– Корыта боевого. – А… – догадался я, – остришь. Смешно. Ладно, жалом тут не води, а то и так страшно. Вань, сходим? – повернулся я к нему, перехватывая автомат поудобней. – Пошли, чего уж там, – вздохнул Иван без особого, надо сказать, воодушевления. Я скинул штормовку и выбрался из рубки, совершенно не желая этого делать. Тьма так «напрямую» и не давила, но страшно было… вот как будто по ночному кошмару гуляешь, даже объяснить невозможно. Хотелось просто сесть, сжаться в комок и тихо выть. Но при этом происходящее вокруг было настолько неестественным, странным и абсурдным, что несмотря на страх мы продолжали двигаться и говорить – мозг просто отказывался воспринимать это все как реальность. Плеснула вода под ногами, и я, похвалив себя за то, что обул резиновые сапоги, выбрался на берег. Висящий над нами призрак вдруг попытался дернуть вниз, испугав меня, заставив присесть и вскинуть автомат, но словно на невидимую стену налетел. Мне даже показалось, что я ощутил его боль, – как будто эта темная тварь на электрическую ограду наткнулась. Ага, не можешь… хрен тебе в сумку. Мокрый песок под сапогами сменился сухим, остров-коса был полностью песчаным, по сути – отмель-переросток. Включились фонари под стволами, их лучи зашарили вокруг в поисках возможной опасности, но островок был пустынным – за исключением суматошно носящегося где-то вверху призрака, никакой угрозы видно не было. – Ну и что это? – вновь переспросил Иван, когда мы совсем близко подошли к сарайчику, или как это строеньице надо было называть. В высоту метра полтора, в ширину столько же, в длину два с половиной. Умело сколочено из добротной доски на манер железнодорожного вагона-теплушки, края взяты в железный уголок. И как сюда такое привезли? Или, скорее всего, уже здесь собрали, из отдельных деталей. – Дверь где здесь? – озабоченно пробормотал Иван, обходя сараюшку по кругу. – А хрен его… – озадачился я, но вдруг сообразил: – Да вот, вся стенка с торца открывается. Действительно, стена сарайчика на манер откидной аппарели откидывалась наружу. Я повернул небольшой рычажок, что-то лязгнуло внутри, и я едва успел отскочить, а то бы тяжеленная створка свалилась мне на ноги. – Опа, – сказал Иван, уставившись на что-то внутри. – Ни хрена себе. Я заглянул, дернулся испуганно, затем, принюхавшись, спросил: – А че не воняет-то? – А он не разлагается здесь, – сказал Иван, присаживаясь на корточки возле лежащего в сарайчике трупа. – Посвети. Человек лет сорока, в традиционной брезентовой штормовке, надетой на свитер. Лежит лицом вниз, голова вывернута в нашу сторону. Лицо серое, бескровное, обвисшее, но не разлагающееся. Такие же серые кисти рук, нелепо, неестественно подвернутые ступни, подкованные подошвы немецких трофейных сапог. На поясе кобура, из которой торчит рукоятка «Вальтера П38». Кобура застегнута. Рядом стоит аккуратно прислоненный к стенке СКС. Если принадлежал убитому, то это он, скорее всего, его так и подставил. – В затылок его, – сказал Иван, склонившись. – Да вижу. Трудно не заметить. Пуля, пролетев сквозь череп, выбила равную дыру во лбу, из которой натекло немало крови, давно уже запекшейся, но при этом почему-то не побуревшей. Так, что-то вроде кровавого цвета киселя получилось. То есть такого убитый не ожидал. Судя по позе, его никто не тащил, он сам вошел в сарайчик. Вошел, пригнулся, и кто-то выстрелил ему в основание черепа. С близкого расстояния – вон, даже волосы опалены. Смерть от такой раны мгновенная, он и сообразить не успел, что с ним случилось. Упал, а убийца… или убийцы… они дальше что делали? Это ведь не ограбление: они, похоже, трупа даже не трогали. Отомстили? Казнь? Ну… может быть. Только на кой ляд надо было жертву в такое отвратное и жуткое место для этого тащить? Нельзя было ниже по течению, да и в воду скинуть? Или просто бросить на берегу – все равно ведь там никого не бывает. А тут вот так… непонятно. Мы с Иваном перевернули труп, который был тяжел, но податлив, как мешок с водой, никакого окоченения, быстро вывернули карманы убитого и валявшуюся рядом сумку с нашитыми