Леня вставил ключ в замочную скважину – и замок тотчас открылся. – Вот видишь, и от меня есть какая-то польза! – мстительно проговорила Лола. Маркиз ей ничего не ответил. Он выдвинул ящик, достал из него небольшую шкатулку, украшенную слоновой костью и перламутром. – Какая шкатулочка хорошенькая! – проговорила Лола, заглядывая через плечо компаньона. – Странно, почему он ее так бережно хранил? – пробормотал Маркиз. – По-моему, ей грош цена в базарный день. Такие продают на каждом турецком курорте. – Может быть, внутри что-то важное? Леня поставил шкатулку на туалетный столик, открыл крышку. Внутри шкатулки ничего не было, но когда Леня откинул крышку, раздалась трогательная мелодия. – Она еще и музыкальная, – проговорил Леня. – А внутри пусто. Зачем же он ее хранил? – По разным странам я бродил, – запела Лола жалостливым голосом. – И мой сурок со мною… – Лолка, ты что? – испугался Маркиз. – Что с тобой? У тебя жар? Очень не вовремя! – Это песенка «Сурок» великого Бетховена, – сообщила ему Лола. – Я, между прочим, в музыкальной школе училась, там мы эту песню разучивали. – И она снова затянула: – И мой всегда, и мой везде, и мой сурок со мною… – Лолка, прекрати немедленно, у меня от твоего пения зубы разболелись! – взмолился Леня, закрывая шкатулку. – К зубному давно не ходил, – мстительно проговорила Лола. – Когда был последний раз? – Ну, не помню я… – Леня хотел поставить шкатулку обратно в ящик, но в это время дверь комнаты распахнулась. На пороге стоял господин Строганов, совладелец фирмы «Строганов, Вербицкий и партнеры» и Ленин заказчик. На лице его было какое-то странное выражение. – Что вы здесь делаете? – осведомился Леня. – И самое главное – как вы здесь оказались? – Я подумал, что вы мне чего-то недоговариваете, и решил проследить за вами, – ответил Строганов странно равнодушным голосом, как будто тема разговора его ничуть не волновала. – Я говорила тебе, что за нами кто-то следил! – подала голос Лола. – А ты от меня только отмахивался! – Что здесь сейчас звучало? – перебил ее Строганов. – Я что-то услышал через дверь. – Звучало? Да это моя ассистентка упражнялась в вокале! – Нет, перед этим… что-то еще… – Ах, это! – Леня взглянул на шкатулку. – Это я шкатулку открывал. Музыкальную. – Вы не могли бы повторить это еще раз? – Строганов закрыл дверь, подошел к столу со странным, немного сонным выражением лица. – Мне кажется, это важно… – Повторить? Да ради бога! Леня открыл шкатулку, и комната снова заполнилась трогательными и наивными звуками бетховенской песни. И тут со Строгановым стало происходить что-то непонятное. По его лицу пробежала судорога, оно страшно исказилось, словно от невыносимой боли, Строганов оскалился, схватился за голову и тихо, мучительно застонал. Его рот широко открывался, словно у выброшенной на берег рыбы, глаза вылезали из орбит, лицо побагровело, как от непосильного напряжения. – Что с вами? – воскликнул Маркиз, вскочив и бросившись к заказчику. – Вам нужно какое-то лекарство? Но Строганов только махнул рукой. Его лицо продолжало меняться, и по всему телу тоже пробегали мучительные судороги. Наконец музыкальная шкатулка замолчала, и одновременно Строганов затих, обмяк и опустился на стул. Леня с удивлением взглянул на заказчика… И не узнал его. Строганов удивительно изменился, он стал совершенно другим человеком, причем кого-то Лене напоминал. – Что с вами было? – спросил Маркиз удивленно. – Подождите, – проговорил заказчик, выдвигая ящички с гримом, – подождите минуту, сейчас вы сами все поймете… Он заработал пуховкой и кисточками, нанося на лицо тональный крем, белила, пудру. Затем что-то сделал с веками, со щеками и наконец достал из верхнего ящика парик, надел его и после этого повернулся лицом к компаньонам. – Кто это? – удивленно воскликнула Лола. – Олег Васильевич Вербицкий, – ответил ей Маркиз, в изумлении разглядывая заказчика. – Тот самый Вербицкий, которого мы искали? – Тот самый. Лола удивленно хлопала глазами. Маркиз немного помолчал и проговорил: – Мне кажется, Олег Васильевич, вы должны нам что-то