– Понятно, что мы должны держать под постоянным контролем главных действующих лиц, особенно военных, которые сохраняли нейтралитет во время попытки переворота, а также оппозиционных политиков. Не следует забывать также о журналистах и крупных предпринимателях, решивших остаться в стране. Очевидно и другое: нам надо внедряться в университеты. При этом нельзя упускать из виду, что венесуэльская оппозиция все-таки потерпела поражение, а Соединенные Штаты несколько отошли в сторону после провала поддержанного ими путча. Они уже не могут, как в былые времена, открыто вмешиваться в дела Латинской Америки и посягать на выбранное демократическим путем правительство – особенно такое популярное и прогрессивное, как правительство Чавеса. Глаза Фиделя, впившиеся в Маурисио, вроде бы ничего не выражают и одновременно пронзают человека насквозь. Но тот продолжает, не давая себя запугать: – У нас есть возможность расширить нашу разведывательную сеть и исподволь добиться полной власти над Чавесом – над его революцией, нефтью и всеми природными богатствами Венесуэлы. – Все это нам и так известно, – жестко бросает Фидель. – Куба может предложить Уго то, чего у него нет, – высококлассных специалистов в области контрразведки, и помочь укротить кое-кого из оппозиционных лидеров, а также поделиться опытом контроля над обществом. – На губах уверенного в себе Маурисио мелькнула тонкая усмешка. – Первое, что мы должны сделать, это установить киберконтроль над организациями, где выдаются гражданам страны удостоверения личности и делают записи актов гражданского состояния, а также над государственными нотариусами и, разумеется, над Национальным избирательным комитетом. Но сделать все это, конечно, незаметно. Маурисио вполне владеет искусством словесной шахматной игры, хотя в данный момент это похоже скорее на монолог пешки, которая продвигается вперед, переходя с клетки на клетку. Однако ни Фидель, ни Гальвес своих фигур не двигают. – Главное, – говорит в заключение Маурисио, – чтобы в Венесуэле никто не мог родиться или умереть, жениться или развестись, продать или купить дом, машину либо предприятие, без того чтобы удостоверяющий это документ не был получен нами и сохранен. У Венесуэлы будет нефть, зато у нас будет информация, а информация – это нефть двадцать первого века. Фидель начинает его понимать. И, судя по всему, услышанное ему нравится. В его взгляде мелькает одобрение. Маурисио замечает это и, словно почувствовав раскрывшиеся за спиной крылья, продолжает: – Ни один венесуэлец не сумеет проголосовать на выборах, без того чтобы его голос не был зафиксирован нами. Мы должны заставить венесуэльцев крепко усвоить: правительство постоянно наблюдает за ними, даже если это и не соответствует истине, даже если они никогда не получат тому никаких доказательств. Гальвес хотел было что-то сказать, но, услышав столь смелое предложение, буквально онемел. – …Вот так подчиняют себе ту или иную страну в двадцать первом веке, – настаивает Маурисио. – Не нужно очертя голову вводить туда войска, как это сделали американцы в Ираке. Сами знаете, чем это для них закончилось! Для Кубы очень важны нефтяные ресурсы Венесуэлы, это вопрос жизни и смерти, не больше и не меньше. Простите, команданте, но при всем моем уважении к вам хотел бы заметить, что для всего мира нынешний век – век гражданского общества, а не век военных. И ради блага Кубы мы должны научиться выглядеть гражданским обществом! Шахматный король с бородой мудрого старца, непроницаемым выражением лица, наделенный вековым опытом и выдающимся умом, с высоты своего трона охватывает взором всю шахматную доску целиком. Еще не успев как следует осмыслить ценность предложенной стратегии, он выслушивает и последние слова пешки, которая не может удержаться от того, чтобы