— Куда столько? Кто все это съест? — Будешь мне ужины готовить. Я что зря эту чертову посуду купил? Невеста твоя пусть тебе готовит. И вот, между прочим, у тебя совесть совсем отсутствует, так в наглую со мной средь бела дня на людях светиться, или будущая супруга ни разу не ревнивая? В отличие от дуры меня, судя по всему. — Это входит в круг обязанностей секс-рабынь разве? — вырвалось само собой, и хорошее настроение Захара развеялось. — Пошли, — потянул он меня в сторону касс, толкая тележку. — Куда? — Будем заниматься тем, что входит в круг твоих обязанностей, — огрызнулся он, но тут мой желудок снова заворчал. — Мы же ели всего пару часов назад. Причем он не спрашивал, а как будто отмечал что-то для себя, уставившись на меня пугающе пристально. Я же только развела руками. Что тут скажешь? Раньше за мной такой прожорливости не водилось. Припарковав тележку на стоянку, он повел меня в еще одну очень приличную забегаловку и заказал там стейк, без всякого гарнира. Я принялась за еду, он же сидел напротив, продолжая пялиться. — Аяна, я тебя вчера уже спрашивал о том, не происходило ли с тобой чего-то очень странного, для чего у тебя нет нормальных объяснений, — дождавшись, пока я расправлюсь с мясом, начал он. — Так вот, подумай хорошенько в этот раз и ответь. И врать не советую. Все равно узнаю. — Эм-м-м… — Я потерла нижнюю губу, собираясь с мыслями. — Прекрати! Отвлекаешь! — Я действительно не знаю, что тебе сказать. Последнее время я плохо сплю. — Как давно? — Недавно, — уклончиво мотнула головой. Прямо возьму и выложу тебе, что потеряла покой и сон, стоило тебе на мою голову свалиться, котоволчище. — Началось до нашей встречи или после? — Ну да, так он и даст мне обойти это. — После. — Что-то еще? — Блин, он этими вопросами как стреляет в меня. — Что-то еще. — Аяна! — О-о-о, черт! — закатила я глаза. — Короче, сегодня у меня был какой-то… припадок, что ли. — Что за припадок? Чем спровоцирован? Сколько продолжался? — Он подался ко мне с мигом помрачневшей физиономией. Ага, злится, что игрушка сломалась. — Простой припадок, — откинулась я на спинку стула, получая чуток дистанции от прущей от него энергии раздражения. — Все болело, ломало, потом прошло. Совсем. Из-за чего — понятия не имею. Не жди, что я тебе признаюсь в том, что это меня так новостью о твоей почти жене приложило. Не-а. Захар продолжал сверлить меня взглядом, словно хотел забраться в черепушку и проверить каждое слово, но я сделала морду кирпичом. Интересно, сейчас размышляет, не пнуть ли меня под зад, нах же ему кукла с изъяном, или думает, что я ему тут нарочно сочиняю, чтобы этого добиться. Узнать мне этого не удалось. Захар поднялся, швырнул деньги на стол и протянул мне руку. — Домой! В квартире он даже не стал ко мне приставать. Залез в шкаф, выбрал там один из костюмов, купленных для меня Серафимой, и швырнул тот на кровать. — Собирайся! — Куда? — На работу тебя устрою. А то, смотрю, одну тебя чревато оставлять. Глава 27 Гнаться за Аланой, настаивая на правдивых ответах, смысла я не видел. Черта с два я ее смогу прижать. Не руки же ей выкручивать, а на добровольное признание тут рассчитывать не стоит. Возвращаясь к брату на кухню, я хорошенько принюхался к своим ладоням, которыми прикасался к лицу невесты. Ничего отчетливого, кроме запаха кожи Аланы и ее обычного парфюма, уловить не смог, но непонятное ощущение какого-то мощного родства с ней с сильной примесью вины вновь нахлынули на меня, вот только теперь они уж точно казались неправильными, чужеродными, что ли. Особенно из-за того, что их уверенно перекрывал словно въевшийся в мои одежду и тело