К сожалению Чавеса, Фидель не смог поехать с ним, поскольку неважно себя чувствовал. Вот уже несколько долгих месяцев он не покидал дома, и дом этот все больше напоминал больницу, оснащенную самым современным оборудованием. Фидель поручил команданте Гальвесу заменить его в роли гостеприимного хозяина и поучаствовать вместе с Чавесом в передаче “Алло, президент!”, которая будет транслироваться в прямом эфире с Кубы, с той самой площади, где воздвигнут памятник Че Геваре. Однако, хотя Фидель лично не приехал в Санта-Клару, он беседовал с гостями торжественной церемонии по телефону – чтобы и кубинцы и венесуэльцы знали, что патриарх жив и относительно здоров. Уго, который всегда умеет внести в программу живость и любит долгие разговоры, просит Фиделя поделиться интересными историями о партизанской борьбе, а также о жизни, делах и гибели человека, “заронившего богатые семена в сознание людей”, то есть о Че Геваре. Разумеется, никто ни разу даже не упомянул о том, до какой степени испортились в свое время отношения между Фиделем и Че, если аргентинец предпочел, рискуя жизнью, включиться в опасное партизанское движение в таких странах, как Конго или Боливия, а не оставаться на Кубе и не враждовать там с Кастро. Уго об этом знает, но раз Фиделю тема не нравится, Чавес тоже не станет ее затрагивать. Случившееся между Фиделем и Че касается только их двоих, а Чавесу остается лишь относиться к Че как к герою, который и сегодня продолжает вдохновлять своим примером молодежь, живущую в разных уголках земного шара. Для Уго находиться здесь, на Кубе, беседовать с Фиделем по телефону, стоять на фоне памятника Че Геваре и говорить о борьбе, победе, социализме, родине или смерти – род духовной практики. Он чувствует себя внутренне связанным с этой героической историей и мечтает стать еще одним из ее главных действующих лиц. Чавес не скрывает, что она затрагивает очень чувствительные струны в его душе и помогает затянуться старым психологическим ранам, которые, несмотря на прошедшие годы, еще не зарубцевались. В минуту особого душевного волнения Уго сказал Фиделю, что он лишь теперь понял: именно бедность, унижения и презрение, испытанные им в детстве, подготовили его к нынешней борьбе. И сегодня, пристально глядя в камеру и с пафосом произнося каждое слово, Чавес делится со всеми своей великой мыслью: – Куба и Венесуэла отлично могли бы уже в ближайшем будущем образовать конфедерацию республик, чтобы две республики слились в одну – две страны в одну. Публика, успевшая как следует вымокнуть под слабым, но непрекращающимся дождиком, рукоплещет Чавесу и скандирует лозунги. Гальвес больше помалкивает, что для него дело обычное, и лишь время от времени сдержанно хлопает. А еще он внимательно наблюдает за глубоко взволнованным Чавесом и утверждается в сделанном еще прежде выводе: “Фидель – гений. Он только что без единого выстрела подчинил себе Венесуэлу”. Программа “Алло, президент!” завершается лишь пять часов спустя – уже под проливным дождем. – До полной победы! – Чавес ставит точку, пылко повторив историческую фразу Че Гевары из его прощального письма, отправленного на Кубу. Венесуэльская делегация возвращается в Каракас, чтобы следующую неделю посвятить управлению страной – делая все для народа, ради блага народа и вместе с народом. Раймундо Гальвес спешит обратно в Гавану – и попадает прямиком на совещание к Фиделю Кастро и его брату Раулю. Они должны обсудить перспективы, которые открывают перед ними следующие шесть лет правления Чавеса. Во время этой секретнейшей беседы Фидель с пафосом говорит еще и о революционном процессе: настал час усилить контроль за Венесуэлой: – Мы должны убедить Уго, что ему следует взять в свои руки управление всей экономикой страны. После поражения путчистов и после того, как PDVSA стала