Дальше – больше. Лукавая тварь из другого мира продолжала играть со мной, все больше пугая, все сильнее мучая. Шаги – таков был следующий этап. Сидя в одной комнате, я явственно слышала: кто-то ходит за стеной или в коридоре. Иногда это звучало как тяжелое шарканье, когда человек еле передвигает ноги, не в силах оторвать их от пола, а иногда – как короткий топоток, словно шаловливый ребенок перебегает с места на место. – Кто там? – выкрикивала я, боясь того, кто может отозваться. Но никто не отвечал, а если я заходила в соседнюю комнату или выглядывала в коридор, то никого там не находила. Чьи-то руки стучали в дверь, когда я была в ванной. Передвигали стулья и посуду. Мне давали понять, что не оставят в покое, и на меня накатывали приступы ужаса и отчаяния. Это ужасно: дрожь в пальцах и коленях, желудок скручивается в узел, напряжение не отступает ни на миг. Я перестала спать (если не считать сном редкие моменты, когда сознание просто отключалось от усталости) и жалела, что выбросила таблетки, но пойти к доктору за новым рецептом не могла. Или, может, могла, но на меня накатила такая тяжелая, тупая апатия, когда кажется, что никто не поможет, что ты изолирована от всего мира. К тому же я понимала, что выгляжу ужасно, и боялась, что меня помесят в психиатрическую лечебницу. Момент, когда я стала мечтать там оказаться, был еще впереди… Однажды мне подумалось: может, дело в том, что я поселилась в Ведьмином доме? Меня на полном серьезе проинформировала об этом одна из жительниц поселка. Если дом и вправду был плохим, то, значит, магнитом притянул к себе нечто нечестивое, еще более дурное? Но все же я на девяносто девять процентов уверена, что «ведьма», которая тут жила, просто пришлась не ко двору местным жителям, вот они и городили всякую чушь, и валили на нее свои проблемы. А теперь в доме творится действительно неладное, но виной тому – не мертвая «ведьма», а пока еще живая я. Глупая, доверчивая баба, что навлекла на себя беду. Вскоре после моего последнего разговора с «Петей» случилось то, что окончательно перевернуло, опрокинуло мое прежнее представление о мире. Встав с кровати поутру после очередной бессонной ночи, я обнаружила в кресле возле себя одну из кукол. Она сидела, расправив складки нарядного синего платья. Маленькие ручки чинно сложены, розовый ротик приоткрыт, глаза… Клянусь всем, чем угодно, они были живыми! Кукла смотрела на меня с усмешкой, и в глубине ее глаз, точно искры в догорающем костре, вспыхивали алые блики. Я тоже смотрела, не отводя взгляда, и в какой-то миг, настолько краткий, что, возможно, его и вовсе не существовало, кукла моргнула. Мне показалось, что меня вырвет. Вам когда-нибудь было страшно до тошноты, до такой степени, что организм на физическом уровне пытается исторгнуть из себя ужас?.. Зажав рот руками, я побежала в ванную. Меня сотрясали сухие спазмы, из глаз текли слезы. Кое-как успокоившись, я, держась за стену, выползла из ванной комнаты и пошла в кухню, избегая даже смотреть в сторону спальни. И едва не потеряла сознание, увидев еще одну куклу, сидящую прямо на столе. Этого моя бедная психика выдержать уже не могла, и я свалилась в обморок. Думаю, это был даже не просто обморок, а микроинсульт, потому что с той поры у меня трясется нижняя челюсть – не сильно, но весьма заметно. Да еще и ходить стало сложно, меня словно бы мотает из стороны в сторону. Впрочем, я не врач, а потому не уверена, что правильно оцениваю свое состояние. Очнувшись, я увидела, что куклы на столе нет. Ящик, который я привезла из Луизианы, стоял под кроватью в спальне. Я вытащила его и открыла. Думаю, ожидала увидеть, что ящик пуст, а его обитательницы