Вопрос хоть и был с подковыркой, и в шутку задан, но ответил я на него вполне даже серьезно: – А может, из этого ящика куда-нибудь вообще между слоями выкидывает? Типа будет у тебя вечная жизнь, и вокруг вечная Тьма. Оно мне надо? Кстати, катерок показался. Заглянем? – Да уж заглянем, куда мы денемся, – вздохнул Иван, поднимаясь на ноги и застегивая куртку. – Федь, давай к берегу – поглядим, кто там и для чего пришвартовался. – Без базара. На катере, в тесноватом грузовом трюме, что расположился под люком на корме, нашелся набор добротных деревянных щитов в металлической окантовке, то есть еще один «темный ящик» вроде того, в котором мы нашли труп на острове. – Ты гля, этот Серых с бандой тут вообще обжился, целый флот завел и все такое. А чего ящик так бросили? – Похоже, что не понадобился уже, – сказал Иван. – Одного хватило, а этот запасным был. Ладно, пошаримся, – уже приказал он. Федька к приказу отнесся легко, сказав: – Вы пока шарьтесь, а я движок посмотрю. Нравится мне это корыто – может, и заведется. Иван сокрушенно покачал головой, но ничего не сказал на этот счет. А я решил, что Федька прав: катерок-то солидный, такой и самому, глядишь, пригодился бы. Тут ведь вовсе не жадность, а голый расчет – река оказалась самым настоящим безопасным проходом во Тьму. И Серых, если это был он, ушел, если, конечно, ушел, с острова посреди реки, под этой самой Тьмой. Вывод: полезно иметь что-то такое, на чем можно заново войти в Тьму и, например, привезти на остров еще один ящик. Нет, в частную собственность его никто не отдаст, это ежу понятно, но вот хотя бы на группу такой взять… и это реально, как мне кажется. Обыск опять ничего интересного не дал. Еще инструменты, на этот раз в фанерном ящике с ручкой для переноски, миски, кружки, все чисто вымытое, пачка чаю, банка с сахаром. Фанерка с зажимом и карандашик при ней, но ни одного листа бумаги. Зато сам катер понравился, потому как это был уже не катер, а целый пароходик. Большой кубрик с койками-диванами вдоль стен, большой стол, камбуз, просторная ходовая рубка, грузовой трюм, куда, если верить нанесенным по трафаретам цифрам, можно было упаковать аж три тонны груза, лебедки на носу и корме. – Буксир это, кроме всего, – пояснил Федька, увидев, как я разглядываю неожиданно мощные лебедки с толстыми тросами. – Можем торговлишкой заняться, если зажать получится. Вань, получится? Партнером возьмем. Иван буквально застонал, повернувшись к Федьке: – Ты вообще как, в своем уме? – Да ладно, ладно, все равно зажлобитесь, – завершил свою мысль Федька. – Хоть на группу оставьте корыто – придется ведь еще плавать, рупь за сто. * * * Путешествие закончилось немного неуклюже. Порт уже опустел – удалось лишь до дежурного докричаться, а тот позвонил мне домой, точнее – коменданту, чтобы он Настю предупредил, ну и Иван на Ферму дал знать, что все в порядке. А ночевали мы уже опять на борту, все втроем набившись в кубрик «Вани-комсомольца» и перетащив туда запас угля и дров с малого катера. Нормально на самом деле время провели – добили Иванову флягу, а еще поллитровка спирта у Федьки нашлась, так что мы его разбавили и под паек уговорили. «Уговорили» именно потому, что почти до самого утра не спали – трепались больше, причем не о деле, а так, то о прошлой жизни, то о нынешней, то просто песни орали. Похоже, что у нас так себя отходняк проявил после поездки под Тьму. С утра Степаныч торжественно подогнал рычащий мотором «шевролет», гостеприимно распахнул дверь в салон, но мы покинули порт только после того, как сдали трофейного «Ваню-комсомольца» под охрану лично Пашкину. На этот раз, кстати, Пашкин сам принюхивался к нам, после чего заключил: – До утра пили, что ли? – А что, нельзя? – вроде как удивился Федька. – Не, я чего, против? – даже возмутился Пашкин. – Наоборот подумал, что мужики умные, к ночи вернулись, бабам знать дали, что все в порядке, а домой ехать не моги. И законно на грудь приняли. Уважаю, уважаю, – дважды повторил он с явным оттенком зависти к таким нашим способностям. За руль нашего «отдельского» транспорта уселся Федька и погнал канадскую машину по лужам. Дождь возобновился, кстати, сразу, как только от Тьмы отошли подальше. Все тот же мерзкий, мелкий, противный, с ветром-«мордотыком». По дороге завернули к моему