Я очень люблю русских бабок и знаю, что волнует их больше всего. А больше всего их волнует, какая у кого причёска. Подошла ко мне бабка в магазине и спрашивает тихим вежливым голосом: «Девушка, можно к вам обратиться? Скажите, пожалуйста, а откуда эта мода на длинные распущенные волосы пошла?» А у меня как раз были длинные распущенные волосы, потому она ко мне и обратилась. Я вежливо улыбнулась и ответила: «Не знаю, наверное, от ведьм». – «Знаете, моя бабушка про это говорила “лохмы, космы и патлы” – так она это называла. А сейчас все на одно лицо так ходят», – высказавшись, бабка ушла. Через несколько дней мы с Гошей купили хорошенькую пушистую ёлочку у метро и понесли домой. Наш путь проходил мимо бабки, которая продавала еловые ветки. «Лысая-то какая! Как твоя голова!» – прокомментировала бабка нашу ёлочку и короткие волосы Гоши. Бабкам трудно угодить, на то они и бабки. Ещё одна бабка Я стояла с коляской у МФЦ, пока Гоша оформлял детскую карту. Подошла бабка неопределённого возраста, накрашенная, с кудрями и вся довольно кокетливая. Спросила: «Девушка, вам сколько лет?» Я ответила: «Тридцать один». Бабка: «А я думала – семнадцать. Я – художница. Смотрю, думаю, такая юная, лет семнадцать. Так держать! А мне восемьдесят пять». – «Ну, вы тоже прекрасно выглядите». – «Так я ведь художница. Художница, поэтесса, люблю Россию». – «Я тоже», – сказала я бабке. Разошлись довольные друг другом, как две дамы творческих профессий, выглядящие моложе своих лет и любящие Россию. Второе рождение Гоша с Денисом как-то раз сформулировали: человек рождается дважды, один раз как трагедия, второй раз как фарс. Дрогнула рука Перед рождением Егора мы долго с любовью делали ремонт комнаты. Повесили натяжной потолок, поклеили новые обои, отциклевали пол. Потом Гоша и согласившийся помочь Денис сами покрывали его лаком, долго с ним возились, несколько раз переделывали. Паркет был прекрасен, светел, радостен, украшен плинтусами цвета полярного дуба. А вскоре после завершения работ у меня дрогнула рука, и я пролила на пол целую бутылочку зелёнки. Лишение иллюзий Как-то раз я пришла на склад издательства, где выходила моя книга стихов, чтобы докупить несколько экземпляров. Мне сказали, что книги нет, надо из Москвы заказывать. Я попросила: «Закажите, а то вдруг кто-нибудь захочет купить». Мне ответили: «Если бы вашу книгу хоть раз в течение года кто-то бы спросил, мы бы, конечно, ее заказали. Но за последний год ее никто ни разу не спрашивал». Ушла, лишившись иллюзий. Началось Мальчик младшего школьного возраста сосредоточенно рылся в снегу рядом с моим домом. Что-то нашёл с озабоченным выражением лица и грустно сказал: «Ну вот, началось». Я подумала: что началось? Мальчик помолчал немного и добавил: «Шприцы в снегу…» Мои подружки – проститутки Когда мне было лет двадцать, под окнами у нас на Ленинском постоянно стояли проститутки. Проститутками тогда работали очень многие девушки из наших домов, в частности, из моей бывшей школы. Периодически по Ленинскому медленно проезжали ментовские машины – они следили, чтобы не было новых нелегальных проституток, и если видели новое лицо, то останавливались. Проститутки должны были у них сначала получить «разрешение» на работу и потом постоянно выплачивать им какую-то долю. Я по ночам часто ходила гулять одна и иногда тусовалась с проститутками. Болтали о том о сём, они меня угощали дешёвыми коктейлями в банках, которыми сами согревались. Рассказывали о себе, были они в основном наркоманками. Спрашивали меня, колюсь ли я и не хочу ли тоже так работать, рассказывали о расценках. Я всё внимательно расспрашивала. Многие рассказывали, что их парни или мужья вообще