Чудесно. Дверь за моей спиной с щелчком захлопнулась, и я никак не могла отрешиться от массивной фигуры Марека. Его напряженный вид и молчание подсказывали, что он раздражен не меньше меня. Я надеялась, что Тайлер не заговорит, но звук работающего в кабинете кондиционера лишь подчеркивал оглушительную тишину. И неизвестно, как бы я отреагировала, если бы Тайлер выдал что-нибудь в мой адрес. Я едва сдерживалась в присутствии директора, что уж говорить о беседе наедине. Я сложила руки на коленях. Марек не шевелился. Я отвернулась и посмотрела в окно. Он сделал носом глубокий вдох. Я с притворно скучающим видом принялась разглядывать свои ногти, чувствуя, что против воли краснею под его пристальным взглядом, скользящим по моему телу. – Вы же понимаете, – внезапно заговорил он, – что здесь нет профсоюза, который мог бы защитить вас, верно? Я вцепилась в папку, лежавшую на коленях, и уставилась вперед, уловив в его напряженном голосе тонко завуалированную угрозу. Да, я все понимала. В большинстве частных школ учителей нанимали и увольняли по своему усмотрению, и руководству нравилось иметь такую свободу. Следовательно, профсоюзы не могли защитить нас так, как учителей в государственных школах. – И все равно не можете удержаться от того, чтобы не трепать языком, – заметил Тайлер. Трепать языком? – Так вот в чем дело? – Я повернулась, изо всех сил стараясь говорить ровным голосом. – Вы играете со мной в какую-то игру? Марек прищурился, его черные брови сошлись на переносице. – Дело в моем сыне, – отчеканил он. – А мое дело – работать с ним, – бросила я в ответ. – Я знаю, что делаю, и очень неравнодушно отношусь к вашему сыну. – Тут я спохватилась и быстро добавила: – Ко всем своим ученикам, конечно же. И вообще, чего он ко мне пристал? Моя учебная программа соответствовала образовательным стандартам. У всех учеников имелись телефоны. Черт возьми, да я видела на парковке, как их пятилетние братья и сестры пользуются телефонами! Я подробно обсудила свои намерения с руководством школы и родителями и проработала все возражения. Не только Марек опасался новых технологий, но он единственный пропустил все обсуждения. Его ожидал полный пакет информации, но от него ни слуху ни духу не было с самого дня открытых дверей. – Поверить не могу, – пробормотала я и краем глаза заметила, как Марек повернулся ко мне. – На вашем месте я бы вел себя осторожнее, – с угрозой в голосе проговорил он. Я демонстративно отвернулась, закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Марек не считал меня равной себе. На банкете в честь Марди Гра он хорошо притворялся, планируя приятно провести время со мной, но теперь я стала для него бесполезна. Всего лишь прислуга. Он оказался высокомерным и невежественным и даже не собирался относиться ко мне с должным уважением, учитывая мое образование и сложную работу. Мне нравилось все контролировать, и я любила быть главной, но разве стала бы указывать врачу, как лечить меня, когда он рекомендовал мне, семнадцатилетней, не нагружать лодыжку целых шесть недель? Нет. Я прислушивалась к тем, кто лучше меня разбирался в проблеме, и, если у меня возникали какие-то вопросы, задавала их. Вежливо. Я закусила губу, стараясь держать свой болтливый рот на замке. У меня всегда это плохо получалось. И теннисную карьеру мне это портило, потому что не удавалось вести себя мудро и дистанцироваться от несправедливой, на мой взгляд, критики. «Задави их своей добротой», – подсказывал мне отец. «Разве я не уничтожаю своих врагов, подружившись с ними?» – говорил Авраам Линкольн. Но даже понимая всю мудрость этих слов, я никак не могла совладать с собой. Если уж хотела высказаться, то теряла всякий контроль и выдавала целые тирады. Моя грудь вздымалась и опускалась, я стиснула зубы. – О, ради всего святого! – рассмеялся Марек. – Ну, выскажитесь уже. Давайте. Я