это то, что поднимет тебя на ноги, и о чем никому не следует рассказывать. Понимаешь? - Наверное. - "Наверное" недостаточно! - отрезала доктор Бессонова. - Дай мне слово офицера Флота, что не станешь никому рассказывать, ни с кем консультироваться и, тем более, не передашь эти лекарства в руки врачей или фармацевтов. Меня Елизавета лично попросила, потому я и приехала. И привезла все это специально для тебя. Но ты же не хочешь подвести адмирала? - Никак нет! - Ара встала из-за стола и вытянулась по стойке смирно. - Слово офицера, доктор. И спасибо! - Ну, вот, - усмехнулась женщина, - другое дело. А по сути, ситуация такова. Всего этого мало, и на всех не хватит. Сейчас была возможность достать, в другой раз может и не получиться. А химический анализ дело тонкое. Решат, что поняли, начнут гнать вал, угробят массу народа. Это, чтобы ты совестью не мучилась. Все понятно? Что ж, Ара была достаточно умна, чтобы понимать, не все тайное должно становиться явным. Ей повезло, что у нее такая крестная. И на этом все, собственно. - Я все поняла, - сказала она вслух. Спасибо, Мария Ивановна! *** Адмирал Браге выполнила свое обещание. Виктор получил звание старшего лейтенанта так быстро, что у него от такого карьерного взлета "даже голова закружилась". А служил он теперь в Особом Техническом Бюро, находившемся в прямом ведении первого заместителя Набольшего боярина Адмиралтейства адмирала флота Елизаветы Аркадиевны фон дер Браге-Рощиной. Служба, как и ожидалось, оказалась по-настоящему интересной, но работать приходилось, что называется, за троих. В буквальном смысле день и ночь. Сейчас Виктор руководил доводкой до ума трех больших проектов. Два из них относились к программам краткосрочной перспективы и могли быть реализованы уже в ближайшие месяцы. Речь шла именно о тех машинах, о которых он рассказывал Елизавете Аркадиевне в их первую деловую встречу. На полигоне Липная Горка близ Тихвинского филиала авиастроительного завода товарищества "Мотор" уже испытывались первые предсерийные образцы двухмоторного пикирующего бомбардировщика. По новой, еще не утвержденной Адмиралтейством классификации это был "бомбардировщик поля боя": относительно короткий разбег, способность взлетать с грунтовых аэрополей, боевой радиус 800 километров, крейсерская скорость 580 км/ч, грузоподъёмность 1100 килограмм. Как раз накануне выдался ясный день, и Виктор летал на геликоптере на полигон, чтобы посмотреть на испытания. В течение дня в воздух подняли все три имевшихся на данный момент машины, и результаты не могли не радовать. Конечно оставалось еще много технических вопросов, требующих разрешения прежде, чем "Сапсан-7" пойдет в большую серию. Надо было довести до ума кислородную систему и герметичность кабины, так как бомбардировщик мог подниматься на высоту до десяти километров. Следовало так же решить вопрос о том, что важнее сто килограмм дополнительной бомбовой нагрузки или еще один стрелок. Пока в прототипах Первом и Втором предполагался экипаж из трех человек - пилот, штурман, стрелок-радист, - а на Третьем - из четырех. Там добавлялся еще один хвостовой стрелок, чтобы плотно перекрыть, как верхний, так и нижний сектора задней полусферы, и прикрыть при необходимости нижний передний сектор. Но на самом деле проблем было гораздо больше: тут и автоматика бомболюков, и механизм автоматического выхода из глубокого пике, а еще вооружение, радиостанция и множество других технических вопросов, над ответами на которые в ударном темпе бились лучшие конструкторы и инженеры полигона и завода. Одновременно на заводах Кокорева в Вологде заканчивали работу над тяжелым бомбардировщиком с соосными толкающими воздушными винтами, там же на аэрополе Коржа-Испытательный облетывали его прототип. "Орел" был хорош и, в общем-то, практически готов для серийного производства, а перед инженерами и конструкторами стояли, в принципе, те же задачи, что и в случае с пикировщиком. Но, разумеется, с поправкой на размеры, грузоподъемность, потолок и боевой радиус. Кроме того, для "Орла" пятой модели требовалось спроектировать две, а возможно, и три герметичные кабины, чтобы рационально разместить в его недрах все шесть членов экипажа. Однако самым интересным и наиболее секретным являлся третий проект, получивший обозначение "Удар грома". В рамках этого проекта разрабатывался первый в этом мире реактивный истребитель-штурмовик "Х-1", который позже предполагалось назвать "Болид-1". Как ни странно, идея была не нова, но дело тормозилось из-за двух крайне серьезных проблем. Первая была чисто психологической: командование флота не понимало зачем нужен этот сложный, опасный и дорогой аппарат, если максимальный прирост скорости будет всего сто километров в час. Новые модели штурмовиков - "Коч-15", например, - итак уже добрались до скорости в 700 км/ч, а для быстрого взлета или форсирования скорости в бою были разработаны реактивные бустеры. Вторая проблема относилась к области науки и технологии. Для того, чтобы довести реактивный самолет до поточной линии, Рубинштейну нужен был надежный реактивный двигатель. Такой двигатель был давным-давно разработан в другом мире, успел устареть и, соответственно, был подробно описан в литературе по истории авиации и ракетостроения, но