не подозревают, чем они занимаются. Какие-то отмазки у них разные для этих парней были, про другую ночную работу. Иногда наше общение приходилось прерывать – вдали появлялась ментовская машина, и я быстренько уходила, чтобы не приняли за проститутку и не докопались. В соседних домах была ещё одна квартира, куда я иногда заходила в гости. Её снимали мои подружки, они тоже работали проститутками, но не на улице, а в интим-салоне. Мы курили на кухне, болтали, а потом валялись на кровати и слушали песню про «Наши юные смешные голоса». А сейчас всё не так: на Ленинском давно уже нет проституток, а мои подружки из интим-салона давно пропали с горизонта, но по крайней мере одна из них стала известной моделью, и, насколько я знаю, она богата и счастлива. В палате Я лежала в больнице на сохранении. Молодые женщины в моей палате разговаривали сутками, и только я молчала. Разговоры были в основном такие: «Одни чурки кругом, неруси, и на отделении тоже», «На первом этаже – бомжи, наркоманы, хоть бы они все сдохли», «У всех мужчин-гинекологов что-то не то или с психикой, или с ориентацией, иначе зачем бы они выбрали такую работу», «Я не люблю кошек, у меня была кошка – я её выгнала». Пришло известие о смерти Дениса Вороненкова, о котором я до той поры ничего не знала, – у девушек было бурное ликование. Прямо вот в больничной палате беременным женщинам было до этого дело, и они бурно радовались. Я молча лежала, ела шоколадные конфеты из тумбочки, читала книгу. Я смотрела на жухлую, как небо, дождь и выщербины в асфальте, траву в окне, на провода, трубы и подъёмные краны вдали. Мёртвые приходили на ум. Стоял март, и прямо под окном было трамвайное кольцо и чёрные ямы под дождём во дворе. За стеной третьи сутки плакала соседка. Вскоре меня выписали под весенний снег, и я поехала с кольца на трамвае по Бухарестской. Как меня ошибочно приняли за суицидницу Когда я была беременна, у меня обострились, как бы это помягче сказать, психические проблемы. В частности, я стала очень бояться заразиться чем-то через кровь. И для меня очень остро встал вопрос зубных щёток. Вопрос этот состоял в том, видна ли на цветных зубных щётках кровь, ведь вдруг кто-нибудь придёт ко мне в гости, почистит зубы моей зубной щёткой, на ней останется кровь, я её не замечу, тоже почищу зубы и заражусь. Эти мысли очень меня мучили, и я решила провести эксперимент: я взяла бритву, порезала себе руку, чтобы добыть кровь, и измазала этой кровью разные зубные щётки, чтобы понять, видна на них кровь или нет. Кровь была видна. На специально купленной с этой целью чёрной зубной щётке трудно было сразу понять, что это кровь, но видно было, что она в чём-то измазана, щетина стала ещё темнее в этих местах. В общем, эксперимент прошёл удачно. А вот потом я зачем-то показала порезанную руку Гоше, и он залил мне порез йодом, приложил вату и забинтовал. Этого делать было нельзя, образовался страшный огромный химический ожог. С ним я поехала встречать Новый год в Выборг, а сразу после Нового года мы вернулись и отвезли меня в травмпункт. То, что травматолог увидел на моей руке, вызвало у него некоторые вопросы. Там был этот идиотский химический ожог от йода, свежий глубокий порез бритвой и рядом куча старых шрамов от порезов, оставшихся с юности. При всём этом я была с уже заметным беременным животом. В общем, видочек. Травматолог решил, что я суицидница или режу себя из какой-то аутоагрессии. В данной ситуации я не стала с ним спорить. Не могла же я ему сказать, что порезала себя потому, что мне надо было провести эксперимент – измазать кровью зубные щётки, чтобы понять, заметна она на них или нет. Всё- таки суицид, аутоагрессия и всё