разбрелись по моему дому: двух ведь я точно видела. Однако куклы лежали там – издевательски-неподвижные, обманчиво-мирные. Ангелочки да и только! У меня случилась истерика: я сидела на холодном полу и хохотала. Не могла остановиться, хотя из глаз уже лились слезы. Я икала, всхлипывала, тряслась, как алкоголик с похмелья. Когда смех прекратился, я захлопнула крышку ящика, оставив кукол в темноте. Потом притащила из сарая длинные гвозди и, как сумела, заколотила крышку. А после перетащила ящик в сарай. Ни на минуту не подумала я, что мне почудилось, а потому не особо надеялась, что гвоздями и перепрятыванием ящика можно решить проблему. Но все же, когда на следующее утро обнаружила одну из кукол в кровати рядом с собой, это произвело на меня шоковое впечатление. Страх – не точное, слабое слово, никак не способное описать то, что я почувствовала. На меня просто обрушилось небо… Ладно, постараюсь опустить эмоции и придерживаться фактов. А факт в том, что, вскочив с кровати, я заорала от невыносимой боли. На полу, вдоль кровати, лежала длинная доска с гвоздями – теми самыми, которыми я накануне заколачивала ящик, чтобы не дать куклам выбраться наружу. Только они все равно выбрались и отомстили мне. Я со всего маха наступила сразу на два гвоздя, и они вошли глубоко в правую ступню. Мне еще повезло (если в моем случае уместно говорить хоть о каком-то везении), что боль была такой жаркой и острой, что я повалилась обратно в кровать и не успела поранить еще и левую ногу. Подвывая и плача от боли, кое-как доковыляла до ванной, где держала аптечку. Все кругом было залито кровью, она никак не желала останавливаться. С трудом обработав свои раны, я наложила повязку, пошла в гостиную и села в кресло. Сколько просидела, понятия не имею. В голове не было ни одной мысли, в виски стучалась и билась одна лишь фраза: «Я скоро умру». В том, что куклы сживут меня со свету, сомневаться не приходилось, помощи ждать неоткуда. Кто поверит поехавшей умом старухе, в которую я превратилась за считанные дни? Мужа нет, родных и друзей, кому я могла бы доверять, – тоже. Правда, есть один молодой человек – Илья, журналист. Хороший парень, умный, решительный, но при этом порядочный – редкое сочетание. Не так давно мы случайно встретились, и я, под влиянием момента, наговорила ему всякого. Он, наверное, и не понял, о чем я, и хорошо, что не понял – целее будет. Илья мог бы мне поверить, точно поверил бы, он сам сталкивался с мистическими проявлениями. Но мог ли помочь?.. Скорее всего, нет. А раз я даже и не уверена, то стоит ли втягивать его, заставлять рисковать понапрасну? Тем более вина во всем этом моя и ничья больше. Так что пускай Илья живет спокойно, он, кажется, счастлив с той милой крошкой… В общем, приходилось рассчитывать только на себя. Между тем, ситуация день ото дня становилась все хуже. Стоит ли говорить, что проклятый ящик вернулся под кровать, и куклы выползали из него, чтобы меня мучить? Адские создания не оставляли меня ни на минуту, появлялись то в одной комнате, то в другой. Краем глаза я то и дело замечала серые тени, какое-то шевеление то тут, то там, но увидеть, как куклы двигаются, застать их за передвижением не могла, они просто оказывались в разных местах. Я слышала, как они хихикают, перешептываются, сговариваясь против меня. Их шаги, шепот, приглушенный смех – все это сводило с ума. Спать я стала на диване: слышать, как они шебаршатся в своем ящике, было выше моих сил. Впрочем, уснуть не пыталась, сидела, прислушиваясь, включив всюду свет. Нога не заживала, наоборот, покраснела и опухла. Ее дергало болью, наверное, нарывало. Рано или поздно придется обратиться к