на нее магазинными подсумками – тоже местное творчество. Перетрясли все карманы, в одном из которых оказалось удостоверение личности. – Лошаков Иван Алексеевич, год рождения одна тысяча девятьсот шестьдесят второй… сюда пять лет как попал, – прочитал Иван. – Хм… не помню такого… в нашей ориентировке не было. – А кто был в ориентировке? – сразу переспросил я, но Иван сделал вид, что вопроса не услышал. Попутно я осмотрелся в самом сарайчике. Ничего, просто большой деревянный ящик. Но сделанный так, что качеству удивишься, – ни единой щели… стоп… а даже узкие щелочки между досками вагонки законопачены чем-то… смолой вроде как? Не понял. Они в ящике плавать собирались, что ли? Обернувшись, оглядел отвалившуюся дверь. Так… и тут все по периметру резиной обито. Поэтому она так и распахнулась легко, резина и толкнула… а закрывать… закрывали ее рычагом. Изнутри. – Стоп, не понял, – пробормотал я себе под нос. Если дверь закрывается только изнутри, то в сарайчике или должны быть люди, или… или дверь должна быть распахнута. Иначе никак. А она была заперта и притянута. – Е-мое, – прошептал я. Догадка меня буквально что на задницу не посадила. Волосы зашевелились, и в коленках дрожь пошла. Это они, можно сказать, модель моего сарая создали. Точнее, просто место, где может быть абсолютная темнота. А то, что внутри только труп… ушли? Получается, что ушли! – Эй, что с тобой? – окликнул меня Иван. – Что-то видок у тебя… того. – Нормально, – выдохнул я и потер лицо рукой. – Голова закружилась, выпрямился резко. – А… Рассказывать? А куда спешить? Обдумать сперва все как следует нужно, а потом уже решать. Если до того момента Иван сам не догадается. Ладно, в любом случае времени впереди много, успею еще решить. Тут Иван с задумчивым видом потянул выпавшую дверь на себя, явно желая испытать запорное устройство. Я дернулся, ударился макушкой о низкий потолок, а потом рванулся вперед и заорал: – Не-не-не! Это уже без меня, на хрен такие эксперименты. Иван, словно до него неожиданно дошло, испуганно выпустил из рук тяжелую деревянную створку, и она опять с глухим стуком упала на песок. Ну вот, особо и хранить секрет не придется. – Вань, а ты точно знаешь, куда нас унесет? – Не, не точно, – довольно-таки испуганно ответил тот и быстро выскочил наружу. Обошли вокруг сарайчика, сопровождаемые лучом прожектора с борта катера, нашли следы стоянки, если так можно назвать пару брошенных вещмешков и пулемет немецкий, МГ-42 с запасом патронов. То есть похоже, что и вправду ушли: пулемет просто так никто не бросит. А «пошли» налегке, с тем, что в руках. Мы лишь переглянулись с пониманием. Больше не нашли там ничего, даже следов на песке. Ветра здесь, к слову, не было, так что все следы сохранились, может, даже и навечно. Собрали все найденное, оттащили на катер. – Все, уходим? – оживился Федька, а когда получил от Ивана положительный ответ, то даже запел что-то про себя от радости. Мы с Иваном оттолкнули катер от берега, заскочили на борт, а потом бросились в рубку, под крышу – хоть под какое-то прикрытие, а то клубящаяся чернота над головой так на нервы действовала, что передать невозможно. Двигатель солидно и басовито забормотал, за кормой вскипел бурун, и катер начал разворачиваться по течению. Все, уходим из этого проклятого места. По течению двигались заметно быстрее, и когда крылья Тьмы над головой разошлись в стороны, открывая низкое, серое, но все же настоящее небо, все вдруг разорались, начали бить друг друга по плечам и обниматься. Вышли! Выбрались! Целыми и живыми, одним куском, как говорится. И пусть кто-нибудь попробует сказать, что мы задание не выполнили. А заодно… а заодно мы узнали. Лично мне на сто процентов понятно, что выход отсюда есть. Не поручусь за то, что Серых, и кто там с ним еще, ушли куда хотели, не в другой, еще более мерзкий Отстойник, – но они ушли. И рано или поздно я свой путь отсюда найду. И не один. – Блин, в городе напьюсь, – сказал Федька, стягивая вязанку с мокрых от пота волос. – Как свинья, в дрова. – Я тебя понимаю, – кивнул Иван, до сих пор дышащий