не задать самый важный для нее вопрос, хотя и нарушает вызывающим и дерзким образом установленные правила: – Что ты мне на это скажешь, Фидель? Тайная любовь Положение Кристины все еще остается неопределенным, но что-то должно вот-вот проясниться. Пока она по-прежнему сидит в Вашингтоне. И ждет, какое решение будет принято – отправить ее опять в Венесуэлу или подчистую уволить из Управления. Дни тянутся для нее невыносимо долго. Оливер Уотсон держит свою подчиненную в подвешенном состоянии, хотя и не по собственной воле. Он тоже не знает, что творится в головах у его начальства. В офисе Кристине делать особенно нечего, и, доведенная до отчаяния, она настойчиво просит Уотсона приоткрыть тайну ее дальнейшей судьбы. Но он ведет себя предельно осторожно, не хочет обнадеживать ее понапрасну, но и надежды не лишает. Уотсон объясняет затянувшееся ожидание тем, что сейчас весь Вашингтон брошен на борьбу с терроризмом, а остальное пока мало кого волнует. – Сегодня главное – это Аль-Каида, Бен Ладен, Ирак, Афганистан… – объясняет он. – И нам с тобой придется считаться со сложившейся ситуацией. Это реальная угроза для Соединенных Штатов. А Латинская Америка вроде как отошла на задний план. – Да, но это дает Чавесу свободу действий! – парирует Кристина. – Если никто не приглядывает за ним и никто его не контролирует, он будет делать все, что захочет. А если он воплотит в жизнь разработанную им политическую и экономическую модель, это тоже обернется угрозой для нас, разве не так? – Ни Венесуэла, ни Латинская Америка в целом серьезной роли в сегодняшнем мире не играют, – гнет свое Уотсон. – О какой угрозе ты говоришь? У них нет ядерного оружия, нет террористов-смертников, как на Ближнем Востоке, и они не обладают такой мощной экономикой, как Китай. К тому же и бедные там не такие бедные, как в Африке или в Азии. Кристина печально вздыхает. Ей понятны доводы Уотсона, но, на ее взгляд, и Соединенным Штатам, и мировой экономике в целом может нешуточно повредить то, как стали развиваться события в Венесуэле после попытки переворота, а также неопределенность отношений между Уго и государственной нефтяной компанией. Как раз война против Ирака и Афганистана и превращает Венесуэлу в самого надежного поставщика нефти для Соединенных Штатов. Правительству не стоит забывать об этом. В тот же самый день директор ЦРУ принял у себя в кабинете сенатора Брендана Хэтча, но ни Кристина, ни Уотсон ничего об этом не знали. Очень осторожно и с подобающими случаю реверансами Хэтч поставил директора в известность о том, что в подчиненном ему сенатском комитете внезапно возникли возражения против увеличения финансирования операций в Ираке. Директор вышел из себя и стал доказывать, что на карту поставлена национальная безопасность, что средств, выделенных Управлению на Ирак, а на самом деле еще и на Афганистан с Пакистаном, и без того критически мало. – Это две самые опасные страны в мире, сенатор. Вы это знаете, и ваши коллеги, входящие в комитет по разведке, тоже должны это знать. Сенатор по-умному и весьма тонко перевел разговор совсем в другое русло – как бы случайно всплыла тема провалившегося переворота в Венесуэле. – Есть мнение, что лучше ничего не менять в наших подходах к работе на этом направлении и оставить там прежних агентов, – осторожно сказал сенатор, стараясь не дать повода для обвинений, будто он вмешивается в принятие решений, которые являются компетенцией ЦРУ. Дальнейший диалог велся исключительно взглядами. Директор понял, что его просят об услуге, хотя ничего не было сказано вслух. Сенатор ради Кристины вытащил одну из своих самых сильных карт, что с его стороны явилось доказательством несомненной, хотя и скрытой от посторонних глаз, любви. Во второй половине дня Оливер Уотсон сообщил Кристине, что, вопреки