Проходили мы и это. — Не впервой. Погуляет и обратно вернется. — Не вернется. Еще позавчера все вещи свои прямо на грузовике вывозил. Ни от кого не прячась. А вот такого не бывало. Загулы загулами, но чтобы разъезжаться… — Ясно. — Вместо того чтобы остановиться, я ускорил шаг, спросив через плечо: — Она пьет? — Горюет. Очень смешно. София Уварова горюет. — Уходи, Захар, — последовал ответ из-за двери на мой короткий стук. — Нам нужно поговорить. Без вариантов. — Если придется, я и замок сломаю. — Не самое удобное время, не находишь? — Она пыталась звучать, как обычно, повелительно, но выходило, скорее уж, надломленно. — Если у тебя что-то в самом деле важное, ты можешь позвонить мне или написать, четко излагая суть, и я… Не дослушав, я ударил плечом в толстое дерево, и запор с противным скрежетом поддался. — Моя истинная уже считает меня чистейшей воды подонком, но я намерен исправиться, а не совершенствоваться в этом, поэтому, как бы там ни было между нами в последнее время, ни за что я не стану сейчас звонить или писать тебе. Все должно быть сказано в глаза, мама. Моему взору предстала почти незнакомая женщина. В таком же нелепом для нее пушистом халате, как и у домработницы, без укладки, макияжа, осунувшаяся и враз постаревшая. Стоя у окна, мать привычным движением вскинула горделиво голову, пытаясь придать себе царственную осанку, но ее плечи опускались, словно от тяжкого груза. — Твоя истинная? — Высокомерная усмешка трансформировалась в болезненную гримасу, искривляя ее красивый рот. — Ты решил одуматься и вернуть Алану? — Мам, не нужно сейчас этого. Раз в жизни. Я пришел с плохими новостями, хочу говорить откровенно, и, кто знает, может, всего дурного еще можно избежать. — Избежать?! — Всегда ровный голос внезапно сорвался сразу в визг. — Избежать того, что все пошло прахом? Как, Захар? За что вы все так со мной? За что? Разве я не для общего блага старалась? Разве я сама себе не отказала во всем? Почему ни ты, ни твой отец не смогли быть такими же? И после этого вы собой гордитесь, мужчины? Чем? Тем, что идете на поводу у каких-то примитивных звериных инстинктов, подсовывающих вам сиюминутное удовольствие, а жертвуете выживанием нашего вида? Метаморфы почти вымерли, нас практически уже нет, и что же делают последние самцы? Истинную ты нашел! В ком? В дворняге-полукровке? — Она истерически рассмеялась. — И ради этого ничтожества ты пренебрег женщиной, что родила бы тебе чистокровных потомков? — Не говори так об Аяне, мама, прошу. Я тебя люблю, но этого не позволю. Истинных не выбирают разумом или исходя из лучшей совместимости генов — судьба и природа сами подсказывают, у них другие критерии идеальности. — Сказочки для двуипостасных плебеев, что могут себе позволить хаотично размножаться из-за своей достаточной численности, — фыркнула она, отворачиваясь к окну. — Однако меня растили с верой в них. Ты растила и отец. — Не будь наивным, Захар. Женщины нашего племени вынуждены поддерживать в своих мужчинах от мала до велика это убеждение. — Ну конечно, ведь когда приходит время, гораздо проще путем нехитрых манипуляций с зельями подсунуть парню «истинную» и получить столь нужных вам потомков, нежели принуждать к этому, взывая к необходимости поддержания нашей популяции. Слишком ненадежно. — Нужных всем нам! — А для чего, мам? — Что за нелепый вопрос! — Отчего же нелепый? Если раз за разом на протяжении поколений судьба выбирает метаморфам истинных совсем не из своих же, то тебе не кажется, что срок нашего племени в нынешнем виде вышел? — Чушь! — Длинные ногти скрипнули по подоконнику. — Почему? Эволюция неостановима. Сколько видов вымерло на этой планете без следа? А сколько изменилось, став кем-то иным? С чего ты, или кто там это все начал с исправлением естественного отбора, решили, что мы, метаморфы, выше таких основополагающих процессов? — Прекрати нести эту ахинею! — Отец ведь не твой истинный. Потому и жили вы так погано, хоть и сохраняли лакированный фасад для окружающих… — Замолчи! — Поэтому он и ушел, да? Никакая химия не способна действовать вечно, так? И меня он всегда едва замечал. Отчасти могу его понять. — Я велела тебе замолчать, сын. — Видеть ежедневно перед собой результат фактически принуждения кому угодно поперек горла