дому. Я забежал в квартиру, расцеловал еще сонную Настю, сказал, что со мной все в порядке, и вообще все прошло отлично, после чего понесся по лестнице вниз, прыгая через ступеньку. А потом уже мы рванули на Ферму. Прямо с КПП нас направили к Милославскому, где мы его нашли пребывающим в явном нетерпении и заметном возбуждении – таком, что он даже сидеть не мог, а мерил шагами пол, расхаживая по кабинету. Но все же он дождался, пока секретарша принесет всем чаю, после чего взялся за расспросы. Сперва сам, потом позвал еще какого-то Борисенко, с которым вообще всю душу вымотали, по двадцать раз обсасывая каждую подробность. Разговор затянулся до обеда, на который мы пошли вместе с ним и были усажены за начальственный стол, а потом опять был кабинет и вновь расспросы, по сути сводящиеся к одному: «Они там точно ушли?» – Точно, – сказал я, когда этот вопрос был сформулирован конкретно и вслух и адресован мне. Милославский кивнул, вздохнул, что-то записал в наполовину заполненный блокнот, спросил то же самое у Федьки, после чего нас двоих попросили удалиться и не вмешиваться в разговор людей с большими допусками. Хоть и интересно было бы послушать, но не судьба. Пришлось попрощаться и уйти. – Как думаешь, Иван катер выбьет? – спросил Федька о самом для него важном, после того как мы добрались до тесной комнатушки отдела и взялись за привычное чаепитие. – Не знаю, надеюсь, – пожал я плечами. Неплохо было бы, неплохо. Пусть даже «темный ящик» так в трюме и остается – кто знает, где его собрать доведется? Нет, теперь уже точно по реке шляться придется: должны отдать. Интересно вот что: например, Серых догадался поставить ящик под Тьмой. И там образовался очередной портал. А куда он ведет? Как проверить? Или каждого вошедшего несет прямо в его слой? Типа закройся мы там с Федькой вдвоем – и каждый из нас вдруг окажется в своем слое реальности? Может так быть? Или все же туда попадем, куда и Серых? Или вообще никуда? Кстати, я сюда перенесся вместе с сараем. А ящик остался на месте. А вот Федька оказался совсем в другом помещении, зато заодно со шкафом, в котором копался. То есть опять никакой четкой закономерности. Или все же проход получается куда-то в конкретную реальность и конкретное место? Тогда каким образом Серых сумел его так нацелить? Или почему он думал, что сумел нацелить? Причем был настолько уверен, что в этот проход пошел сам. Уверен, что пошел, – недаром же там даже кого-то лишнего убили, Лошакова этого самого, вроде как «с хвоста стряхнули». Или за этим убийством что-то другое? Мало пока знаем, мало… хоть и куда больше того, что знали всего четыре дня назад. Намного больше. Вот лично я знаю, что путь отсюда есть. Есть сюда – и есть отсюда. Еще знаю, что в принципе его можно «организовать». Непонятно пока как, но можно. И можно рискнуть по нему пойти. А это уже много, очень много. Это уже просто до хрена. Федьку явно осенила какая-то мысль: – Да, а что насчет Пашки? Я скорчил рожу, покрутил пальцем у виска, затем сказал: – Да нормально все – на выходные соберемся, например. В первую секунду Федька не понял, что я вообще имел в виду, но быстро сообразил и закивал, оглядываясь по сторонам, словно надеясь увидеть невидимые микрофоны. Не знаю, как далеко здесь техника ушла, но возможности прослушки я бы не стал исключать. Очень уж многочисленная и нагловатая вохра́ под командованием у товарища профессора философии. Лучше их остерегаться: слишком много рвения демонстрируют. – А пошли постреляем, – вдруг предложил я. А чего так сидеть? Ивана профессор отпускать явно не спешит, а здесь тир есть неплохой, в подвале. Даже наушники самодельные выдают, а нам еще и патроны без всякого отчета. А в стрельбе главное – практика. * * * Потом поперли сплошняком хорошие новости. Мы уже из тира пришли, и я как раз пистолет чистил, сидя за столом и раскидав части по газете, как пришел наконец усталый, но явно довольный Иван. Несмотря на то что записей Серых мы не нашли, Милославский был результатами доволен до такой степени, что нам и за буксиры пообещали какую-то премию, и «Ваню-комсомольца» уступили, правда, с одним условием: сначала там заново все обыщут «от киля до клотика» – и лишь потом отдадут. Милославский лично распорядился, куда-то звонил и там получил уверения, что город не