их опасениям, она по-прежнему будет руководить резидентурой ЦРУ в Венесуэле. Сердце у Кристины бешено заколотилось. Ей было чем гордиться. Этот приказ заткнет рты всем тем чиновникам, всем тем коварным недоброжелателям, которые мечтали отстранить ее от настоящего дела. Уотсон, всегда отличавшийся крайней осторожностью, дал ей несколько ценных советов. Он, например, считал, что Кристина напрасно теряет время на сбор сведений о проповеднике-жулике Хуане Кэше и на прочие мелочи. – Пусть этим занимаются агенты Управления по борьбе с наркотиками или ФБР. Ты сама знаешь, какая задача для тебя остается главной – обнаружить и ликвидировать руководителя резидентуры G2 в Каракасе. Если нам удастся это сделать, будет легче воспрепятствовать усилению контроля кубинцев над правительством Чавеса. Гаване будет трудно подыскать замену человеку, который так эффективно там работает. Кристина кивнула, соглашаясь с шефом. Она догадывалась, что к принятому начальством решению приложил руку Хэтч, и поэтому пылко поблагодарила его за поддержку во время их последнего перед разлукой тайного свидания в ее квартире. Пару дней спустя Кристина снова летела на частном самолете в Мексику, где приземлилась на частном же аэродроме. Оттуда автомобилем ее доставили в пригород мексиканской столицы. Затем такси, контролируемое ЦРУ, привезло Кристину в аэропорт – и рейсом Аэромексики она наконец отправилась в Каракас. Заняв свое место в салоне экономкласса и дожидаясь взлета, Кристина закрыла глаза и попыталась заняться медитацией, но у нее ничего не получилось. Слишком много всяких мыслей крутилось в голове. Она старалась вычленить каждую по отдельности и выстроить их в определенном порядке, чтобы успокоиться и впасть в транс, который всегда помогал ей обрести равновесие. В итоге она лишь нашла подтверждение тому, что и без всяких медитаций было очевидно. Ей нужны три вещи. И все три нужны отчаянно. Джин-тоник. Снова стать Эвой. Выйти на главного кубинского разведчика. Глава 11 Любовь и измены во время революции Поддать газу Через пару недель после того, как заговор против Чавеса провалился и тот вернулся к власти, два маленьких самолета приземлились с разницей в час на острове Ла-Орчила. Это были бизнес-джеты, какими обычно пользуются руководители крупных мультинациональных компаний. Однако, в отличие от тех, они сопровождались боевыми самолетами военно-воздушных сил Венесуэлы. На первом из бизнес-джетов на Ла-Орчилу прибыл Уго, на втором – Фидель. Трудно было найти более удобное место для их тайной встречи, чем этот маленький райский островок, где еще не так давно держали под арестом Чавеса. Охрана и люди, прибывшие с обоими лидерами, осмотрительно удалились, когда они после горячих объятий отправились прогуляться по берегу. Казалось, даже по их фигурам можно было судить о важности происходившего, а пронзительные лучи закатного солнца придавали картине особую выразительность. Уго задумчиво произнес: – Им не удалось скинуть меня силой, Фидель, но я решил, что никогда не выпущу из рук власти – ни под нажимом, ни по доброй воле. Фидель с одобрением выслушал своего лучшего ученика и повторил одно из собственных изречений, которым одарил Уго вечером после принесения тем президентской присяги: “Власть ни с кем нельзя делить; или ею пользуются в полную силу, или навсегда теряют”. Но в те мгновения Уго находился в состоянии эйфории, был опьянен народной любовью и страшно собой гордился. Теперь же, когда они шагали по берегу, пришло время поговорить о той мучительной тревоге, о том возмущении, которые чувствует Уго, столкнувшись с очевидным фактом: его революция не находит вроде бы клятвенно обещанной ему широкой поддержки. А он так в нее верил. – Высшее военное командование на поверку оказалось шайкой предателей! Частные