встанет. Даже если он так и не понял до конца, как и чем ты его удерживала. — Прекрати! — Милютин — это ведь он твой истинный, так? Но разве не оскорбление ли это чистой воды для такой, как ты, узнать, что матерью-природой ты связана с «двуипостасным плебеем»? — Захар, я устала слушать твои глупые измышления. Ради этого ты явился ни свет ни заря? Это тот самый важный разговор? — Нет, я пришел тебе сказать, что всему конец. Мы с Родионом знаем, кто его отец. И Милютин это тоже теперь знает. А через несколько дней это станет известно всему сообществу оборотней. Нечего больше скрывать, мама. — Ты… это слишком! Как вы, мои дети, могли поступить так со мной? — Чего ты ждешь? Извинений? Оправданий? Не мы все это начали. Тебе стоило быть со мной честной хотя бы тогда, в больнице, а не продолжать упорствовать до конца. Я же не пытался даже скрыть на тот момент мои чувства к Аяне. Но ты не дала мне ничего, Милютин забрал ее, спрятал, ни единого шанса добраться, исправить мои собственные ошибки за этим частоколом ваших. Так что прости, но пришлось использовать единственный козырь. Родион пошел к нему, только чтобы помочь мне добраться до моей девочки. — Твоей девочки? Чертовой девки, на которую ты променял родную мать? — Вот сейчас ты несешь чушь и устраиваешь драму там, где ее нет. — Ты и твой брат уничтожаете меня! — Чем, мама? Правдой? Кто и что мешало тебе за все эти годы перестать ее прятать? — Да кому сдалась эта правда! Она бы все испортила. Я была в идеальной паре, мы были образцом для подражание для всей расы, у меня рос ты, наследник чистой крови. Этот волк был досадным недоразумением, случайной преградой, никем! Плевала я на инстинкты, своей судьбой я управляю сама! Верно, а еще походу вертишь и судьбами окружающих по своему усмотрению. — Опять лукавство. Будь это так, София Уварова, какой я ее знаю, никогда не имела бы второго сына, уж не от так называемого досадного недоразумения. И да, для справки, мой опыт подсказывает, что в идеальных парах таких случайностей в принципе не происходит. Ты не избавилась от Родьки, и это твой самый правильный поступок в жизни, наверное. А еще он четкий показатель того, что Милютин не никто для тебя. — Боже, Захар, ты взрослый искушенный мужчина, а болтаешь такую наивную ересь! Хочешь всей правды? С Милютиным я пересеклась мимоходом, а все потому, что твой отец уже тогда вознамерился уйти. Мне нужен был второй ребенок, чтобы связать его снова. У мужчин-метаморфов, знаешь ли, неимоверно силен отцовский инстинкт, особенно в первые годы жизни их потомства. Но вот беда, не выходило у нас ничего. Он тогда не прикасался ко мне, как бы я ни ухищрялась. Его чертовы звери больше не поддавались. Благо, уже тогда пил он достаточно, чтобы иногда не помнить утром, что было с вечера. Так что Родион родился отнюдь не как дань памяти о несостоявшейся любви, не романтизируй. Я сохраняла то, что единожды создала. — А для чего? К чему это привело в итоге? Твоей идеальной семьи больше нет, возможность счастья ты отвергла и отказала в этом своему истинному, породив врага. И этот самый враг теперь мстит тебе, отняв у меня ту, без которой я вряд ли еще долго протяну. Посмотри на меня, мама! Я не слабак, но реально подыхаю без Аяны. Мне конец без нее. Твоему лживому браку конец. Твоей репутации конец. — Захар, сынок… — мать всхлипнула, разворачиваясь и подаваясь ко мне, но тут же замерла, оставшись на месте. — Ну почему, почему из всех женщин в мире твоей истинной должна была оказаться эта… его дочь? За что жизнь со мной так? Среди миллионов других, почему она?! — Знаешь, я слышал про какую-то человеческую теорию, или бог знает, как это назвать, что судьба нас возвращает к нашим ошибкам, неверным поступкам, ну вроде круга, которому никак не завершиться, если не исправить их. — Снова какая-то нелепица. — Пусть так. Но вот он я, твой чистокровный сын, влюбленный до смерти в дочь мужчины, от которого ты когда-то отказалась, оправдывая это благом и для меня в том числе. Для семьи, для всех метаморфов. И я не откажусь от нее ни по какой причине, ни ради кого, даже если это ты. Каким бы поганым сыном меня это ни делало. И я пришел тебя честно об этом предупредить. Мы с Родионом вытащим Аяну от Милютина так или иначе, любыми средствами, даже если