врачу, а пока я меняла повязки, прикладывала мазь и глотала обезболивающие. В одну из бессонных ночей, когда я сидела, закрыв дверь и слушая, как пустой дом наполняют звуки шагов и голосов, мне подумалось что нельзя быть такой тряпкой. Я никогда не была размазней, никогда не сдавалась. Поэтому дождалась рассвета (мне казалось, в темное время суток куклы сильнее, а может, это я чувствовала себя более уверенной днем!), похромала в спальню, вытащила ящик с куклами из-под кровати, убедившись, что все гадкие твари на месте, выволокла его во двор, облила бензином и подожгла. Я верила в очистительную силу огня! Очень хотела верить, вот только ничего у меня не вышло: как я ни пыталась, пламя так и не вспыхнуло. От запаха бензина разболелась голова, и не было ни единого логичного объяснения, почему деревянный ящик не вспыхнул, как порох, не загорелся вместе с сущностями, что находились внутри, но, промучившись почти час, я отступила. Отступила, но не отчаялась. Я все еще верила, что у меня оставался шанс на спасение – и, возможно, так оно и было, если бы я не разозлила темные силы попыткой сожжения. А может, время было упущено еще раньше, и у меня в любом случае ничего бы не вышло. Короче говоря, в тот момент, когда стояла над треклятым ящиком, внезапно решила: нужно бежать. Просто бежать, бросив все, не возвращаясь даже за вещами, деньгами и документами; бежать куда угодно, и черт с ним, с домом, проживу как-нибудь. На улице было холодно: февраль выдался на редкость суровым, морозным. На мне был наброшенный поверх домашнего костюма старый пуховик и демисезонные сапоги, которые я впопыхах натянула вместо зимних. Про такие мелочи, как шарф, шапка и перчатки я, разумеется, и не подумала. И вот, с непокрытой головой, черт-те как одетая, я рванула к воротам, запретив себе обращать внимание на боль в ноге. Дальнейшее сложно объяснить… Пробежать мне оставалось немного, всего несколько метров, но эти метры превратились в километры. Ворота замаячили вдали едва заметной точкой, а вокруг меня была колышущаяся тьма. В ней гасли звуки – я не слышала ни своих шагов, ни дыхания, это было все равно что двигаться во сне. Или, может, в невесомости. Дыхания не хватало, я все бежала и бежала, пока не очутилась там же, откуда и начала свой бег: возле ящика с куклами. Бежала я или топталась на месте? Не знаю… Но я попробовала снова. Пробовала трижды! Однако мне так и не удалось отойти от ящика ни на сантиметр. Более того, сами ворота и калитка в какой-то момент пропали, исчезли без следа. Их не было (как нет и сейчас, когда я смотрю в окно!), осталась лишь глухая кирпичная стена, которой я велела окружить дом, чтобы скрыться с воскресшим мужем от любопытных соседских глаз. Причем стена эта стала выше, поэтому я словно бы упала на дно колодца… Только представьте себе, я очутилась в каменном мешке, сижу тут уже несколько дней (или месяцев?), и мне не выбраться, не вырваться. Я сдалась – сдалась полностью. После неудачного поджога и попытки к бегству поняла окончательно и бесповоротно, что битва проиграна. Без сил побрела к дому и заперлась там в смешной попытке укрыться от своих преследователей. Конечно же, ничего не вышло: и ящик, и куклы оказались внутри, не успела я доковылять до спальни. Черная магия, против которой бессильны и вера, и молитвы, теперь обращена на меня. Пишу эти строки спустя, вроде бы, пять дней после неудачного поджога. Или прошло больше времени? Все так перепуталось, а в последнее время стало еще запутанней. Раньше куклы были только в моем доме, а после поджога поселились в моей голове, в моем сознании. Теперь кукла – я сама. Они шепчут что-то, и, хотя слов не разобрать, это