– Сразу видно приличного человека! – промурлыкала старушка, отправляя в рот одну за другой четыре конфеты. – Чай пила, конфеты ела, позабыла, с кем сидела… – Так где же я могу найти Леопольда Давыдовича? – повторил Леня свой вопрос. – Ах, так вы к Леопольду… – разочарованно протянула старушка. – А я уж думала, что ко мне… Леопольд, он в своей комнате. Это третья дверь налево по коридору… Маркиз поблагодарил старушку и пошел в указанном направлении. Она проговорила ему вслед звонким детским голосом: – В этой маленькой корзинке есть помада и духи, ленты, кружево, резинки – что угодно для души… Подойдя к третьей двери, Маркиз постучал. – Входите! – донесся из-за двери густой красивый голос. Леня толкнул дверь и оказался в небольшой, заставленной старой мебелью комнате. Должно быть, когда-то этой мебелью была обставлена целая квартира, и сейчас она едва помещалась в комнате. Здесь было несколько кресел красного дерева с оскаленными львиными мордами на подлокотниках, диванчик с потертой бархатной спинкой, ломберный столик с гнутыми ножками, покрытый поеденным молью зеленым сукном, несколько венских стульев, изящный секретер и еще несколько предметов мебели. Все вместе это напоминало скорее не жилую комнату, а небольшой антикварный магазин, дела в котором идут не самым лучшим образом. В довершение ко всему, стены комнаты были оклеены многочисленными выцветшими афишами. На всех этих афишах был изображен один и тот же человек, но в разные периоды своей жизни. Впрочем, на всех афишах это был атлетически сложенный мужчина с густой львиной гривой темных волос и длинными, лихо закрученными усами. Подписи на афишах сообщали, что это – Леопольд Страдивари, знаменитый укротитель. Фамилия Страдивари была сценическим псевдонимом, настоящей фамилии Леопольда не знал никто. Правда, на этих же афишах красовались не львы, не тигры, не слоны и даже не медведи, а пудели, болонки и другие собачки не самых крупных пород. Леопольд Страдивари всю жизнь дрессировал собачек и достиг в этом искусстве необычайных высот. Его собачки умели считать (по крайней мере, до десяти), лаем отвечали на самые заковыристые вопросы, разыгрывали замечательные сценки. Эти выступления имели огромный успех, особенно среди самых маленьких зрителей. Но теперь Леопольд сидел в углу комнаты в глубоком кресле, к которому он был практически прикован безжалостным артритом. Он превратился в маленького, сухонького старичка. От прежнего Леопольда Страдивари остались только великолепные усы и густой, выразительный голос. – Здравствуйте, Леонид! – пророкотал Леопольд. – Чем я обязан вашему появлению? – Да вот, решил проведать, посмотреть, как вы живете… – Леня поставил на ломберный столик перед Леопольдом бутылку зеленого ликера и начатую коробку конфет. – Я помню, что вы любите шартрез и чернослив в шоколаде. Извините, конфеты по дороге подъела старушка с виноградом на шляпке… – Ах, это Зизи! – поморщился Леопольд. – Вечно она ко всем пристает! Ей вообще нельзя сладкого! Не вставая с кресла, он достал из маленького резного шкафчика пару ликерных рюмок, разлил ликер, пригубил, и по лицу его разлилось блаженство. – Угодили, Леонид, угодили! – проговорил он. – В моем возрасте и моем положении остается так мало радостей, но это – одна из них… Леопольд взял конфету, откусил от нее крошечный кусочек и снова пригубил ликер. Леня заметил, что шартрез в рюмке почти не убавился: Леопольд умел растягивать удовольствие. – Я понимаю, Леонид, – проговорил наконец хозяин комнаты. – Я понимаю, что вы – человек занятой и пришли ко мне не просто так. Вам что-то нужно. Но я ничуть не обижаюсь. Во-первых, я реалист, во‑вторых – вы пришли не с пустыми руками и имеете полное право задать мне несколько вопросов. – Вы, как всегда, правы, Леопольд Давыдович! – Леня развел руками. – Я пришел к вам за консультацией. Вы ведь, как никто другой, знаете всех артистов цирка. Наверняка вы помните Оскара Лимонти… – Неприятный был человек! – поморщился Леопольд. – Согласен с вами. Но вот что я хотел вас спросить. Если бы вам зачем-то понадобилось его найти, куда бы вы направились? – Никогда не стал бы его искать! – поморщился старый дрессировщик. – Но все же, если бы у вас вдруг появилась такая надобность? – Но Лимонти давно уже умер! – Но все же, если бы пришлось? Леопольд задумался, сделал еще один маленький глоток шартреза и наконец проговорил: – У Оскара была сестра. Насколько я помню, у нее что-то не в порядке с головой. Но Оскар был к ней очень привязан, навещал ее чуть не каждый день. Поэтому, если бы я хотел его найти, я пошел бы к сестре. Но он давно уже умер… или это не так? – У меня на этот счет имеются некоторые сомнения… а где живет эта самая сестра? – Записывайте, Леонид! Ирка позвонила к вечеру, когда компаньоны ужинали на кухне. Лола, попялившись некоторое время в компьютер, сообразила, что только зря теряет время и что Маркиз, как всегда, явится голодный, так что последовала совету своей замечательной тети Кали, которая утверждала, что во всех случаях мужчину следует хорошо кормить, хуже от этого никогда не будет. Так что Леня, по приходе домой, был приятно удивлен запахами, исходившими из кухни. Лола