подчиняться лично ему, у Чавеса больше не осталось сильных врагов… Если не считать одного… Собеседники не перебивают Фиделя. Они знают, кого он имеет в виду – генерала Энрике Мухику, близкого приятеля Уго и нынешнего министра обороны, который во время путча освободил президента из тюрьмы на острове Ла-Орчила и помог ему вернуть президентское кресло во дворце Мирафлорес. А еще это один из немногих высокопоставленных военных, который не боится открыто критиковать не только ход революционных преобразований, но и самого президента. И это не требует от него особой храбрости, ведь он знает, что ничем не рискует. Уго – его закадычный друг-приятель. Благодаря Мухике Уго остался у власти. Они прослушивают тайно записанный телефонный разговор между Мухикой и каким-то другим офицером, который советует ему быть осмотрительнее, критикуя Чавеса. Мухика: – Мой приятель может обидеться на меня, но только так, как обижаются друг на друга близкие друзья. Немного подуется и отойдет. Кроме того, ему нужен такой человек, как я. Нужен кто-нибудь, кто не угодничает перед ним, а говорит правду обо всем, что происходит на улицах нашей страны. Потом они прослушивают запись разговора, состоявшегося за обедом в ресторане между Мухикой и министром экономики Вилли Гарсиа: – Послушай, Вилли, люди узнают меня на улице и кое о чем мне рассказывают. Как раз вчера я отправился с женой в супермаркет, к нам подошла куча народу, и они стали говорить о том, как им трудно добывать продовольствие и лекарства. Остро не хватает основных продуктов, несмотря на то, что у нас столько нефти. А чуть раньше в школе, где учатся мои дети, один мой старый знакомый стал рассказывать мне о растущей волне преступности: грабежах, похищении людей ради выкупа, убийствах. Так не может продолжаться и дальше, Вилли. Мы должны что-то предпринять. Уго должен скорректировать свой курс. Слышится голос Вилли Гарсиа: – А скажи, Мухика, ты не собираешься в некий подходящий момент выдвинуть себя кандидатом в президенты? Мухика: – Намерен, разумеется, намерен. Если Уго не изменит курс, надо будет что-то делать. Он не имеет права погубить нашу революцию. Слушатели в Гаване молча переглядываются. Наконец Фидель говорит: – Этому генералу нельзя и впредь держать под своим контролем вооруженных людей и мощную боевую технику. Он очень опасен. Я поговорю о нем с Уго. Уго должен его нейтрализовать. Иначе этот тип выкинет Чавеса из президентского дворца. Через несколько недель уже оправившийся после болезни Фидель решил отправиться на очередную тайную встречу с Чавесом на военно-морскую базу Ла-Орчила. Этот маленький остров превратился в излюбленное место переговоров двух лидеров. Уже стемнело. Фидель и Уго подводят итоги случившегося за последнее время. Кубинский патриарх засыпает венесуэльца советами, Уго внимательно слушает. Сначала Фидель поздравляет его с тем, что тот успешно вывернулся из стольких передряг – пережил путч, референдум и забастовку нефтяников. Затем настал черед предупреждений, ведь у революционного лидера всегда есть коварные враги: – Иногда они находятся совсем близко от тебя. Уго хочет знать больше, но Фидель отвечает весьма загадочно: – Следует опасаться непомерных аппетитов окружающих тебя людей, твоих друзей, тех, кому ты сам дал нынешнюю их власть. Люди входят во вкус, у них появляются соблазны, они желают иметь все больше и больше. А порой способны возмечтать и о том, что можно получить, лишь пожертвовав тобой. Уго удивленно поднимает брови, он настойчиво требует подробностей. Учитель отвечает: – В одной стране не могут одновременно сиять два солнца, как и нет места для двух великих народных героев. При этих словах в голове у Чавеса всплыл образ Че Гевары, второго солнца кубинской революции, убитого в Боливии, где он возглавил потерпевшее поражение партизанское