Виктору пришлось его "изобрести" заново, подбросив нужным людям в подходящий момент несколько интересных идей. Так в Себерии был создан первый по-настоящему работоспособный одновальный турбореактивный двигатель, работающий на искусственном топливе, производимом из каменного угля. Тем не менее, работы на "Болиде" было еще много. Что называется, начать и кончить. Учитывая обстоятельства, Виктор старался успевать везде. Очень уж ему хотелось оправдать доверие адмирала Браге. Вот и крутился, словно белка в колесе, но все равно не успевал сделать все, что запланировано. Поэтому еще в декабре он внес в свою жизнь несколько рациональных изменений, позволявших сделать его деятельность более эффективной. Первым делом, Виктор отменил выходные, они при нынешних его обстоятельствах, были Виктору без нужды. Затем, чтобы сократить время на дорогу со службы и на службу, он переехал в здание, выделенное Адмиралтейством под Специальное Техническое Бюро. С разрешения Елизаветы Аркадиевны построил себе там под крышей небольшую холостяцкую квартирку. Входить в нее он мог или через Бюро, или с параллельной улицы. Ничего особенного, не роскошь, а всего лишь служебная необходимость, которую вскоре оценили и некоторые другие сотрудники из холостых. Здание - небольшой трехэтажный особнячок постройки начала прошлого века - стояло на тихой улице на самой границе старого города. Четвертый - мансардный - этаж построили прямо в ходе ремонта. Ну, и кроме того Виктор обзавелся служебным геликоптером, организовав для него посадочную площадку у себя над головой, на крыше особняка. Так что по городу он носился на мотоцикле, окончательно перейдя по такому случаю на кожаную пилотскую униформу, а на испытательные базы, заводы и аэрополя летал на геликоптере. Это экономило ему массу усилий и позволяло сделать больше дел за единицу времени. Однако случались и передышки. В тот день, вечером, закончив все дела в конторе, Виктор решил перекусить. Дело было в восьмом часу вечера, когда из кабинетов Бюро испарились все сотрудники, кроме горстки полубезумных гениев, которым он, увы, ничем в данный момент помочь не мог. Впрочем, он подумал было, что может еще немного посидеть в своем кабинете, чтобы изучить отчеты об испытаниях новой техники, но почувствовал вдруг лютый голод и по случаю вспомнил, что сегодня не только не обедал, но даже не позавтракал. Выпил чашку кофе с папиросой и спустился в Бюро, да так там и остался, выпив, правда, за день несметное количество чашек чая и кофе и выкурив две пачки папирос. Немудрено поэтому, что у него не только сводило живот от голода, у него еще и голова кружилась. В общем, сообразил, - не дурак, поди, - что так дальше дело не пойдет, сменил летный шлем на фуражку и пошел искать ресторан или чайную. На их улице подобных заведений не было вообще, - тихий "спальный" район, застроенный солидными домами, - но, если пройти несколько кварталов на восток, ты попадал на ярко освещенный и полный жизни Великокняжеский проспект. Вот там было полно ресторанов, чайных и пивных, а также кухмистерских, трактиров и новомодных франкских кафе. Вот, собственно, на пути туда он и встретил ту, о ком, честно говоря, давно уже не вспоминал. Они одновременно вошли под свет фонаря: он с одной стороны, а боярыня Селифонтова - с другой. Увидели друг друга и встали, как вкопанные. Так и стояли, наверное, с минуту, рассматривая он ее, а она - его, и не зная, что сказать. Наконец, Виктор опомнился, - все-таки авиатор, - и сказал то, что думал: - Ужасно рад тебя встретить, Настя. - Серьезно? - неожиданно спросила она своим по-прежнему волнующим чуть хрипловатым голосом. - Я думала, ты меня никогда не простишь. - Дело давнее, - дернул он губой, обсуждать их прошлое никак не входило в его планы. - Ты как здесь? - Я здесь живу, а ты? - Я здесь неподалеку служу, - объяснил Виктор. - А сейчас куда? Домой? - Домой? - переспросил он и улыбнулся. - Да, нет, Настя. Я живу прямо над своей конторой. Квартира у меня там служебная. А сейчас вот вышел, чтобы поужинать, пообедать и заодно позавтракать. - Сурово, - покачала головой женщина. - Что же это за служба такая, Витя, что ты даже поесть по-человечески не можешь? - Управление делами Адмиралтейства. - Таково было их официальное прикрытие. - Давно? Впрочем, не важно! - остановила свои расспросы Настя бывшая Берг. - Потом расскажешь. Пойдем ко мне, накормлю домашним. Или будешь стесняться? - Не буду, - пожал плечами Виктор. - Показывай дорогу. Оказалось, Настя жила совсем рядом с тем местом, где они встретились, занимая большую квартиру на седьмом этаже солидного, облицованного гранитом здания. Просторная, хорошо устроенная и со вкусом обставленная квартира. Это Виктор успел увидеть и оценить даже по тем нескольким помещениям в которые попал. Между тем, сняв в прихожей кожаную летную куртку и оставшись в черной форменной тужурке, Виктор прошел за хозяйкой в гостиную, где она предложила ему обождать, пока кухарка сообразит ему "на скорую руку" обед. - Выпьешь? - Казалось, за прошедшие шесть лет Настя ничуть не изменилась. Так же молода, красива и полна жизни. - Только если составишь мне компанию. - Составлю. - Что тебе налить? - Виктор встал из кресла и на правах мужчины пошел к буфету. - Немного коньяка.