приготовила мясную запеканку и навертела рулетики из баклажанов с грецкими орехами. Баклажаны тетя Каля называла синенькими и уж их научила Лолу готовить в разных видах! И вот, когда Леня доедал вторую порцию потрясающих рулетиков, позвонила Ирка. – Ну? – Лола на всякий случай удалилась в свою спальню. – Выяснила что-нибудь? – Ага, – торопилась Ирка, – значит, Генка Субботин был мелким бизнесменом, подвизался в строительном бизнесе… «Не наврал…» – подумала Лола. – Потом грянул кризис, Генкина компания разорилась, и он болтался кое-где… «Тоже не наврал», – удивилась Лола, а вслух спросила: – А ты откуда про него знаешь? – А я не только про него, я про многих, – похвасталась Ирка. – Ты же меня знаешь… а тут все вообще просто. У Машки Васильевой знакомая баба работает в строительной компании «Комплекс». Так вот, наш Геночка как раз туда недавно устроился на работу. Должность у него так себе, небольшая, решил видно работать по найму – если разорится компания, с него взятки гладки. Дальше про Жанку. Тут уж я сама все выяснила про театр на Фонтанке. Оказывается, там сменился главный режиссер. А тот, прежний, на пенсию вышел или уехал работать по контракту – не важно. А важно, что пришел молодой, новый, с амбициями. А Жанночка сразу-то не разобралась – начала нахально с ним себя вести, мол, я, вся такая из себя… Короче, он потихоньку репертуар меняет, и Жанке в его пьесах ролей нету. И не по вредности характера так делает, а просто не подходит она. Ну, другое все у него… Нам ли с тобой не знать… – Ясно… – Лола вспомнила, какими глазами смотрела на нее Жанка, когда тот еще, прежний главный предложил ей роль Мери в пушкинском «Пире во время чумы». Неужели Жанка из-за этого так на нее разозлилась? Лола вспомнила, как пела она песню Мери, как в пустом зале нежным серебряным колокольчиком звучал ее голос… да, Жанке нипочем так не спеть. И Лоле друг безумно захотелось в театр. Снова вдохнуть запахи кулис, увидеть свет, услышать аплодисменты. И играть, играть, отдавать себя всю, самовыразиться, оставить на сцене частичку души… – Эй, Олька, ты что там, опять о театре размечталась? – позвала Ирка. – Откуда ты знаешь? – от неожиданности выдохнула Лола. – Да сама иногда так задумаюсь. Ну, слушай дальше. Значит, Жанночка не растерялась, не стала скандалить и интриговать, поняла, что не поможет. И решила уйти красиво, на пике, так сказать, славы. Окрутила этого самого Ландышева, он в нее втрескался по уши, предложил замуж выйти, она и согласилась. И всем рассказала, что это он условие такое поставил – из театра ей уйти. Кстати, тому режиссеру она жизнь подгадила качественно, работать не давала – то комиссии какие-то присылают, то денег не дают на постановку, спонсоров он нашел – на них сразу наезд по полной программе. Короче, уволился он по собственному желанию и уехал куда-то в провинцию, от нашей Жанночки подальше. – Стерва! – резюмировала Лола. – Угу, а в институте мы ее не так оценивали. Дура, думали, и хамка, вся на виду. Теперь слушай дальше. Значит, Ландышев этот – бабник ужасный. Он на Жанке-то женился, поскольку она тогда была вся из себя звезда и не хотела с ним просто так спать. Но привычек своих он не бросил, то есть по бабам по-прежнему бегает. Жанка, ясное дело, недовольна была, скандалы ему устраивала, так он ей сказал, чтобы сидела тихо, а не то выгонит в шею в чем есть, то есть голой-босой. – Это-то ты откуда знаешь? – поразилась Лола. – Забыла, что я в мэрии два года работала? У меня там до сих пор все секретарши знакомые, а секретарши и уборщицы все всегда знают… Он, Ландышев, какое-то важное назначение ждет, в Москву, что ли, переводят, так что развод ему сейчас никак не нужен. Так что положение у нашей Жанночки аховое, куда ни кинь – везде клин. Вот бросит ее Ландышев, в театр на главные роли не возьмут, куда податься? Оттого она и злится. – А я-то при чем? – Лола пожала плечами. – Чего она ко мне прицепилась? – Вот этого я не знаю, – вздохнула Ирка. – Ладно, спасибо тебе, если что – звони! – Лола, поди сюда! – крикнул Леня. – Иду-иду! Сам, что ли, чай налить не можешь? – буркнула его боевая подруга и поплелась на кухню. На кухне, однако, она застала только кота и Пу И, которые доедали мясную запеканку прямо со сковородки. – Да что же это такое! – Лола хлестнула хулиганов полотенцем, не попала и махнула рукой – все равно все уже съели. – Лола, что это такое? – Ленин палец указывал на экран компьютера, на котором были те же финансовые документы, – Зачем тебе это? Лола закусила губу. И как она не сообразила все стереть? Спрятала ведь файл, так Ленька все быстро нашел, он лучше ее в компьютерах разбирается. – Ну… мне было интересно… я случайно это нашла… – забормотала Лола. – Лолка, не ври! – припечатал Маркиз. – Быстро говори как есть! – Да что такого-то? – Лола сделала самые свои честные глаза. – С чего ты так разволновался? – А с того, – веско сказал Маркиз, – что ты хоть чуть-чуть представляешь себе, что это такое? – Ну-у… – Ясно, не представляешь, мозгами не доросла, – тяжело вздохнул Леня. – Сам больно умный! – Лола сделала вид, что обиделась, надеясь, что это отвлечет ее компаньона от злосчастных документов. Но не тут-то было.