И с двадцатью мушкетерами он ринулся на всю эту массу народа, которая отступила в полном беспорядке. Один только человек остался на месте с аркебузой в руке. – А, – сказал этот человек, – это ты! Ты хотел убить его?! Погоди же! Он прицелился в д’Артаньяна, карьером несшегося на него. Д’Артаньян пригнулся к шее лошади. Молодой человек выстрелил, и пуля сбила перо на шляпе д’Артаньяна. Лошадь, мчавшаяся во весь опор, налетела на безумца, пытавшегося остановить бурю, и отбросила его к стене. Д’Артаньян круто осадил свою лошадь, и в то время как мушкетеры продолжали атаку, он с поднятой шпагой повернулся к человеку, сбитому им с ног. – Ах, сударь! – воскликнул Рауль, вспомнив, что он видел молодого человека на улице Кокатри. – Пощадите его: это его сын. Рука д’Артаньяна, готовая нанести удар, повисла в воздухе. – А, вы его сын? – сказал он. – Это другое дело. – Я сдаюсь, сударь, – произнес Лувьер, протягивая д’Артаньяну свою разряженную аркебузу. – Нет, нет, не сдавайтесь, черт возьми! Напротив, бегите, и как можно скорее. Если я вас захвачу, вас повесят. Молодой человек не заставил повторять этот совет. Он проскользнул под шеей лошади и исчез за углом улицы Генего. – Вы вовремя удержали мою руку, – сказал д’Артаньян Раулю, – не то ему пришел бы конец. И право, узнав потом, кто он, я очень бы пожалел об этом. – Ах, сударь, – произнес Рауль, – позвольте мне поблагодарить вас не только за этого бедного парня, но и за себя: я сам был на волосок от смерти, когда вы подоспели. – Бросьте, бросьте, молодой человек, не утруждайте себя речами. И д’Артаньян достал из кобуры фляжку с испанским вином. – Глотните-ка вот этого, – сказал он Раулю. Рауль отхлебнул вина и собрался снова благодарить д’Артаньяна. – Дорогой мой, – возразил ему тот, – мы поговорим об этом после. Затем, видя, что мушкетеры очистили набережную от Нового моста до набережной Святого Михаила и возвращаются обратно, он поднял шпагу вверх, чтобы они ускорили шаг. Мушкетеры рысью подъехали к нему; тотчас же с другой стороны подъехали те десять человек, которых он послал с Коменжем. – Ну, – произнес д’Артаньян, обращаясь к ним, – не случилось ли еще чего-нибудь? – Ах, сударь, – отвечал сержант, – опять поломка! Проклятая карета! Д’Артаньян пожал плечами. – Нет, проклятое дурачье, – сказал он. – Уж если выбираешь карету, так выбирай прочную, а карета, в которой хотят везти арестованного Бруселя, должна выдержать десять тысяч человек. – Что прикажете, господин лейтенант? – Примите отряд и отведите его в казармы. – Значит, вы поедете один? – Конечно! Не думаете ли вы, что мне нужен конвой? – Но… – Отправляйтесь. Мушкетеры удалились, д’Артаньян остался вдвоем с Раулем. – Ну как, болит у вас что-нибудь? – спросил он. – Да, сударь. У меня голова тяжелая и словно в огне. – Что же такое с вашей головой? – сказал д’Артаньян, снимая с Рауля шляпу. – А, контузия. – Да, кажется, мне попали в голову цветочным горшком. – Канальи! – воскликнул д’Артаньян. – Но на вас шпоры? Вы были верхом? – Да, я сошел с лошади, чтобы защищать господина Коменжа, и ее кто-то захватил. Да вот и она. Действительно, в эту минуту показалась лошадь Рауля, на которой скакал галопом Фрике, размахивая своей четырехцветной шапкой и крича: – Брусель! Брусель! – Эй, стой, плут! – крикнул ему д’Артаньян. – Давай сюда лошадь. Фрике услышал, но сделал вид, что слова не