объяснить. По-моему, самое время. – Да, я постараюсь… – ответил тот задумчиво. – В конце концов, вы мне очень помогли. Вы вернули мне… компаньона. Он на мгновение прикрыл глаза и снова заговорил. По ходу разговора голос его менялся – в нем звучали то сухие, деловые интонации Строганова, то нервный, сбивчивый говор Вербицкого, так что, закрыв глаза, Леня мог подумать, что перед ним сидят два человека, перебивающие друг друга. – Все это началось почти четверть века назад, в самом начале девяностых годов прошлого века, так называемых лихих девяностых. Я был тогда совсем ребенком, мне было всего двенадцать лет. Мой отец к тому времени начал заниматься бизнесом, провел несколько удачных операций – насколько я знаю, ввез в страну большую партию компьютеров, – и по тем временам считался богатым человеком. А богатые люди в те годы ходили по лезвию бритвы – с одной стороны им угрожал закон, с другой – криминальные группировки. Тем летом мы жили на даче под Петербургом. Как сейчас понимаю, я был странным ребенком – не любил играть со сверстниками, предпочитал одиночество и книги. На даче у меня было тайное убежище – самодельный домик, точнее, шалаш, спрятанный в ветвях старой липы. Однажды я сидел в этом шалаше, читал мою любимую книгу «Приключения Робинзона Крузо» и воображал себя Робинзоном в его укромном жилище. Из шалаша мне была хорошо видна беседка, где родители пили кофе и о чем-то разговаривали. Как сейчас помню, был нежаркий, но солнечный день, мама была в легком голубом платье, отец в спортивной куртке. На столе перед мамой стояла эта самая шкатулка. Она открыла ее, и зазвучала эта мелодия… – Голос Вербицкого (или Строганова?) задрожал, но он справился с собой и продолжил: – В это время возле беседки появилось несколько человек с оружием. Отец вскочил, лицо его побледнело. «Кто вы? – вскрикнул он. – Кто вас пустил? Охрана!» – «Охрану не зови, – перебил его один из бандитов. – Они убиты. Все убиты». Отец отшатнулся, как от удара. «Что вам нужно?» – проговорил он дрожащим голосом. «Ты прекрасно знаешь, что нам нужно, – ответил бандит. – Тебя предупреждали, но ты не послушался. Твои люди убиты. И с тобой будет то же самое, и с ней, – он показал на маму. – Если ты не подпишешь эти документы…» Он положил перед отцом какие-то бумаги, а его подручный схватил маму за волосы и приставил нож к ее горлу. На какое-то время наступила страшная тишина, только из шкатулки все еще доносилась музыка. «Да заткните же эту шкатулку!» – рявкнул главный бандит. Самый молодой из его людей закрыл шкатулку. Стало совсем тихо. Только шорох листвы, только жужжание пчел – обыкновенные звуки летнего полдня. Я сидел у себя в убежище ни жив ни мертв. Хотя я был ребенком, но уже не таким маленьким, чтобы не понимать, что нужно сидеть тихо. «Я подпишу, – проговорил отец. – Я все подпишу… только не трогайте жену!» Про меня он ничего не сказал – не хотел, чтобы бандиты знали о моем существовании. Пусть они думают, что меня нет дома, что я у друзей или в летнем лагере. «Подписывай!» – рявкнул бандит. Отец все подписал. «Вот твои бумаги, – сказал он бандиту. – Ты обещал оставить нас в живых. Ты сдержишь свое слово?» Бандит молчал, тогда отец проговорил: «Хотя бы ее. Меня можешь убить, но ее не трогай. Я тебя очень прошу. Ты ведь обещал». – «Раньше нужно было думать, – ответил ему бандит. – Тебя ведь предупреждали». Он махнул рукой своим людям, и они… они убили мою маму. Убили страшно, жестоко. Убили на глазах отца. Его они потом тоже убили, но для него это было только облегчением. Он все равно не смог бы жить после того, что видел. Когда они уходили, самый молодой из бандитов снова открыл шкатулку. Видимо, никогда не видел такой и захотел еще раз послушать мелодию. Это навсегда осталось в моей памяти: мертвые тела родителей, кровь, трогательная мелодия музыкальной шкатулки… По разным странам я бродил, – запел он надтреснутым, хрипловатым голосом. – И мой сурок со мною… Вербицкий замолчал. Повисла напряженная тишина. – Что было дальше? – спросил Маркиз, когда эта тишина стала невыносимой. – Дальше? – Вербицкий