аромат Аяны. И еще пикантный моментик: несмотря на то, какой трындец случился только что, у меня стоял, и не думая падать, но, однако, настоящего возбуждения я не чувствовал ни капли. Приплыли. Моей паре надоело ждать нашего окончательного сближения, и хитрая детка решила дать мне пинка в нужном направлении, использовав какое-то коварное бабское средство? Чем, по расчетам Аланы, должен был завершиться ее визит? Изнурительным трахом, совместным пробуждением, желательно заставшими нас врасплох свидетелями? Да не удивлюсь, если у нее сейчас самые благоприятные дни для залета — то-то так старалась. И если бы не Родька, то, скорее всего, прямо сейчас я бы засаживал ей, убивая возможность и дальше оттягивать счастливое воссоединение в образцовую семейную ячейку, плодящую маленьких метаморфов. Родька все еще был в шкуре, и я поднял с пола его увесистую тушку и перенес на диван в гостиную, уселся в кресле дожидаться, когда очнется. Минут через пять он завозился, сразу заскулив, и вернул кожу, моментально схватившись за голову и вскочив. Но тут же упал обратно на задницу. — Тво-о-ою-ю-ю же-е-е ма-а-ать! — буквально провыл он, скривившись и закачавшись вперед-назад. — Что же за хрень! Захар? Я же не… Что сотворил-то? — Ты — толком ничего, — успокоил его. — И мне не дал. Есть от тебя польза, Мелкий. — Да мне не до шуток, — заныл он, начав качаться еще сильнее, держась за виски. — Я же на твою пару полез! Да как так-то? Она же мне и не нравилась никогда! Не пил и не обдолбанный, с чего переклинило, а? Он виновато уставился на меня, выглядя жалко-перепуганным. — Прости меня, я не хотел… не понимаю, как… Зачем, бля? — Выдохни, братишка. Алана тут сама начудила. Заставить меня на себя запрыгнуть хотела со стопроцентной гарантией, а сработало что-то в полную силу почему-то на тебе. Может, потому, что несколько часов подряд до этого я трахался, как ошалевший, и не факт, что во мне хоть капля спермы осталась. Кончал я с Аяной каждый раз так, что чудилось: она меня досуха выжимает, до состояния тысячелетней мумии, ей-богу. Резко вдохнул, вспомнив, в какой хренов фонтан моя кукляха меня способна обращать, и вот тут мой упрямый стояк обрел всю положенную чувствительность, напрямую связанную и с импульсом желания от паха до мозга, и с картинками недавнего секса. — Алана… она… ох, ни хрена себе! Вот су… прости. — Родька то и дело заикался, ошалело пялясь на меня. — Стоит? — кивнул я на оттопыренную ширинку в лохмотьях, оставшихся от его джинсов, и он покраснел еще больше, дернувшись прикрыться. — Аж до боли адской, — смущенно пробормотал брат в ответ. — Пойди, блин, передерни, а то еще хуже станет, не дай бог. — Да тут уже хуже некуда! Родька сорвался с дивана и ломанулся в ванную, неуклюже ковыляя и постанывая. Я уж подумал, что и мне самому не помешает смотаться за тем же, но, как ни странно, после того, как моя похоть сама собой переадресовалась на воспоминания о постельной акробатике с Аяной, эрекция сошла на нет, будто мой член был в курсе, что сейчас той, в которую он хочет, нет поблизости, и нечего торчать тут столбом, ее выглядывая. Я выплеснул чай, вымыл кружки и включил кофе-машину. Заметно повеселевший Родька пришлепал босыми ногами по плитке, когда напиток был уже готов. — Блин, обуйся! Шастаешь тут босой! — заворчал я на него. — Да фиг с ним! — отмахнулся он, совсем как в детстве. — Ты мне скажи, что мы делать будем? Алана же может нам… ну, в смысле, мне предъявить. Типа попытка изнасилования. — Черта с два она станет это делать. А вот нам есть что ей в вину поставить. Как ни крути, это вполне себе на отравление тянет. — Скажешь