дошли до него, и хотел продолжать свой путь. Д’Артаньян собирался было погнаться за ним, но потом решил не оставлять Рауля одного. Поэтому он ограничился только тем, что вынул из кобуры пистолет и взвел курок. У Фрике было острое зрение и тонкий слух; заметив движение д’Артаньяна и услышав щелканье курка, он сразу остановил лошадь. – Ах, это вы, господин офицер, – произнес он, подъезжая. – Право, я очень рад, что вас встретил. Д’Артаньян внимательно посмотрел на Фрике и узнал в нем мальчишку с улицы Лощильщиков. – А, это ты, плут! – сказал он. – Иди-ка сюда. – Да, это я, господин офицер, – отвечал Фрике с самым невинным видом. – Значит, ты переменил занятие? Ты не поешь больше в хоре и не прислуживаешь в трактире, а крадешь лошадей, а? – Ах, господин офицер, как можете вы так говорить? – воскликнул Фрике. – Я искал владельца этой лошади, молодого красивого дворянина, храброго, как Цезарь… – Тут он сделал вид, что только что заметил Рауля. – Да вот, если не ошибаюсь, и он. Сударь, вы не забудете меня, не правда ли? Рауль опустил руку в карман. – Что вы хотите сделать? – спросил его д’Артаньян. – Дать этому славному мальчику десять ливров, – отвечал Рауль, вынимая из кармана пистоль. – Десять пинков в живот, – сказал д’Артаньян. – Убирайся, плут, и помни, что я знаю, где тебя искать. Фрике, не рассчитывавший отделаться так дешево, в два прыжка пролетел с набережной на улицу Дофина и скрылся из виду. Рауль сел на свою лошадь, и они вместе с д’Артаньяном, оберегавшим его, как сына, поехали шагом по направлению к Тиктонской улице. Всю дорогу они слышали вокруг себя глухой ропот и отдаленные угрозы, но при виде этого офицера, такого воинственного, и его внушительной шпаги, висевшей на темляке у него под рукой, все расступались. Они доехали без всяких приключений до гостиницы «Козочка». Красотка Мадлен сообщила д’Артаньяну, что Планше вернулся и привез Мушкетона, который геройски перенес операцию извлечения пули и чувствует себя так хорошо, как только позволяет рана. Д’Артаньян велел позвать Планше, но, сколько его ни звали, ответа не было: Планше скрылся. – Ну, так давайте вина! – приказал д’Артаньян. Когда вино было подано и они снова остались вдвоем, д’Артаньян обратился к Раулю. – Вы довольны собой, не так ли? – сказал он, с улыбкой глядя в глаза юноши. – Конечно, – отвечал Рауль. – Мне кажется, я исполнил свой долг. Разве я не защищал короля? – А кто вам сказал, что надо защищать короля? – Это мне сказал граф де Ла Фер. – Да, короля. Но сегодня вы защищали не короля, а Мазарини, что не одно и то же. – Однако, сударь… – Вы сделали ужасный промах, молодой человек. Вы вмешались не в свое дело. – Но вы же сами… – Я – это другое дело: я должен повиноваться своему капитану. А ваш начальник – это принц Конде. Запомните это: других начальников у вас нет. Хорош молодой безумец, готовый стать мазаринистом и помогающий арестовать Бруселя! Молчите об этом по крайней мере, а то граф де Ла Фер будет вне себя. – Значит, вы думаете, что граф де Ла Фер рассердился бы на меня? – Думаю ли я? Да я в этом уверен! Не будь этого, я бы только поблагодарил вас, потому что, в сущности, вы потрудились для нас. Сейчас не ему, а мне приходится бранить вас, и поверьте, это вам дешевле обойдется. Впрочем, – продолжал д’Артаньян, – я только пользуюсь правом, которое ваш опекун передал мне, дорогой мой мальчик.