же вижу, как вам этого хочется. Я вскочила со стула и посмотрела на Тайлера сверху вниз. – Вы действовали за моей спиной, – без колебаний прорычала я. – Вы не заинтересованы в общении со мной как с учителем Кристиана. Иначе сначала бы связались со мной. Но вы захотели унизить меня перед моим начальством. Он склонил голову набок, наблюдая за мной, и на его скулах заиграли желваки. – Если вас что-то беспокоило, – продолжила я, – то следовало сначала обратиться ко мне, а если бы проблема не решилась, то тогда уже идти к Шоу. Вы не подписали ни одного присланного мной документа и не приняли ни одного приглашения в группы в социальных сетях, тем самым показывая, что не интересуетесь успехами Кристиана в обучении. Это все фарс и пустая трата моего времени. – А вы пытались связаться со мной? – возразил Марек, поднимаясь со своего места и пронзая взглядом. – Раз уж я не подписывал бумаги и не вступал в группы и раз уж мой сын провалил недавнее тестирование? – Он оскалился. – Вы писали мне по электронной почте или звонили, чтобы обсудить проблемы в обучении моего сына? – В мои обязанности не входит гоняться за вами! – отбивалась я. – Вообще-то, входит, – парировал он. – Общение с родителями – это часть вашей работы, так что давайте поговорим о том, почему вы регулярно общаетесь с родителями друзей Кристиана, а меня избегаете. – Вы это серьезно?! – Я чуть не рассмеялась и бросила папку на стул. – Это же не какая-то детская игра «кто первый позвонит, тот проиграет». Мы же не школьники! – Тогда прекращайте вести себя как ребенок, – приказал он, и его мятное дыхание коснулось моего лица. – Вы понятия не имеете, насколько внимательно я отношусь к сыну. – Насколько внимательно относитесь к сыну? – Мои губы сами собой растянулись в широкой улыбке. – Да не смешите меня. Он хотя бы знает, как вас зовут? Его глаза потемнели. У меня перехватило горло. Вот дерьмо. Я зашла слишком далеко. Мы стояли так близко, что было слышно, как Марек разъяренно втягивает носом воздух, и я боялась пошевелиться, не зная, какой реакции от него ожидать. Не то чтобы я испугалась расправы – во всяком случае, физической, – но мне внезапно захотелось побыть одной. Марек вдруг придвинулся ко мне, и от аромата его одеколона мои веки затрепетали. Он прищурился, а затем перевел взгляд на мои губы. Боже. – Что ж, еще раз прошу прощения. – Шоу ворвался в кабинет, и мы с Мареком отпрянули друг от друга и отвернулись, пока директор стоял к нам спиной, закрывая дверь. Черт. Я пригладила блузку и наклонилась, поднимая папку с планами уроков. Между мной и Тайлером ничего не произошло, но почему-то было неловко. Шоу прошел мимо нас, и я украдкой заметила, как Марек скрестил руки на груди. – Несмотря на то, что миссис Винсент практически управляет этой школой, – продолжил Шоу весело, – кое-где и мне приходится расписываться. Так на чем мы остановились? – Эдвард, – прервал его Марек, застегивая пиджак от Армани и натянуто улыбаясь. – К сожалению, у меня назначена встреча. Мы с мисс Брэдбери поговорили, и она согласилась скорректировать свою работу на уроке во благо Кристиана. Простите, что?! Я уже хотела повернуться, чтобы пронзить Марека взглядом, но передумала и вместо этого стиснула зубы и вздернула подбородок, отказываясь смотреть на Тайлера. Не собиралась я ничего в своей работе корректировать. – О, замечательно! – Шоу улыбнулся с явным облегчением. – Благодарю вас, мисс Брэдбери, за содействие. Мне нравится, что мы так легко разрешили все проблемы. Я промолчала. Хуже не будет, если Шоу так и останется в неведении, а Марек, скорее всего, забудет о своих родительских обязанностях еще на несколько недель и на это время оставит меня в покое. – Мисс Брэдбери. – Марек протянул мне руку для рукопожатия, зловеще глядя на меня. Я посмотрела на него и обратила внимание, что один его глаз слегка