итогом станет война между семьями. Будь готова. Не получив больше никакого ответа, я убрался из ее полутемной спальни и вышел на улицу, проигнорировав осуждающий взгляд Александры. Сел в машину, выехал со двора и тут же остановился у обочины. Я просто не знаю, куда мне сейчас податься. Ни о какой работе и речь не идет, не существует ничего, что я смог бы удержать в голове. Ждать вестей от Родьки, бездействуя и ожидая часа икс, не в состоянии никак его приблизить и на что-то повлиять? Вот пытка пыток. Снова и снова мне рисовались картины открытого дерзкого налета на дом Милютина. Да, это была бы эпичная резня. Кучка метаморфов в целом поселении волков. С пронзительным визгом покрышек со двора позади вырулила канареечного цвета материнская тачка и пронеслась мимо меня, стремительно набирая скорость. Опомнившись от неожиданности, я тронулся за ней, сигналя и моргая. Какой черт ее дернул сесть за руль, я же чуял четкий запах спиртного в комнате. Но на мои попытки привлечь ее внимание не было никакой реакции. Она только прибавила скорость, откровенно опасно лавируя между еще немногочисленными в такую рань машинами, подрезая те и чуть не залетая под грузовики. И мне приходилось вытворять почти то же, стараясь не упустить ее. Минут через пятнадцать этой идиотской гонки я понял, что едет она в сторону поселения волчьей диаспоры. Что, блин, удумала?! На последнем повороте я чуть не вмазался в бочину белому седану и замешкался, объезжая его, так что, когда оказался перед знакомыми до мельчайшего скола краски воротами Милютина, застал мать остервенело молотящей в них. — Открывай, поганец! — кричала она, все так же одетая в дурацкий халат и домашние туфли, сотрясая кулаками металл. — Выходи, и поговорим, ублюдок! Думаешь, я отдам тебе своих детей? Я выскочил из салона, спеша оттащить ее, но тут как раз охранник открыл калитку. С неожиданным проворством родительница ускользнула от моего захвата и одновременно отшвырнула, как щепку, громилу с дороги, ломанувшись во двор. Еще двое волков, отмерев от шока, хотели кинуться за ней, но этих уже я успокоил, оставив лежать на подъездной дорожке. — Федор! Скотина! — орала на бегу совсем не та царственная София Уварова, которую я видел перед собой всю жизнь. — Выходи! Хочешь крови моей? Ну так будь мужиком и рискни получить ее прямо! Отвали от детей! — Мама, осторожнее! — Я буквально не поспевал за ней, в то время как со стороны дома выскочило еще с десяток секьюрити. Слышал я байки, что самки оборотней могут быть куда как смертоносней и неистовей самцов, но чтобы видеть своими глазами в наши спокойные времена и тем более ожидать такого от матери… — Ну что, волчатки, кто из вас первый готов рискнуть жизнью, встав на пути матери, которая пришла спасать своих детей? — резко остановившись, она подняла ладони и пошевелила растопыренными, уже частично трансформировавшимися пальцами, будто ей не терпелось вспороть когтями чью-то глотку. Кто, блин, эта женщина? Готовый к неизбежной теперь драке, я встал позади, прикрывая ей спину и по оскалам напротив и языку тела вычисляя, кто же рискнет начать. — Родион, сыночек, выходи, мама пришла! — закричала явно охваченная куражем и предвкушением почти незнакомка передо мной. Сразу трое волков двинулось на нас, остальные явно начали готовиться к обороту. Ладно, похоже, кровищи и побоища не избежать. — Мама, освободи мне больше пространства! — приказал я тихо, но кто бы меня послушал. — Захар, не мешал бы ты мне, — огрызнулась мать. — Нужна тебе твоя девчонка, вот и ступай за ней, пока я тут со старыми долгами разберусь. Федор! — Не сметь! — раздалось повелительное рявканье из распахнувшейся парадной двери, и Милютин быстро вышел из дома. — Вон все! Он сбежал по ступенькам и пошел на мать без остановок, как будто намеревался снести. Я выступил вперед, желая заслонить, но она пихнула меня в плечо с огромной силой, в прямом смысле отбрасывая прочь. — Не лезь сейчас, Захар, — рыкнула коротко и тут же вмазала подскочившему Федору по лицу, так что его аж шатнуло в сторону. — Тебе всегда нравилось пожестче, детка, — хрипло прокаркал он, размазав кровь на разбитой скуле, и вдруг заржал, как псих. — Надо же, каких-то пять лет всего прошло с последнего раза! Мы начинаем встречаться все чаще, дорогая?