движение – оно пыталось повторить там успех кубинцев в Сьерра-Неваде. Но еще одной целью его боливийской авантюры было стремление оказаться подальше от Фиделя, и эту тайну знали абсолютно все, хотя вслух ничего и никогда не говорили, отдавая Че все подобающие почести. Между тем перед глазами Уго проплывают воспоминания о том, как элитная часть под руководством генерала Мухики вызволяла его из-под ареста и как они прибыли в Каракас, где Чавес снова занял президентский пост под охраной горделивого генерала. Фидель продолжает: – Революционному лидеру твоего масштаба идет во вред, если какой-то там генерал повсюду похваляется тем, что освободил тебя, что спас тебе жизнь, что благодаря ему ты остался у власти. Не позволяй своим генералам считать тебя их должником. Это опасно. Чавесу разговор не нравится. Он чешет голову. В глубине души он восхищается генералом Мухикой и благодарен ему. – Мы с ним друзья-приятели! – возражает он Фиделю, но тот гнет свое: – Ты никому ничего не должен, Уго. Никому! “Неужели Фидель прав?” – спрашивает себя Уго, возвращаясь на самолете в Каракас. Но ответ на этот вопрос уже не так важен. Важно то, что Фидель сумел заронить в его душу недоверие к Мухике. И Уго очень скоро поступит соответствующим образом. Что-то идет не так Президент является на встречу в десантной форме. Его близкий друг Анхель Монтес попросил о личной аудиенции, и Уго, по-прежнему очень уважающий Анхеля, неожиданно пригласил того к раннему завтраку в свой кабинет во дворце. При этом он оделся, как во времена, когда они вместе готовили заговор, учась в Военной академии. И с первой же минуты в кабинете воцарилась атмосфера былого товарищества. – Давай поговорим откровенно, – сразу предложил хозяин, – без всяких околичностей, как всегда было между нами заведено, дорогой Анхель. Рассказывай, что случилось? Что у тебя на уме? Анхель то и дело моргает. Это что-то вроде тика, с которым он никогда не мог справиться. Признак того, что он волнуется. Уго об этом знает. И наматывает на ус. Друзья слишком хорошо изучили друг друга. Но Уго притворяется, будто ничего не замечает. Анхель нервничает, потому что ему было не просто решиться на такой шаг: поделиться с президентом своими тревогами по поводу нынешнего хода революции, из-за которой оба они когда-то рисковали жизнью и карьерой. – Хорошо, Уго, – наконец начал Анхель, – ты сам знаешь, я не могу не следить за тем, как осуществляется наша революция… Я много размышлял… И решил, что хорошо бы нам с тобой обсудить некоторые проблемы… – Какие проблемы, Анхель? Выкладывай, ради бога, все, что накопилось у тебя на душе! – теряет терпение Уго. – Не тяни! Говори же, давай! Ну? – У нас сейчас все просто невероятно хорошо с нефтью, так? А вот с экономикой, судя по всему, далеко не все в порядке… Как и с честностью многих правительственных чиновников… Уго смотрит то прямо в глаза другу, то на блюдо с пирогами из кукурузной муки, яйцами и фасолью, которое им подали к завтраку. Он уже выпил три чашки кофе. – Я знаю, что ты направил много денег на социальные программы, – продолжает Анхель, – и, как мне кажется, есть большая польза от того, что ты будешь и впредь проводить политику прямых субсидий, то есть давать деньги самым нуждающимся, но после прекращения нефтяной забастовки и после установления контроля за обменом валюты, как я вижу – и это меня страшно мучит, – начались перебои с самым необходимым. Жизнь стала очень дорогой, Уго! Инфляция набирает обороты. Специалисты считают, что это связано с неправильным управлением экономикой. И с каждым днем растет список продуктов, которые невозможно достать ни за какие деньги, они просто исчезли. – Вот как… – говорит Уго и поднимает брови. – И я не нахожу для этого приемлемых объяснений. Я не экономист, как ты знаешь, но у меня есть