словно проснулся, широко открыл глаза и продолжил: – Когда бандиты ушли, я выбрался из своего шалаша, подошел к родителям. Они лежали в беседке мертвые, страшные. Над ними уже вились мухи. Это не были уже мои родители. Страшные изуродованные тела не могли иметь с ними ничего общего. Я увидел на столе мамину шкатулку и схватился за нее, как за единственный предмет, оставшийся от прежней, нормальной жизни. Я открыл шкатулку – и услышал мелодию. Мелодию, которая звучала в тот страшный миг… И потерял сознание, видимо, мои нервы не выдержали. Для двенадцатилетнего ребенка это был перебор. Когда я очнулся, рядом со мной был Павел Строганов, близкий друг моего отца. Он баюкал меня на руках, как маленького ребенка, пытался успокоить. Он взял меня к себе, со временем усыновил, дал мне свою фамилию. Он был со мной очень нежен, заботился обо мне, как о родном. До этого он жил один, семьи у него не было, так что он относился ко мне, как к сыну. Но я совершенно перестал спать, не мог оставаться один. Когда в дом приходили незнакомые люди, я приходил в ужас, прятался под стол, под кровать, дико кричал. Меня водили к разным врачам, и наконец один из них помог. Он загипнотизировал меня и полностью заблокировал воспоминания о том страшном дне. Я забыл своих родителей. Я вообще забыл все, что было до того, как меня усыновил Павел Строганов. Я стал его родным сыном. У меня не было прошлого. Он изменил не только мою фамилию – он изменил даже мое имя, чтобы ничто не связывало меня с прошлым. Я стал Александром Павловичем Строгановым. Это было удобно – как прежде, так и сейчас приемный отец называл меня Аликом. Так прошло много лет. Мой отец – Строганов – умер, я начал строить свой собственный бизнес. Вербицкий – или Строганов – замолчал. Маркиз подумал уже, что больше ничего не услышит, больше ничего не узнает, но снова зазвучал тихий, надтреснутый голос: – Но однажды, разбирая в кладовке старые вещи, перед тем как выбросить их, я нашел эту шкатулку. Я открыл ее и услышал мелодию… По разным странам я бродил… – пропел он фальшиво, – и мой сурок со мною… и тут со мной что-то произошло. Я вспомнил тот летний день, вспомнил тела родителей в беседке, вспомнил вьющихся над ними мух. Кроме того, я вспомнил лица тех бандитов, которые убили моих родителей. Бандитов, которые перечеркнули мою жизнь. Я не только вспомнил тот день – я стал совершенно другим человеком. Из Александра Павловича Строганова я превратился в Олега Васильевича Вербицкого. Изменилась моя память, изменился мой характер, изменилась даже моя внешность – не знаю, как это получается, но вы сами это только что видели. Я ушел из дома, чтобы никто не увидел моего нового обличья, и целый день ходил по местам, где бывал в детстве, понемногу восстанавливая свою жизнь. Потом я вернулся домой и лег спать, а когда проснулся – снова стал Александром Строгановым и ничего не помнил о вчерашнем дне. Только шкатулка стояла на моем письменном столе, словно о чем-то мне напоминая… Я снова открыл ее, снова услышал мелодию – и со мной опять произошла прежняя метаморфоза. Я стал Вербицким. К тому времени я давно уже не был ребенком. Я преодолел давнюю травму, перепрыгнул открывшуюся передо мной бездну и понял, что передо мной открылись новые возможности. Во мне жили не просто две личности – во мне жили два совершенно разных человека. Александр Строганов получил хорошее юридическое и экономическое образование, он прекрасно умел вести бизнес, но он был излишне осторожен, предусмотрителен, пожалуй, даже трусоват, в нем не было авантюрной жилки, потому что в нем заблокировали знания о темной, ужасной стороне жизни. Олег Вербицкий знал о жизни все, и он не был ограничен никакими формальными барьерами. Он мог взглянуть на вещи с новой, неожиданной стороны. Вместе два таких человека могли свернуть горы. И у меня была еще одна задача. Я вспомнил лица тех бандитов, которые убили моих родителей, и решил их найти. Они должны были заплатить по тому старому счету. Заплатить сполна. Так началась моя жизнь со Строгановым. Он ничего не знал обо