Арина задумалась: — Ну, может… многие домофонные компании свои табло дополняют еще и камерами, ну чтоб домофоны не ломали. — Не многие, а сугубо некоторые, — хмыкнул в трубке Стас. — На твоем подъезде, кстати, простой домофон, без изысков. Сказал же, нету там камер. Придется по старинке, с живыми свидетелями работать. А их еще поди найди. Пока что никто ничего не видел, не слышал. Мамашка молодая сверху что-то вроде выстрела слышала, так я тебе про то уже доложил. — С соседями понятно. А как насчет местного контингента? Есть там кто-нибудь? Контингентом привычно именовались бомжи и прочая неопределенная публика. — Контингент-то везде есть, как не быть. Но тебе оно надо? Если мы на каждом самоубийстве станем весь могучий оперативный организм задействовать, что ж на серьезные дела останется, износится организм-то, а? — Ну Стас, лапушка! — жалобно перебила Арина. — Да ладно, ладно. Я разве против. Степаныча жалко. Кое с кем из местной публики словечком переброситься я нынче успел. — Солнце мое! — Покамест не твое, не лапай! — строго осадил Стас. — Шубина контингент, ясен пень, знает. Бывший опер, не абы кто. Но сказать толком про него им нечего. Жил тихо, вдупель не напивался, а если и напивался, исключительно по месту проживания, то есть никто его «на бровях» не видел. — А соседка говорила, — вспомнила Арина, — что он ключом в скважину попасть не мог, она сама видела. — Ну, соседка… Может, и видела, а может, показалось. В общем, человек, говорят, был мирный, бомжам от него никаких неприятностей не было. Да и никому вроде бы. Пил или нет — кто его знает, но буйства во дворе не устраивал, даже по голубям с балкона не палил. Как, знаешь, некоторые отставники, вон сегодня тоже один поразвлекался, слышала, небось, спасибо хоть не наш. Пострелять с пьяных глаз — этим грешили не только отставники, но и действующие сотрудники. Хуже всего, на Аринин взгляд, было то, что на подобные «шалости» начальство, как правило, закрывало глаза, оправдываясь: работа, видишь, у оперов нервная, бывает, что и срываются ребятки. Обошлось? И ладушки. Чего сор из избы выносить, вполне можно за закрытыми дверями разобраться. Разборки за закрытыми дверями заканчивались очередным «больше чтоб такого не было»… и все шло по-прежнему. Все все понимали и все все «понимали и прощали». Лишь бы до совсем вопиющих случаев не доходило. Она же была уверена: «вопиющие» случаи — с членовредительством, а то и со смертельными исходами — прямое следствие предыдущего попустительства. — Да ладно, не горюй, — утешил ее Стас. — Завтра еще с кем-нибудь побалакаю. Хотя на твоем месте я особо ни на что не рассчитывал бы. Тебе ж надо свидетеля, который бы видел кого-то возле шубинской квартиры? А контингент, сама понимаешь, не в подъезде торчит, они если и видят что, то во дворе. Так что сама понимаешь, сколько шансов. — Да я и не рассчитываю, — устало проговорила Арина. — Просто надо все отработать. — Вгрызаешься, как будто заказное убийство первого вице-мэра расследуешь. Хотя в чем-то ты, Вершина, и права. Мне и самому трудно представить, чтоб Степаныч вот взял и себе в голову пальнул. Кремень мужик… был. Такого не своротишь. И на тебе. Странно это как-то. — Кстати, о странностях. Я когда в шубинский двор зашла, на меня какой-то тип наскочил: сюда, говорит, девушка, нельзя. Я думала, из пэпээсников кто-то, но Молодцов божится, что нет. Он, кстати, этого типа видел, только издали, тот, когда патрульная машина свет врубила, моментально смылся, так Иван Сергеич решил, что это меня кто-то провожал до места. — Из контингента кто-то? — деловито уточнил Мишкин. — Не думаю. Приличный дядечка. Ну или парень. Одежка чистая, ну, насколько я заметила, и не воняло от него. Вроде и ерунда, но, согласись, тоже немножко странно. — Может, робкий юноша так знакомится? — Может. Хотя место странное выбрал. — Вершина, тебе после Питера везде маньяки теперь будут мерещиться? Не, я не спорю, того ты виртуозно изловила, но