прищурен, и это придает пронзающему меня взгляду зловещее выражение. О Мареке я могла сделать два вывода: он привык получать все, что хочет, и только что, по его мнению, добился своего. Вот дурак. Я с наслаждением потягивала из пинты «Абиту Амбер», любимый сорт местного пива. Стояла середина сентября, и даже по вечерам все еще было жарко. Если бы не влажность, дышалось бы легче; пока же улицы напоминали душный, битком набитый людьми лифт, в котором не повернуться. В ожидании брата, который должен был составить мне компанию за ужином, я сидела за столиком в Port of Call и перебирала в подставке для специй пакетики с сахаром, пересчитывая их. Семь упаковок сахарозаменителя марки Equal, шесть – Sweet’N Low, семь – Splenda и пять пакетиков обычного сахара. Ну и бардак. Я развернулась, схватила с соседнего столика еще одну подставку со специями и выбрала нужные. Маленькие пакетики шуршали, пока я перекладывала в подставку на своем столике еще один Equal, два Sweet’N Low, один Splenda и три упаковки обычного сахара. Остальные вернула обратно и пересчитала, что получилось. Восемь, восемь, восемь и еще раз восемь. Идеально. Сделав глубокий вдох, я отодвинула подставку обратно на край стола к другим приправам и упаковке с салфетками и тут… Я замерла, обнаружив, что брат стоит у стола с бокалом в руке и наблюдает за мной. Дерьмо. Я скорчила гримасу и дождалась, пока он сядет. Мы не виделись уже четыре дня. На этой неделе меня просили задержаться после уроков на педсовете, а Джек с головой ушел в свои доклады и статьи. Даже в помятой рубашке брат притягивал женские взгляды. Он откинулся на спинку стула и красноречиво посмотрел на меня, как бы обдумывая, стоит ли делиться со мной своими мыслями и какие для этого подобрать слова. – Выкладывай, – сдалась я. – Даже не знаю, что и сказать. Я вскинула взгляд и откинулась на спинку стула. – Тогда перестань смотреть на меня так, будто я – Говард Хьюз[4], – приказала я. – У меня довольно распространенное недеструктивное расстройство. Я так успокаиваюсь. – Недеструктивное, – повторил брат и сделал глоток. – Ты сегодня пять или шесть раз возвращалась домой, чтобы проверить, выключила ли плиту? Я расправила плечи, когда подошел официант и поставил на наш столик воду. – Ну, а с чего мне это помнить, если я выключила ее после того, как разобралась с героином? – пошутила я, и Джек расхохотался. Я знала, что он считает мою обсессивно-компульсивную чушь проблемой, которую мне не преодолеть без посторонней помощи, но правда заключалась в том, что я не хотела ее преодолевать. Во всяком случае, с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать. Когда кто-то, кому вы доверяете, крадет ваше чувство безопасности и целых два года держит вашу жизнь в своих руках, мозг находит способы компенсировать потерю контроля. Я чувствовала себя спокойнее, когда вещи лежали на своих местах. Когда имела власть даже над мелочами. Вся моя семья – родители, брат и ныне покойная сестра – заплатили огромную цену за то, что впустили в свою жизнь того, кому, как нам тогда казалось, мы могли доверять. По сравнению с этим мое маленькое расстройство меня совершенно не тревожило. Если я не пересчитаю пакетики с сахаром, перед уходом не проверю четыре раза, выключена ли плита, не почищу зубы за сто двадцать секунд, то случится что-то плохое. Я не знала, что именно, и понимала, что это смешно, но все равно чувствовала себя в большей безопасности, выполняя все ритуалы. Как правило, погружаясь в работу, я забывала о тревогах, но в моменты отдыха – как сейчас – имела обыкновение постукивать пальцами, перекладывать что-нибудь и считать. Это дарило мне пусть и ложное, но хоть какое-то чувство безопасности. Контроль успокаивал меня. – Как дела в школе? – спросил брат. Я положила локти на стол и сделала глоток пива. – Довольно хорошо. Мне нравятся дети.