мешает сосредоточиться. Я забываю людей и события, в памяти то и дело образуются черные провалы; забываю поесть, похудела так, что вся одежда висит мешком. Подумать только, не так уж давно я мечтала сбросить вес! Правильно говорят: бойтесь своих желаний, ибо они могут сбыться. Иногда я обнаруживаю себя там, куда не собиралась идти, делающей что, чего делать не хотела. Их власть велика, но, как оказалось, пока еще не безгранична. Выяснила я это случайно. Когда куклам скучно, они играют со мной, и недавно они чуть не заставили меня съесть кусок хлеба, в котором были иголки. Лишь в последний момент я обнаружили иглы и выплюнула, но весь рот был изранен. Плача и причитая, я вдруг поняла, что не слышу их. Голоса в моей голове смолкли. Боль заглушила их! Если боль в ноге, которая немного утихла, стала привычной, не помогала справиться с ними, то новые страдания – вполне! Осознав это, я поняла, что еще могу бороться, и решила сделать то единственное, на что оставались силы: рассказать обо всем. Я пишу это письмо с перерывами. Дверь моя заперта, а под рукой – нож, которым я кромсаю свою плоть, как только чувствую, что куклы прорываются в мое сознание. Делать это приходится все чаще и чаще, то ли потому, что они становятся сильнее, то ли потому, что слабею я. Но труд мой уже завершен: я подошла к событиям сегодняшнего дня, и сказать мне более нечего. У этой истории не будет финала, точнее, не будет на бумаге. Тот, кто читает эти строки, уже знает его, а вот я, автор, – нет. Сейчас вечер, я собираюсь поставить точку и засунуть письмо в игрушечную дорожную сумку. Доверю хранить его одной из своих любимиц, кукле по имени Вера, которую подарил мне Петя. Доверю веру Вере. Своих куколок я не боюсь, это ведь не те звери, что бродят по дому, а всего лишь милые игрушки, которые так долго меня радовали. Тишина в доме, тишина в голове… Нет, кажется, дверь хлопнула. Или снова чудится? Все, прощаюсь. Пора спрятать письмо». Глава девятая Что со всем этим делать? Илья никак не мог решить, как поступить. Сведений было много, но они отрывочны, разобраться во всем не получалось. – Итак, что мы имеем? Миша подарил матери куклу. Мать поправилась. Томочка… Нет, Томочка с этим не связана. Или все же связана? – Илья ходил из угла в угол и говорил сам с собой. – Хорошо, оставим это пока. Марта Иосифовна привезла из Америки кукол и погибла. Куклы пропали. История жуткая, но какое отношение она имеет к той кукле, что оказалась у матери? Если предположить, что это одна из тех трех, то где остальные две? И, главное, как кукла попала к Мише? На этом месте Илья забуксовал окончательно. Миша не был знаком с Мартой, он ее никогда не видел, не знал, кто она. Информации не хватало, разрозненные факты не желали складываться в одну картинку. «Или они никогда и не были связаны, вот пазлы и не сходятся», – резонно заметил внутренний голос. Могло ли быть, что история с куклой матери – это одно, а магические куклы из Луизианы – совсем другое? Могло, конечно. Выход напрашивался один: необходимо спросить у Миши, где он взял куклу Габриэлу. Он говорил, что купил ее, но у кого? Надо найти продавца и все о нем узнать. Илья собрался поехать к Мише прямо сейчас, невзирая на недавнюю ссору: все равно нужно мириться, так лучше раньше, чем позже. Свалиться к Мише с Лелей на голову без звонка было не слишком удобно, и Илья взялся за сотовый. – Здорово, Илюха, – немедленно отозвался Миша. – Ты меня прости, наболтал всякого сдуру. Мир? Вот такой он, Миша. За эту его открытость и прямоту Илья особенно ценил друга. – И ты меня прости. Разнервничался, как барышня. – Приезжай к нам, – предложил Михаил. – Ты, небось, на работе еще?