они ж не пачками по улицам всех подряд городов бегают. — И все-таки, согласись, эпизод какой-то мутный. — Это да, — соглашаясь, вздохнул Мишкин. — Может, псих какой-то местный? Из тихих и безобидных? — Потому тебе и рассказала. Если местный псих, значит, кто-то из участковых его знает, а у кого с ними лучше всех контакт налажен? Ну просто чтоб выкинуть уже эту ерунду из головы, а? — Эксплуатируешь, товарищ следователь, безответного опера, — жалобно сообщила трубка и отключилась. * * * Она вовсе не собиралась спать! Ей нужно было подумать, а вовсе не спать! И глаза она прикрыла просто чтобы сосредоточиться, а вовсе не… Сон навалился теплой уютной периной, потянул в темную глубину, в глухой морок… Там, внутри, Арина снова осматривала шубинскую квартиру, слегка поварчивая на то, что все куда-то подевались. Что за фокусы, в самом деле! Ладно Молодцов с Мишкиным, они, наверное, понятых, чтоб протокол осмотра оформить, ищут, но куда делись Зверев с Плюшкиным? Она что, без медика должна осмотр тела дописывать? Мертвый Шубин никуда не делся, лежал себе на крашеных досках тихонько. Только расстегнутый рукав рубашки слегка шевелился от сквозняка из распахнутой балконной двери. В самом деле, куда все разбежались? Нет, ей не было страшно, конечно. Просто… неприятно. Глухое безмолвие пустой квартиры, колеблющаяся манжета рубашки. Неприятно. Хотя чего бояться? Лежащий на полу Шубин давно и бесповоротно мертв. Да и она — не трепетная девочка-ромашка, а следователь. И пистолет у нее под рукой! Даже два! «Беретты», однако, на полу не было. И «макарова» в приоткрытом ящике шубинского стола — тоже. Ах да, мы же их уже изъяли, в смысле упаковали и… И что? Зверев их к себе в сумку положил? Арина нахмурилась, припоминая. — Девушка, сюда нельзя! Арина обернулась так стремительно, что в голове зазвенело, а в глазах замелькали острые белые звездочки. Мертвый Шубин стоял во весь свой немаленький рост и смотрел на нее мутными мертвыми глазами. Нет, не смотрел. Целился. Как будто целился. В левой руке у него были те самые подтяжки, а правой он их натягивал — как гигантскую рогатку. Щелк! Металлическая подтяжечная клипса ударила Арину в щеку — сильно. И больно. Шубин опять натянул свою «рогатку» и опять «выстрелил»… Больно же! Вздрогнув, она открыла глаза. Таймыр сидел возле ее головы и уже занес лапу — ударить по щеке еще раз. — Ты с ума сошел? — возмутилась Арина, уклоняясь и хватаясь за щеку. Царапин под пальцами, как ни странно, не обнаружилось, бил Таймыр мягкой, без когтей, подушечкой. — М-ну? Одновременно с кошачьим возгласом раздалось странное глухое жужжание. На столе что-то светилось. Не что-то — телефон! Точно, она же звук отключила, вот он и… жужжит. С экранчика улыбалась добродушная мишкинская физиономия. — Ты с ума сошел? — хрипло возмутилась Арина, нажав «принять». Мишкин — там, на другом конце несуществующего провода — кажется, удивился: — Ну ни фига себе! Ты уже спишь, что ли? Получаса не прошло. Отодвинув телефон от уха, Арина взглянула на цифры в углу экрана — оказывается, проспала она совсем чуть-чуть. — Прости, Стас, сама не знаю, как задремала. Да еще звук у телефона отключила, меня Таймыр разбудил. — Пора твоего красавца нештатным консультантом оформлять, — засмеялся Мишкин. — Короче. Нету в окрестностях никого похожего на твоего знакомого. — Какой он мне знакомый? — Ну незнакомца, — покладисто исправился Стас. — В окрестностях — это что значит? — Это значит, что я четыре соседних участка обзвонил. Не с другого же конца города он в этот двор приперся. Это я так думал. Но, получается, мог и с другого. Потому что примерная внешность плюс модус операнди — если псих, он же всегда одинаково будет действовать, правильно? — короче, не знают такого. — Может, он недавно в этот район переехал? — Может, — согласился Мишкин. — А может… — он помолчал. — Журналист это не мог быть? — Посреди темного двора? Ни с того, ни с сего? — Тоже верно. От него точно ничем не пахло?