такое – это какие-то более понятные в среднем вещи, а про эксперимент с зубными щётками уже вообще что-то запредельное. И так хотели меня к психиатру направить, но пожалели, потому что я с пузом, да и дело сразу после Нового года было, а в это время все бесятся, там весь коридор был из в мясо избитых пьяных людей. Один, шатаясь, держал в руках свой выбитый глаз, у другого был сломан нос – народ отмечал праздники по своему обыкновению. В общем, обработали мне ожог, велели через день приходить на перевязки и отпустили. Барабан Музыкального слуха у меня, как известно, не было и нет. Поэтому в детстве моим инструментом был барабан. Взрослые сочли, что уж с ним-то я справлюсь. Я ходила и барабанила, но долго мне это делать не разрешали – у бабушки начинала болеть голова. Барабан для меня – инструмент из Зазеркалья, из детского стишка про Льва и Единорога, которых под барабан прогнали за порог. Барабану должны сопутствовать королевская конница и королевская рать, бой за корону, угощение Льва и Единорога пирогом. Мой первый парень, пятнадцатилетний Ромка, кстати, был барабанщиком: у ребят была своя рок-группа, которая собиралась у него на чердаке. Когда я выросла и потеряла все мыслимые работы, я и сама стала отставным барабанщиком при козе, как это шуточно называют. Бревно Я – бревно. Можно сказать точнее: женщина- бревно, но я не очень-то люблю называть себя женщиной. Я – бревно, потому что предпочитаю лежать как бревно там, где требуется двигаться. Мне лень двигаться. Самые прекрасные девушки – мёртвые невесты и мёртвые царевны. Сама я похожа скорее на мёртвую панночку. Иногда на фотографиях друзей с каких-то мероприятий или встреч на заднем фоне можно разглядеть какую-то неопределённую чёрную кучу – это я валяюсь. Когда между мной и Гошей ещё ничего не было и мы были просто отдалёнными приятелями, он как-то написал в фейсбуке комментарий к моей фотографии. На этой фотографии я вся бледная в чёрных одеждах валялась на траве и тянула к кому-то невидимому руки. Гоша написал: «Некрофильненько». Теперь его уже давно достала моя манера валяться, да что поделаешь: просто, когда я была младенцем, домовые выкрали меня и вместо меня подсунули маме бревно. С тех пор прошло много лет, и что только ни делали с бедным бревном за эти годы, и что только его ни заставляли делать – до чего же оно устало, бедное, только и ищет, где бы полежать. На спине В детстве я боялась падать на спину, потому что тогда ты вдруг перестаёшь видеть мир и видишь целое небо. Если я всё-таки падала на спину, я в это небо проваливалась и могла бы никогда не вернуться, если бы меня тут же не поднимали. Поэтому я очень хорошо понимаю, как князь Андрей лежал там под Аустерлицем. Как-то раз перед сном я ощутила вибрации – это часто со мной случалось и предшествовало переживанию выхода из тела, – но в этот раз у меня вдруг возникло чувство полёта в какую- то огромную чёрную бездну. Я почувствовала, что сейчас моё маленькое эго растворится в ней, испытала ужас и изо всех сил стала сопротивляться этому полёту и растворению. Страшным усилием воли мне удалось это прекратить. И самыми большими и настоящими, манящими и пугающими мне кажутся вещи, размыкающие мою субъективность вплоть до того, что угрожают мне полным растворением: бездна, стихия, музыка, абсолютная реальность, любовь, небытие. Когда встречаешься с чем-то таким – как будто падаешь на спину, в то детское целое небо. И чувствуешь себя немножко жуком, упавшим на панцирь и судорожно дёргающим лапками, не в силах перевернуться обратно. Но тут появляется чья-то добрая рука, переворачивает тебя обратно, и ты снова деловито ползёшь по своим делам, как будто ничего не было.