СМИ участвовали в заговоре – все до одного, встав на сторону генералов. И сейчас наша пресса продолжает усердствовать – достаточно почитать газеты, посмотреть хоть новостные, хоть аналитические программы! Теперь оппозиция решила объединиться, чтобы потребовать референдума, который мог бы лишить меня президентского поста. Очередное голосование! Но я ведь уже столько раз доказывал, что способен обойти любых соперников! Беда в том, что я не контролирую денежные потоки! Не контролирую суды, а главное – Венесуэльскую нефтяную компанию, хоть она и принадлежит государству… Трудно выиграть референдум, если прежде не прибрать к рукам деньги. Два краба начали суетливо рыть норки в песке, услышав шум приближающихся шагов. Ни Кастро, ни Чавес так и не сняли своих форменных высоких черных ботинок на шнуровке. Не сняли формы цвета хаки. Потому что ни самое синее в мире море, ни самый белый на свете песок не могли заставить их пройтись босиком по чудесному берегу. Оба, не сговариваясь, рассудили, что босые ноги придали бы встрече некую фривольность и могли бы восприниматься как намек на отдых. А их прогулка – это работа, и очень серьезная работа. Они ведь знают себе цену, знают, что им по плечу творить историю. Фидель сказал: – В первую очередь тебе нужно наметить конкретные планы для решения социальных вопросов, они укрепят фундамент твоей власти – то есть обеспечат ей народную поддержку. Лучшее из того, что можем предложить мы, это помощь в самом широком развитии семейной медицины – тогда массы встанут на твою сторону. Появление врача в каждом бедном городском районе, в каждой деревушке самым расчудесным образом добавит тебе популярности. Но ты должен поддать газу, Уго, и без колебаний навсегда покончить с оппозицией. Маурисио Боско входит в состав сопровождающей Фиделя группы. Издалека он наблюдает, как два облеченных большой властью человека неспешно шагают по берегу, как время от времени они останавливаются и начинают жестикулировать, чтобы подчеркнуть особую важность того или иного из обсуждаемых вопросов. Боско видит, что иногда беседа прерывается. Тогда они идут молча и смотрят, как чайки кидаются в воду, добывая себе корм. Фидель почесывает бороду, Уго – голову. Потом разговор возобновляется. Указательный палец Фиделя помогает ему быть еще красноречивее, а у Чавеса больше движется голова – он то и дело кивает, выражая свое согласие с тем, что утверждает палец Фиделя. – Для тебя жизненно важно знать абсолютно все о твоих врагах, – продолжает Кастро. – И в этом деле ты не можешь положиться на венесуэльские спецслужбы – ведь их создали как раз твои враги. Ваши спецслужбы мало что умеют, они коррумпированы, а главное – они продолжают служить тем, другим. Тебе нужна первоклассная разведка, такая, как наша, именно она помогает нам почти полвека сохранять власть. И мы охотно поделимся с вами нашими людьми. Можно не сомневаться: Фидель целиком и полностью согласился с предложениями Маурисио, своего лучшего агента. Уго, по натуре тяготеющий к автократии, слушает кубинца внимательно, даже завороженно. Он всей душой и безоглядно принимает советы учителя. – Тебе нужно установить монополию на информацию и пропаганду. Ты ведь не какой-нибудь там обычный мелкобуржуазный политик. Ты офицер и революционер! Тебя попытались лишить власти! Тебя собирались убить! Ты должен плюнуть на все и, перестав осторожничать, выступить против частных СМИ, обвинить их в буржуазности, непатриотичности, в том, что они продались иностранцам и стали злейшим врагом народа. И даже не думай отвечать ни на один из их лживых выпадов. Заставь их раз и навсегда заткнуться! Наконец-то нашелся человек, мыслящий здраво! Уго весь обратился в слух. Затаив дыхание, он впитывает каждое слово Фиделя. Каждый совет мудрого старшего товарища. – Задуманный