тоже, отравление, — фыркнул брат. — Наверняка какой-нибудь афродизиак раздобыла, страсть разжечь, и все такое. — И все такое? А теперь представь, какое оно было бы, не окажись меня дома или если бы тебя не вырубил. Ты же не в себе был. Мог и до смерти затрахать, если бы она не обернулась и сдачи не решила дать. А выкатился бы весь этот ваш кошачий концерт за пределы квартиры, и сколько бы продлился — кто знает? Перспектива, что соседи вызвали полицию и тебя застрелили бы, как бешеное животное, радует? А могли и вовсе без ментов обойтись. Ты в курсе, какая коллекция оружия у соседа моего по этажу Самойлова? Да он из тебя решето бы сделал мигом. Само собой, мы могли пережить большинство ранений, кроме разрывной пули прямо в сердце или голову. Восстанавливались не так быстро, как показывают в дурацком человеческом кино, но все же в десятки раз скорее, чем человек. Серебро, застрявшее в теле, тоже могло стать серьезной, даже смертельной проблемой, но кто же сейчас серебряные пули-то отливает, да и медицина на высоте. Но ничего из этого не отменяло вероятности эпичного гемора, в который все могло вылиться. — Ну, если с такой точки зрения на это посмотреть… — насупился брат. — Только знаешь… Вам ведь реально жить потом вместе, а я, по сути, сам к тебе на постой навязался, и, выходит, в ее расчеты не входил, значит, не хотела она ничего плохого… — Ты к чему это сейчас мямлишь? — К тому, что если она не в обиде, то на меня вообще наплюй. Она твоя будущая жена, я и извиниться перед ней не переломлюсь, лишь бы у вас все нормально потом… Я моргнул пару раз, уловив некую незнакомую или же давно забытую, что ли, тесноту за ребрами от его слов. — Да забей! — Я глянул на часы, не желая продолжать разбор этой неприятной темы или анализировать неожиданное беспокоящее тепло в районе сердца. — Полтретьего. Давай по койкам! Родион еще что-то пытался бубнить, извиняясь, но я отмахнулся. Мне тут наедине с самим собой все переварить необходимо. На Алану за ее попытку манипулировать мною таким образом я не злился. Ради бога, по своей работе мне случалось иметь дело с такими внутрисемейными терками людей и оборотней определенного круга, что ее сегодняшняя выходка — невинная шалость. Ну нетерпячка у дуры-бабы, хочется ей определенности, чего уж тут, расстрелять ее? Сто процентов из ста даю, что на нее мать давит, как на меня моя. Они у нас две те еще яростные поборницы идеи поддержания в достойном количестве популяции метаморфов и отказа смешения нашей крови с простыми перевертышами. Естественно, зацепило по ходу брата, и это плохо, но обошлось, причем и для него, и на время для меня — и уже замечательно. Грызло меня другое. Я все никак не мог отпустить пережевывание ощущений, которые вызвало во мне это чудодейственное средство, что использовала Алана. Не просто же так они мне показались какими-то чрезвычайно знакомыми, отпечатанными где-то внутри. Не отпускало понимание, что я их знаю, испытывал, и это приводило к очень любопытным и, вполне вероятно, очень значимым выводам. Могла ли Алана использовать в наши семнадцать это же средство, чтобы заставить выскочить наружу моего зверя? Судя по тому, как на раз выпрыгнул он у Родьки, то запросто. А ведь брат на данный момент ни разу не голодный легковозбудимый пацан, каким был я тогда. Смущало только, что сегодня я слишком реально чувствовал еще целую гамму эмоций, помимо возбуждения. Ностальгию, желание заботиться, вину и черт знает еще что. Вспомнить, было ли так же много лет назад, я не мог. Мы тогда с Аланой несколько дней мало что соображали, я уж точно, только трахались и трахались, перекидываясь