семья, как ты знаешь, и семья большая… Поэтому я каждый день со всем этим сталкиваюсь – на улицах, на рынках… Вывод напрашивается сам собой: что-то не срабатывает. У некоторых людей откуда-то появилось очень много денег в карманах… а полки в магазинах пустые. Уго слушает молча, и лицо у него постепенно мрачнеет. Досаду у президента вызывает скорее дерзость приятеля, нежели суть его рассказа. Для обоих было бы лучше на этом остановиться и закончить встречу. Но Анхелю кажется, что он имеет право держать себя по-свойски, и он продолжает перечислять свои тревоги: – Хуже всего – коррупция, Уго. Ты и сам об этом заявил, когда выступал с Народного балкона. Коррупция, в которой погрязли многие из наших… Мы боролись за то, чтобы покончить с ней, но ты не можешь не знать, что сегодня она куда мощнее, чем была прежде! Из левой руки Уго выскальзывает чашка с горячим кофе. Правой он резко бьет по столу. Потом вскакивает на ноги, не закончив завтрака, и говорит с ледяным сарказмом: – Благодарю тебя за добрые намерения, но ты не экономист, не политик и не обладаешь полной информацией. А теперь, с твоего позволения, мне надо сделать несколько важных звонков. Наш веселый разговор мы продолжим как-нибудь в другой раз. Анхель ушел в подавленном состоянии. Он предчувствовал, что тем или иным образом заплатит за свою рискованную выходку. И Чавес уже решил, как это сделает: вроде бы незаметно, шаг за шагом он станет выдавливать Анхеля из круга ближайших своих соратников. “Ты никому ничего не должен, Уго”, – повторял он мысленно слова Фиделя и написал на клочке бумаги, который затем швырнул в корзину: “Контролировать настроения в среде склонных к предательству офицеров, обеспечить себе полный контроль над армией”. В тот же самый день, который тянулся бесконечно долго из-за череды встреч и неотложных дел, Чавес, так и не сняв десантной формы, почувствовал острую необходимость запереться у себя в кабинете и немного посидеть там в одиночестве. Среди кучи бумаг на письменном столе, с которыми надо было срочно разобраться, президент нашел запечатанный конверт – именно в таких он всегда получал послания от Фиделя. Уго торопливо вскрыл его и проглотил текст с такой же поспешностью, с какой выпивал в течение дня одну за другой многочисленные чашки кофе. В письме приводились факты, позволявшие обвинить генерала Мухику в коррупции. Описывался ряд темных историй, которые связывали Мухику с Вилли Гарсиа и Праном. – Отлично, отлично, – пробормотал Уго. Он хорошо запомнит полученные сведения и прибережет их до подходящего момента. А пока Мухика покинет пост министра обороны. Незачем хранить верность мнимой дружбе. “Дерьмовая победа” Второму телевизионному каналу, самому главному в стране и проработавшему больше пятидесяти лет, вынесен смертный приговор. В качестве наказания за позицию, занятую во время неудавшегося госпереворота, президент объявил, что не продлит ему лицензию на вещание. Уго долго терпел этот оппозиционный канал, поскольку был уверен, что остальные СМИ поддерживают нынешний режим. А существование второго канала позволяло показывать миру, что в стране есть свобода слова. Иначе говоря, что Венесуэла – демократическая страна, а Чавес – главный поборник демократии. – Я выступаю за полную свободу прессы и полную свободу слова, – заявил Уго с большим пафосом несколько лет назад в интервью тому же каналу, но теперь, по всей видимости, он переменил свою позицию. Для оппозиционных политиков такое решение Чавеса явилось еще одним сигналом: президент готов пойти против основополагающих принципов демократии. И подобное злоупотребление властью многим показалось совершенно неприемлемым. Миллионы телезрителей восприняли его решение как выпад против них лично – ведь канал показывал еще и сериалы, музыкальные конкурсы и развлекательные программы.