Леле очень хотелось в это верить. Через пару часов Томочка ушла домой, вернее, к тете Ире. Проводив ее, Леля долго стояла под душем, делая воду то обжигающе горячей, то почти ледяной. Вода лилась в ванну с шумом, и потому Леля не услышала звонка телефона. А когда вышла, взяла сотовый и увидела знакомый номер. Кровь бросилась в лицо, руки задрожали. Миша все-таки позвонил! Глава вторая Когда Леля была маленькая, она терпеть не могла середину и конец января. Самое обидное время года – так ей казалось. Первые десять январских дней были прекрасны, потому что это – зимние каникулы. А потом на смену веселью, снежкам, санкам или бессмысленно-бестолковому и потому особенно прекрасному валянию на диване наступал конец. Елку разбирали, праздник заканчивался, приходилось снова браться за учебники. Начиналась третья четверть – самая длинная, бесконечная. Мысленно Леля делила ее на кусочки: короткими перебежками было легче добраться до весенних каникул. Первый кусочек длился до конца января, дальше – от первого февраля до двадцать третьего, от мужского праздника было рукой подать до женского, а там пара недель – и все! Первый кусочек, осколок января, давался сложнее всех, и длился почему-то дольше. Маленькая Леля переползала из темного утра в ранний вечер, остро ощущая, что до следующего новогоднего чуда еще целый год. Дальше темп ускорялся, дни становились длиннее, за сердитым завываньем февральской метели все отчетливее слышался звонкий, обнадеживающий перезвон капели. Леля выросла, но нелюбовь к этому времени не переросла. И только этот год стал исключением, потому что весна наступила уже в январе. Когда Миша позвонил, поздравил с Рождеством и спросил, не сможет ли она завтра навестить его, Леля была не просто счастлива – почувствовала, что ее воскресили. Вытащили из холодного подвала, где она находилась в последнее время, прямо на солнышко, и свет этот согрел каждую клетку, осветил ее изнутри волшебным сиянием. Мишу продержали в больнице до двадцатого января, и Леля навещала его каждый день. – Мне надо объяснить тебе, почему я уехала, – сказала Леля, придя в первый раз. – Хочу, чтобы ты понял. Похудевший и бледный Миша улыбнулся краешком рта. – Я и так все понимаю. Давай просто забудем об этом. Ты имела право испугаться – ты ведь об этом хотела сказать? Леля порывисто взяла его за руку. – Миша, я… – Тебя однажды обманули, оттолкнули – как тут не станешь сомневаться? Она не ответила. Вместо этого прижалась к Мише близко-близко, обняла, словно желая в нем раствориться, как кусок сахара в горячей воде. – Ты прощаешь? – Не за что прощать. Это нам с тобой только на пользу пошло. Теперь мы никогда не расстанемся. – В глазах промелькнуло что-то. – Будем беречь друг друга. Миша изменился – Леля поняла это не сразу. – Он как будто взрослее стал, мягче, – говорила она Томочке по телефону. – Говорит взвешенно, держится спокойнее, сдержаннее. Раньше был мальчишка, а теперь солидный стал, умудренный. – Еще бы он не изменился – такое пережить! Сколько человек в коме пробыл! Время мчалось вперед, дни бежали незаметно, каждый раз принося что-то хорошее, доброе. Миша восстанавливался, воспаление старого шрама от укуса Мортус Улторем (подробнее – в романе «Узел смерти» – прим. ред.), причину которого так и не удалось установить, купировали. Температура больше не поднималась, сонливость и вялость постепенно отступили. Во второй половине января доктора решили, что состоянию Миши ничто больше не угрожает. Однако о возвращении на работу речь все еще не шла. Врачи настоятельно советовали Мише взять отпуск, отдохнуть и набраться сил, пройти курс реабилитации в санатории, так что сразу после выписки ему предстояло три недели прожить за городом: под Быстрорецком был оздоровительный комплекс «Лесная сказка», дорогущий, словно какой-нибудь популярный европейский курорт. В глубине души Леля ждала, что Миша предложит ей поехать с ним. Или хотя бы попросит приезжать почаще. Но он не предложил. Только говорил о том, что хочет все обдумать, решить, как жить дальше. – Вот увидишь, вернется оттуда и предложение тебе сделает! – заявила Томочка. Леле не хотелось опять разлучаться с Мишей, но она решила не подавать виду, что ее немного задело его желание побыть одному. Отвезти сына в санаторий должен был Юрий Олегович, а Леля с Ильей пришли его проводить. – Он даже домой не заедет? – спросила накануне Леля Мишиного отца. – А зачем? Мы с женой вещи ему собрали, купили там по мелочи, что он