мне. Просто я оставлял у него на рабочем столе эту шкатулку и записку с просьбой открыть ее в определенный день и час – раз в неделю или, если нужно, чаще. Строганов думал, что я оставляю в шкатулке для него записки – так оно, собственно, и было, но когда он открывал шкатулку, он переставал существовать, и на сцене появлялся я. Кроме шкатулки, мы со Строгановым обменивались сообщениями по электронной почте или эсэмэс, и этого вполне хватало. Мы успешно вели дела своей фирмы, и параллельно я искал тех бандитов. Через какое-то время я узнал, что почти все они погибли. Жизнь бандита не бывает долгой, особенно коротка она была в лихие девяностые годы. Из всех только один выжил – тот, самый молодой, который заслушался мелодией шкатулки. Он не только выжил – он сделал в криминальном мире большую карьеру, стал некоронованным королем… – Туз Пик! – воскликнул Маркиз. – Совершенно верно, Туз Пик! – подтвердил Вербицкий. – И я решил, что он заплатит за всех. Я собирал о нем всю имеющуюся информацию, подбирался к нему как можно ближе. И в один момент случилось то, что и должно было случиться, когда имеешь дело с таким хитрым и безжалостным противником: он почувствовал мое присутствие, почувствовал, что за ним кто-то охотится, и из дичи сам превратился в охотника. У него были большие ресурсы, большие возможности, и мне пришлось перейти к обороне. Когда люди Туза вышли на мой след, я сосредоточился на том, чтобы они ничего не узнали о Строганове. Я перестал приходить в офис фирмы, снял у надежных людей эту квартиру и устроил здесь свое убежище. Здесь же я спрятал шкатулку. Потом я сделал все, чтобы, если меня не станет как Вербицкого, вторая моя личность смогла найти это убежище и разобраться в ситуации. Я продолжал следить за Тузом, соблюдая все правила конспирации, но это мне не помогло: его люди выследили меня, поймали и повезли в его загородный дом. По дороге мне удалось сбежать… – И они поверили, что вы погибли, утонули при побеге! – Совершенно верно! – Вербицкий с уважением взглянул на Маркиза. – Александр не ошибся в вас, вы смогли узнать и сделать очень многое! – Что с вами было после того, как вы прыгнули в реку? – Я очнулся в больнице, очнулся уже в облике Александра Строганова. Я не мог понять, что со мной случилось, не мог понять, почему моя одежда мокрая. Я быстро пришел в себя, вернулся домой и попытался связаться со своим компаньоном, с Олегом Вербицким, надеясь, что он ответит на мои вопросы. Но Олег, что не удивительно, не отвечал по обычным каналам связи, он пропал. И пропала шкатулка, в которой Строганов находил записки от своего компаньона. Из-за того, что она пропала, вторая личность Строганова – то есть я – оказалась заблокирована. Тогда, оставшись без своего оперативного компаньона, Строганов обратился к вам. – Он сделал это довольно подлым образом! – напомнил Маркиз. – Подставил меня, поставил в безвыходное положение… – Простите его, – Вербицкий опустил взгляд. – Я же говорил вам, Строганов – человек не простой. Часть его памяти, часть его сознания заблокирована, и поэтому он иногда совершает поступки не вполне адекватные! «Черт знает что»! – подумала Лола, слушавшая до этого Вербицкого, затаив дыхание. – Посмотрим, – проговорил Маркиз. – Я вам очень благодарен, – снова заговорил Вербицкий. – Вы помогли мне найти эту квартиру, найти эту шкатулку, помогли мне снова стать самим собой… – В вашем случае это звучит весьма двусмысленно! – перебил его Маркиз. – В любом случае, я заплачу за вашу работу. Хорошо заплачу, можете не сомневаться. – Вы – или ваш компаньон? – насмешливо уточнил Леня. – Насколько я понял, всеми финансовыми вопросами ведает он. Вербицкий посмотрел на Маркиза долгим взглядом и спросил: – Вы поможете мне завершить свое дело? – Туз Пик? – Туз Пик. – Не стоило бы, – вздохнул Леня. – После того, как ваш… компаньон меня подставил. Но дело в том, что у меня к Оскару свой отдельный счет. Кроме того, мне лучше с ним разобраться, пока он не разобрался со мной. Ведь я слишком много про него знаю и видел его лицо, так что он не оставит меня в покое.