– Ну да, Стиви. Звонил ей уже? – Да вот как раз подумывал ей звякнуть. Она у меня сегодня вечером следующая по списку. – Сколько времени там сейчас у вас? – Почти восемь вечера. Мы в армии всегда говорим «двадцать нуль-нуль». – У нас тут в Финиксе шесть ноль восемь утра. – Ну вот видишь. – Отойди, лапушка, – сказала она. – Это я не тебе – тут у меня эта старенькая кошка. – Она у вас всё ещё живёт? – Да нет. То другая. – А с той что случилось? – Сбежала. – Попалась, небось, койотам. – Надо думать, да. – Ну что ж, вы другую завели. – Джеймс… – сказала она, и голос её вдруг оборвался. – Я тут, мам. – Джеймс! – Мам, тебе не о чем переживать. – Не могу я не переживать. – Тут всё не так, как ты думаешь. Тут очень безопасное место. Я ещё даже краем глаза сражений не видел. Тут только патрули. Да и народ дружелюбный. – Точно дружелюбный? – Да. Так точно, мам. Все такие приветливые. – А что насчёт коммунистов? – Ни одного ещё не видел. До нашей части они не добираются. Боятся. – Если это неправда, то я ценю твою заботу. – Чистая правда. – А ещё я жду тебя скоро домой. Сколько тебе там ещё? – Мам, я вот как раз звоню, чтобы сказать: я на ещё один заход записался. – Ещё один? – Так точно, мэм. – Ещё целый год? – Так точно, мэм. Она не нашлась, что ответить на это, потому предложила: – Хочешь с младшеньким поговорить? – С Беррисом-то? Ладно. Только по-быстрому. – У него со школой какие-то трудности. Учителя мне сказали, что он ворон считает. Сейчас он тут, а через минуту – всё, поплыл. – А Беррис что говорит? – Говорит, в школе ему не нравится. Я ему говорю всё равно ходить. Там, говорю, никому не нравится, а то кто бы делал тогда образование бесплатным? – А ну-ка позови его. – Он спит. Минутку. – Тогда ну его. Передай ему просто, что я сказал, чтобы он подобрал хвост и включался в учёбу. – Спасибо, Джеймс. Вот я и передам ему, что брат так говорит. – Что ж, я сейчас говорю по радиоустановке, так что лучше мне тебя отпустить. – По радиоустановке? – Так точно, мэм. Тут у нас наверху, на оперативной базе. – Так ты по радио?.. А я – по телефону!.. – Счастливого Нового года, мам! – И тебе того же. – Говорю, желаю тебе хорошо справить Новый год, мам! – Да уж как-нибудь. И тебе того же. – Есть. Ладно тогда, до скорого. – До скорого, Джеймс, – сказала она. – Я тут молюсь за тебя день и ночь. Ты не слушай, что они тебе говорят. Ты делаешь богоугодное дело – помогаешь сохранить Его веру в мире, на который спускается тьма. Как в ветхозаветные времена. – Знаю. Понял тебя, мам. – Эти коммунисты – они же все безбожники. Они отвергают Господа. – Так мне и говорят. – Ты там загляни в Ветхий Завет. Посмотри, как много было убито во имя Господа. Загляни в Первую книгу Царств, загляни в книгу Судей. Стань разящей десницей Господа, если придётся. Из трубки послышался вздох. – Хочется просто взять тебя за руку да подбодрить. Читай Библию ежедневно. Бывают на свете и маловеры, и богохульники, и демонстранты, и ещё бог знает кто. Это всё предатели, вот они кто такие. Как о таких людях услышишь – уши затыкай. Слава Богу, до Финикса они не добрались. Попадись мне на глаза какая-нибудь эта ихняя демонстрация, так уж я бы села в грузовик и прокатилась бы по ихней своре, как валун по склону горы! – Мне тут говорят, время вышло, мам, так что пора прощаться – короче, пока! Из телефона донёсся какой-то звук, похожий на гудение стиральной машины. Сын положил трубку, и звук стих. – Хорошо, – сказала она в никуда. Встала и повесила телефон обратно на крючок. * * * Стояло на редкость чудесное утро. Нгуен Хао допоздна провалялся в постели, глядя, как перистые клочья дымки за окном превращаются в свет, и думая, чему он, этот свет, намеревается дать бой – нет, не сразиться, а просто непоколебимо встретиться лицом к лицу с драконами Пяти препятствий: чувственного желания, отторжения, сомнения, лени, возбуждённости ума. Лень какое-то время продержала его в кровати. Возбуждённость ума согнала на первый этаж в крохотный дворик за кухней – туда, где было ещё больше этой солнечной дымки. В её теплых лучах все предметы испускали призрачные очертания. Они пробуждались, с крайней неохотой отрывались от кирпичей и пропадали. Хао расстелил на каменной скамье белый носовой платок, осторожно опустился на него и попытался утихомирить ум. В девять тридцать в заднюю калитку постучался Чунг. Хао встал, нашёл ключ и отпер тяжёлый амбарный замок. Теперь Монах заимел себе поддельные документы. С ними он безнаказанно разгуливал по окрестностям Сайгона. Выглядел он здоровым, даже счастливым. Вместе они сели на мраморную скамью, как садились уже много раз – но ни разу, по мнению Хао, не продвинувшись ни на шаг вперёд. Впереди, сколько хватало глаз, лежали одни поворотные точки. – Ты в порядке? – Ким больна. Ей хуже, чем раньше.