будет на суденышко претендовать, а передаст научникам, то есть нам. В общем, удачно все сложилось для нас – так удачно, что дальше уже некуда. Без стрельбы, без монстров, без адаптантов, просто пришли и нашли что хотели. Не все, но и сверх ожидаемого тоже получили много. Хотя бы про тот же «темный ящик» узнали. – Дальше-то чего? – спросил я у Ивана. – А черт его знает, – ответил он. – Руководство взяло тайм-аут на обдумывание, а вам чего… поблизости быть, да и все, наверное. Как-то так. Примерно такого ответа я и ожидал – общий стиль работы постепенно начинал вписываться в некие закономерности. – Ладно, будем поблизости. Кстати, не пора нам уже? – глянул я на часы. – И то! – кивнул Иван. – Можем топать. По пути прихватили и Степаныча, что-то активно слесарившего в мастерской. Тот на ходу вытер замасленные руки смоченной в бензине тряпкой, завоняв весь салон «шевролета», но запах вскоре выветрился через приоткрытые окна. – Вов, ну че, сходим куда-нибудь? – негромко спросил у меня Федька. Степаныч с Иваном ничего не расслышали, потому что я сидел рядом с водителем, а они с удобствами расположились в салоне. Тут и мотор рычал, и склепанный по нормам военного времени кузов погромыхивал, и ветер в так и оставленное открытым окно задувал. А Федьке поговорить не терпелось – как раз о том, о чем только мы с ним знали. – Без проблем, – шепнул я в ответ. – Можем у меня дома чаю попить, а можем сходить куда-нибудь, только Настю прихватим. – Сходим давай, а то у тебя в конуре не развернешься, – поморщился Федька. – Как скажешь, я не против. Я действительно не был против, скорее даже наоборот. Возбуждение от хороших новостей не улеглось покуда, и эти самые хорошие новости хотелось обмыть, откровенно говоря. Прямо очень хотелось: душа требовала праздника. Она, душа эта самая, здесь все время праздника требует, потому что иначе в этой серой и мрачной действительности, да еще и под закат удивительно мерзкой осени, волком взвоешь от тоски. Степаныча завезли домой, а затем уже у моего подъезда Федька освободил водительское место в пользу Ивана, с которым и попрощались. «Шевролет», чуть подвывая трансмиссией и оставив за собой облако вонючего дыма, уехал в темноту, а мы, настороженно оглядываясь в круге света перед парадным, дождались лязга замка, открытого из комендантской. – Давай, собирай свою половину, а я пока с Петром Геннадьевичем поболтаю, – сказал Федька, остановившись перед окошком комендантской, за которым видна была упитанная физиономия нашего коменданта. – Я мигом, – уверил я его, абсолютно не будучи уверенным в том, что говорю правду. Настя по скорости сборов может быть удивительно непредсказуемой. В общем, Федька успел наболтаться с нашим комендантом. Настя сначала вообще запротивилась, не хотела на улицу выходить, потом одевалась и переодевалась дважды. Я тем временем и сам переоделся чуть приличней, убрал автомат в шкаф, оставив на себе лишь кобуру с ТТ и сунув маленький «ментовской» наган, тот, что взял когда-то трофеем, во вторую кобуру, под мышкой. Как-то недавно взял себе за правило носить два ствола, если ничего длинноствольного нет с собой. Так, на всякий случай. Да и не знает про этот револьвер никто лишний, что тоже хорошо. – Все, готова! – объявила Настя после второго переодевания и причесывания. – Пошли, а то там Федька Петра Геннадьевича уже насмерть уболтал. Не уболтал: оба персонажа были примерно одинаковы насчет любви поговорить за жизнь. Петр Геннадьевич в своей комендантской скучал без собеседников, а Федька любые свободные уши ценил. Так что там даже некая гармония наблюдалась, и разговор Федька без особой охоты прервал. Подождали пару минут, пока «тазик» прогреется, поглядывая по сторонам, потом втиснулись в тесную машинку и погнали на Советскую, туда, где бился по вечерам, так сказать, пульс светской жизни Углегорска. Миновали забитую алкашами рюмочную, заставленную разнокалиберными машинами стоянку возле джаз-клуба «Би-Боп», а потом увидели Шалву Абуладзе, стоящего на тротуаре в компании еще нескольких мужчин и активно машущего нам рукой. Ну да, машинка у меня заметная, такая всего одна в городе, так что опознать несложно. Когда мы остановились, Шалва, поздоровавшись с Настей, указал на дверь у себя за спиной. – Если гулять едете, то вот сюда зайдите.