просил. Чего время терять? Леля заехала за Ильей, чтобы вместе отправиться в больницу. Сам он пока автомобилем не обзавелся. В последнее время им почти не удавалось поговорить, они и не виделись толком с того времени, как в конце декабря все втроем – Леля, Илья, Юрий Олегович – дневали и ночевали под дверями реанимации, где Миша боролся со смертью. Никто не мог понять, что с ним, в чем причина глубокой комы, каковы прогнозы. – Как мама себя чувствует? – спросила Леля, когда Илья сел в машину. – Она у меня молодцом, – с гордостью, словно об успехах ребенка, ответил он, пристегивая ремень безопасности. – Как раньше, конечно, уже не будет, говорить не сможет, правая рука не восстановится, но она так старается, адаптируется! Рисует левой рукой, пишет понемногу. По дому стремится что-то делать, со всем хочет сама справиться! Илья улыбнулся. Леля знала, что мать Миши была пьющей, сыном не занималась, но он не отвернулся он нее, помогал деньгами, а после инсульта выходил, поставил на ноги. Миша, который дружил с Ильей с первого класса, как-то обмолвился, что только после болезни тетя Ира стала человеком, поняла, какой удивительный у нее сын. Изо всех людей, которых знала Леля, Илья был самым самоотверженным, добрым, правильным (без самовлюбленного занудства), порядочным до мозга костей. Леле хотелось сказать ему, что он настоящий герой, но она постеснялась, думая, что это прозвучит глупо и пафосно. Вместо этого сказала: – Очень здорово! Твоя мама – борец. Некоторое время они ехали молча, потом Илья повернулся к Леле и проговорил: – Вот видишь, все и наладилось. Я же говорил тебе: главное – верить. – Ты был прав. – Тот момент, когда Миша не узнал тебя, – осторожно сказал Илья. – Он как-то объяснил, почему это случилось? В тоне его, вроде бы небрежном, прозвучало напряжение, и Леля удивленно покосилась на своего пассажира. Насколько она знала, у Миши с Ильей никогда не было секретов друг от друга, и то, что Илья спросил об этом у Лели, могло означать одно: Мише он такого вопроса не задавал. Но почему? – Сказал, это было временное помрачение, только и всего. Были и другие события, память о которых вернулась не сразу. – Какие, например? Леля задумалась и поняла, что Миша не сказал ей. Точнее, она не спрашивала. – Мне кажется, это уже не важно, – улыбнулась девушка, и Илья с преувеличенным энтузиазмом подтвердил: – Конечно, нет! Главное, что плохое позади. По стечению обстоятельств, говоря об этом, они проезжали здание, недолго бывшее отелем «Петровский». Прежде там располагалась городская больница, и после известных событий оно снова должно было стать медицинским учреждением: онкологическим диспансером (подробнее читайте в романе «Отель «Петровский» – прим. ред.). Старинное здание стояло на холме, горделиво взирая на раскинувшийся внизу город. Сколько мрачных тайн оно хранило с той поры, как было построено! Леля поглядела на бывший отель «Петровский» и заметила, что Илья избегает смотреть в ту сторону. – Ты когда-нибудь расскажешь мне, что там случилось? – спросила она. В газетах писали про непонятно по какой причине случившееся землетрясение, сотрясавшее исключительно это здание. А Миша зачем-то пошел туда незадолго до этого, потерял сознание в холле и впал в кому по опять-таки неизвестной причине. «Кажется, слова «непонятный» и «неизвестный» встречаются слишком часто», – подумала Леля. – Когда-нибудь расскажу, – ответил Илья. – Хотя, по правде говоря, лучше бы выкинуть все из памяти. – Он немного помолчал. – Я спросил Мишу, что он увидел в отеле, что с ним произошло. Но он ничего не помнит. Во всем, что касалось «Петровского», чувствовалась недоговоренность. Видно было, что говорить об этом Илья не хочет, тема ему неприятна, поэтому он довольно неуклюже сменил ее, взявшись расспрашивать Лелю об учебе. Она приняла правила игры, не стала настаивать. Вскоре они добрались до больницы. Белый внедорожник Матвеева-старшего уже дремал на стоянке. Леля с Ильей вышли из машины и направились к дверям. Было морозно, снег похрустывал под ногами, и Илья сказал: – Мишка лыжи любит. Надеюсь, там можно будет кататься. Они вошли в вестибюль и увидели Мишу с отцом, выходивших из лифта. Юрий Олегович заметил их и помахал. – А вот и группа поддержки! – сказал он. Илья и Миша пожали друг другу руки. – Лелечка, что-то мы с тобой все больше в больницах встречаемся. Эту порочную практику надо прекращать! Вот Миша вернется из «Сказки» – и обязательно придете к нам в гости. Да, сын?