туда-сюда. По свершившемуся факту и с позиции опытных старших наши семьи нарекли нас истинной парой, а мне и в голову не приходило как-то оспаривать это. Почему? Ну, допустим, я рос с мнением, что обрести истинную пару — это круто. В таком юном возрасте — дважды круто. Но вот вопросик: отчего меня после того безумства не сильно-то и влекло к ней, и я запросто согласился с решением наших родителей, что семью и детей нам рановато заводить и нужно повременить. Типа, само ритуальное действо по соединению состоялось, но мы уже не дикари примитивные, и нужно погодить и состояться в жизни. Нигде особенно не заныло. Тянуло ли к Алане? Ну да, поначалу-то сильно, но Алана тогда была для меня тождественна сексу и удовольствию, а когда я стал находить все это и в других местах, так и осталось одно только… черт, что? Что у меня к ней осталось? Понимание, что связан обязательством? Привычка думать, что однажды нам все равно быть вместе? Нечто из разряда аксиом, основополагающих законов природы, как вода мокрая, то, что ты принимаешь как есть, не анализируя и не спрашивая себя почему. А вот сейчас задумался. И выводы-то не радуют. Если вдруг наша с Аланой истинность не более чем хитрый фокус, то это открытие не слишком что-либо меняло в нашем с ней положении. Если смотреть на все с точки зрения сохранения чистоты крови метаморфов, то она и была идеальной для меня кандидатурой для размножения. И вот, кстати, не слишком ли идеальной, чтобы чисто случайно и так удобно оказаться и истинной? У меня сейчас паранойя развивается, или раньше мои мозги и логика были в глубокой заднице, что я жил, не спрашивая себя об этом. Как бы то ни было, просто так я это спускать не собираюсь, разберусь. Как и с какими последствиями — еще понятия не имею. На том и отрубился. Звонок Аяны разбудил меня в проклятые шесть двадцать, и это учитывая, что уснул я после всех раздумий около четырех. Но на мою кукляху я не рассердился. Надо же, какая она у меня исполнительная. Вот только обеспокоило, какого хрена ей не спится, и это после того, как я ее чуть ли не до изнеможения укачал. Без сомнений, что вся наша ситуация для девчонки — тот еще стресс, но она молодая, у нее гибкая психика. Серафима мне сказала, что Аяна прекрасно справляется вроде. Умная тетка много чего еще говорила, по мне, большинство — незначительные частности… Но что если они не так и незначительны, и не сорвется ли мультяха? Ведь, по сути, если психанет и забьет на нашу сделку, то что мне останется? Хватать и силой держать? Цепями к себе приковывать? Может, просто не нужно так крутенько налегать на ее дрессировку в стиле «знай свое место»? Ясное дело, это правильно — не плодит ненужных иллюзий у нее и, что гораздо важнее, оберегает меня от излишней привязанности к ней. Ну а если глянуть с другого угла зрения? Нет лучшего способа вызвать оскомину, чем жрать от пуза при любой возможности, каждый день, одно и то же, верно? Так может это и есть мой вариант «слезть» с Аяны постепенно, а эти посещения с типа свиданиями как раз работают, как гребаные инъекции наркоты, подсаживающие на нее, а не вызывающие пресыщение. Я уснул снова, решив разобраться в этом потом, а то в голове в полусне реальная каша. Но кто бы дал мне поспать! Показалось, и минуты не прошло, как телефон запел в ухо опять. — Да! — Захар Александрович, прошу прощения за раннее беспокойство. — Голос моей личной помощницы Людмилы был тошнотворно бодрым, как и всегда. И это не могло не раздражать меня, хрипящего спросонья, как чахоточный при смерти. — Я рабочий же телефон никогда не выключаю, и тут на меня вышла некая госпожа Ямская. — Кто?