тобой социализм двадцать первого века нельзя построить методами века девятнадцатого, – поучает его Фидель. – Информация – это все. Информация – это власть. Информация, кибернетика, информационные науки должны работать на тебя. Надо сделать так, чтобы в Венесуэле никто даже пальцем не мог пошевелить, без того чтобы мы об этом не узнали. Мы обязаны сразу же получать информацию про каждое выданное удостоверение личности, про каждое свидетельство о рождении, смерти, браке или разводе, о каждом купленном доме или автомобиле. И запомни самое важное, Уго: все венесуэльцы до одного должны знать и верить в то, что ты владеешь полной информацией, что от тебя ничего нельзя скрыть, что ты можешь согнуть в бараний рог любого человека, если понадобится. Действуя, между прочим, в рамках закона… Но для этого необходимо контролировать как суды, так и судей. Приговор любого из подконтрольных тебе судей может устрашить куда сильнее, чем мордобой, устроенный оппозиционерам твоими же силовиками. Пусть тебя боятся, Уго! Лучше пусть тебя боятся, чем любят! Еще несколько крабов высунули из песка свои головы, чтобы тут же опять спрятаться. Для президента Венесуэлы слова учителя сияют ярче, чем лучи прекраснейшего, уходящего за горизонт солнца. – Ты должен быть готов выиграть любые выборы, любой референдум, все что угодно – с помощью электроники. И в этом мы тоже тебе поможем – вернее, помогут специалисты из нашего Университета информационных наук. Чавес благодарит его, чувствуя себя на седьмом небе. Все сказанное Фиделем о власти лишь подтверждает мысли, внушенные Уго собственной интуицией. “Что ж, так тому и быть”, – решает он. – А что Венесуэла может сделать для Кубы? – спросил Чавес пылко. – То, что ты захочешь и сможешь сделать. Посмотрим. Но ты должен твердо усвоить одно: наша помощь бескорыстна. Если победит твоя революция, победим и мы тоже. И победит вся Латинская Америка. Это самое главное, – слукавил Фидель. – Но то же самое можно сказать и про Кубу, – заметил Уго. – Если у тебя с твоей революцией возникнут проблемы, это будут и наши проблемы. Короче говоря, Чавес легко дал втянуть себя в водоворот тайных интересов, к которому Фидель ловко его подталкивал. Кастро доволен собой: ответ Чавеса прозвучал для него как музыка, прекрасная музыка – Кастро давно мечтал ее услышать и сочинителем по праву считал себя самого. Хотя Фидель не признавался в этом вслух, ему была отчаянно нужна помощь Чавеса для спасения революции. И не когда-нибудь в гипотетическом будущем. А уже сейчас. Сегодня. Лучше сказать, она была нужна ему и вчера, и позавчера, и в прошлом году. И еще раньше. Он знал: чтобы удерживать на плаву неустойчивую экономику Кубы, необходимо срочно добиться поставок венесуэльской нефти. И нефть эта должна быть дешевой. А еще лучше – бесплатной. Фидель уже не один год мечтал о том, чтобы венесуэльская революция помогла заполнить яму, образовавшуюся после того, как новое руководство России приостановило колоссальную помощь, которую в течение десятилетий оказывал Кубе Советский Союз, теперь исчезнувший с карты. – Да, Уго, ты прав. Важно, чтобы мы сохраняли возможность помогать вам и впредь, но не стану скрывать и того, что нашей экономике пошло бы на пользу соглашение с твоей страной о содействии в энергетической области. На мой взгляд, соглашение о взаимной помощи было бы весьма выгодно обеим сторонам. Вы поставляете нам столько-то нефти, а мы вам – наши лучшие продукты. Выиграют все – и вы и мы! – Разумеется, – без малейших колебаний ответил Уго. Потом с улыбкой добавил: – Мы ведь братские народы, правда? Уже в следующие месяцы президент Венесуэлы, как и подобает дисциплинированному ученику, каковым он безусловно являлся, начал поддавать газу и воплощать в жизнь инструкции старшего наставника.