так, словно кросс пробежал, и, достав из кармана плоскую самодельную фляжку, протянул ее Федьке: – На, глотни. И нам оставь. Федька буквально вырвал ее из рук, но приложился совсем чуток, на глоточек. – Не, на выходе нельзя, сейчас на эмоциях понесет, – сказал он, протягивая фляжку Ивану. Тот предложил ее мне, и я все же отказываться не стал, разве что тоже глотнул всего разок. Там оказался самогон, крепкий как советская власть, настоянный на каких-то травах, похоже. Поблагодарив кивком, я отдал флягу хозяину, который тоже приложился. – Пошли мешки потрошить, – сказал я ему, когда Иван утер губы и убрал флягу на место. – Нам до катера еще час пилить, успеем. Ивану мысль о том, что шерстить подобранное имущество будем вместе, похоже, не улыбалась – он явно представлял, как опечатанными довезет их до Фермы и там займется этим в подобающей руководству секретности, но я решил ему такой свободы не давать и первым пошел в пассажирский салон, подхватив один из вещмешков с пола. Иван хотел было запротестовать, но потом махнул рукой и уселся рядом со мной. Первый мешок не дал нам ничего интересного. Пара смен белья, запасная одежда, всякие «мыльно-рыльные принадлежности», несколько пачек немецких девятимиллиметровых патронов и три пачки патронов к СКС. Из чего я сделал вывод, что мешок принадлежал убитому. Второй мешок оказался просто с инструментами – эдаким минимально необходимым набором. Между угловатым и неудобным грузом и спиной потенциального носильщика была проложена пластина толстой кожи. Ну что, разумно. – Ничего интересного, – сказал Иван, прощупывая швы одного из вещмешков. – Ключи, – сказал я в ответ, вытащив из кармана второго мешка небольшую связку ключей. – Что ими можно открыть – без понятия. – Отложи, потом разберемся… может быть, – вздохнул он. – А в третьем что у нас? Третий заинтересовал куда больше. Иван просто перевернул его – и на стол вывалилось нечто непонятное, состоящее из противогаза, целого мотка гофрированных шлангов и самодельной ножной помпы. – Это что такое? – удивился Иван, вертя в руках резиновую маску с выпученными круглыми стеклянными «глазами». – Дай-ка, – протянул я руку. Иван молча передал находку мне. Поизучав это все внимательней, обнаружил, что у меня в руках простейший водолазный комплект для работы на совсем небольшой глубине. Я раньше дайвингом увлекался, так что немного в этом всем разбираюсь. Противогаз понятно зачем, насос подключен к длинному шлангу. Кто-то на лодке, например, подавал бы в него воздух… так, а выходил бы он через клапан самого противогаза. Просто как мычание. Чтобы шланг сам по себе не тонул и не мешал ныряльщику, к нему два поплавка подсоединили. Ага, так он будет все время вверх тянуться. Ну да, метров до… пяти, наверное, вполне годится. – И где они с ним ныряли, интересно? – озадачился Иван после того, как я объяснил ему смысл находки. – А хрен их знает, – ответил я прямо и честно. – Где мы это нашли, и нырять-то было негде. – Ладно, потом разберемся. Собрали вещи обратно в мешки, задвинули их под сиденье. Я даже пулемету в ствольную коробку заглянул, но ничего интересного не нашел. – Кстати, Вань, а вот ты как думаешь… того мужика зачем привалили? – Кто знает! – хмыкнул он. – Может, сделал что-то не то, может, заподозрили в чем-то, а может, и просто не нужен. Не положено ему с остальными в рай идти. – Думаешь, что в рай? – усмехнулся я. – Черт его знает, если честно. Но в главном я с тобой согласен: они там ушли. И ящик этот самый как раз для этого и построен, то есть что-то они знали. И были достаточно в своих знаниях уверены – хотя бы для того, чтобы эксперимент на себе поставить. – Ну… я бы так утверждать не стал, – усомнился я. – У нас на этот счет доказательств никаких. Могли просто все приготовить и куда-то дальше порулить. – Лодка-то на месте, – возразил Иван. – А может, там две лодки было? – предположил я. – И записки нам никто никакой не оставил – мол, «Не поминайте лихом, ушел на тот свет, вечно ваш Серых». Не было же, а? – Не было. Кстати, а ты чего не захотел сам посмотреть, куда они ушли?