— Попробуй. Там… много… на тарелке, — дыхание немного сбилось. Не подавиться бы. — На тарелке. Да. — Да, — прошептала я. Неловкое молчание нарушил пронесшийся по кухне Петенька. Мы с магом быстро разошлись по разные стороны от стола. Уморт умчался в зал, а мы продолжили разговор. — Слушай, — Петр задумчиво поглядел на тарелку с тонко нарезанным огурцом. Кусочек к кусочку, и все — пять секунд работы острым, как бритва, ножом. — Я ведь решил, ты меня дуришь. Думал, я крутой маг, а ты почему-то правду обо мне рассказать не хочешь. Теперь вижу — я повар. Даже обрывки какие-то в голове крутятся. Вроде как был у меня свой ресторан. И напали-то на меня конкуренты, полагаю. В Солнечном квартале, кажется. Вспоминает. Это хорошо. Пусть вот так, постепенно. Возможно, уже завтра я решусь и вывалю на Ракитникова всю правду. И про себя, и про чертова Армана Ганье, у которого к магу какие-то свои счеты. Но сегодня я буду молчать. Странно все это: за окном бушует снежная буря, резвится свита страшного зимнего деда, который, как выяснилось, не персонаж местных сказок, а вполне себе реальное существо, а на душе у меня покой. Со стороны, должно быть, может показаться, что под крышей маяка собралось милое семейство: жена, муж, ребенок и их собака. Ну, для матери десятилетней девочки я, положим, слишком молода, а вот женой побыть… Я рассматривала мага, пользуясь тем, что тот с головой ушел в оформление стола. Неожиданно мне опять стало трудно дышать. Когда он все узнает, я больше его не увижу. Я уеду, он останется в Сильверграде: снова займется своим рестораном, продолжит путешествовать и углублять магические знания. Наверное, он из тех кулинарных маньяков, что вечно ищут новые рецепты, изучают другие культуры и традиции. Его любят и ценят, недаром у него столько покровителей. Арман Ганье выглядит на его фоне мстительным говнюком. Скоро все закончится. Вместе с Роем. Откроется путь в город, придут спасатели, или мы как-нибудь свяжемся с людьми по ту сторону перевала. Но пока мы здесь. Горит огонь в печах, раздается счастливый детский смех, и Петр… смотрит на меня своими льдистыми глазами. Вода и лед. Попала я по самую ватерлинию. Маг смотрел на меня, подняв бровь. Выдал еще один двусмысленный вопрос: — Нравится картина? — Ты декоратор от бога, — деланно засмеялась я. — Скажи, а Дед Зимник спасает лишь девочек? — Почему? — маг встряхнулся, почему-то дернул желваком. — И мальчиков тоже. Они становятся магами… говорят. Пойми, детям-проводникам от их связи с Навью никогда не избавиться. У них после Северных Отрогов… особая жизнь. Но жалеть их не стоит. — Что же ей нужно, Машеньке? — пробормотала я. … Мы поужинали, чавкая и постанывая от удовольствия. За столом Маша успевала и пожевать, и попереживать: — Вот и Жучок — предатель! — ворчала она. — И он тоже! Бросил меня! — Он немного… заскучал, — попыталась объяснить я. — Всем, хм, животным иногда нужно побегать и порезвиться без хозяев. — Он бегал и резвился по нашему лесу, — надулась девочка. — Дедушка его для моей защиты выдрессировал, а он взял и сбежал! Я его и кормила, и мазью с дегтем от блох мазала, и кофточку ему связала… — Я бы тоже от тебя сбежал, — буркнул маг. — Ешь давай, мелкая. Детям спать давно нужно. Все разборки оставим на завтра. И снова странный взгляд льдистых глаз, в самую душу. Я ответила магу взглядом удивленным, непонимающим. — Ты тоже ешь, — ровным тоном произнес Петр. — Набирайся сил. Неизвестно, что впереди. Я кивнула и сделала вид, что смотрю в окно. А сама тем временем боковым зрением жадно разглядывала нервные губы, четкую линию подбородка с ямочкой, точеные скулы мага. Мы отправили клюющую носом Машу спать, но она пришла на кухню за полночь, когда Петр помогал с уборкой: грел воду и вытирал вымытые мной тарелки. На девочке было мое домашнее платье, почти не пострадавшее под снегом. Снегурочке явно нравилось, что рукава на нем торчали красивыми фонариками, а подол волочится по полу. — Надо рассказать, сейчас, — сонно объяснила она в ответ на наши недовольные взгляды. — Я ведь к Синтии пришла. Услышала, как навьи слуги на ее зов откликаются, и пришла. Что-то подобное я и предполагала. Осторожно спросила: — Дед знает, что ты здесь? — Нет, — Маша покачала головой. — Он думает, я в тереме, жду его. А сам он к Пробою пошел. — Пробой, — медленно проговорил Петр, болезненно щуря глаза. — Так я и думал. Большой? — Большой, — всхлипнула Снегурочка. — И не закрывается! Дедушка все делал, и ворожил. И чаровал, а он не закрывается! Нежить нас не слушается, словно взбесились все — меня вот щетинники везли и бросили! А если бы не довезли! Я думала, это вы зовете! А это не вы! А кто-то зовет! Чужой! Из Пробоя Дикие приходят! Раньше дедушка самых слабых слуг на город спускал, людей жалел, а сейчас… Не справляется он! — То есть этот Рой он уже не контролирует? — уточнил маг. — Нет! — Зачем вообще спускать на людей нежить? — я поежилась. — Так нужно! — Снегурка смотрела на меня глазами, полными слез. — Нави нужно дань собирать, иначе равновесие нарушится! Дедушка не виноват! Его хозяином над ратью поставили, много лет назад! Он не сам решает, ему велят! Если он нужное количество душ не соберет, навьи твари уничтожат город! Петр вдруг застонал, обхватив голову руками, и склонился над столом. — Что с ним? — испугалась Маша. — Он про себя ничего не помнит, — объяснила я растерянно. — Как только пытается воспоминания вернуть, мучается болью. — Можно я посмотрю? Может, помогу, вылечу. — А ты умеешь? Машенька кивнула. Глава 14 Глава 14 Синтия — Ничего не получается, — печально сказала Снегурочка, убрав ладони с головы спящего мага. Заснул он как-то то ли сам, от усталости, то ли с легких ручек Машеньки. Рядом с ним у печи прикорнул Петенька. Рой за окном и не думал прекращаться. Лучше бы я не знала, что явление это нынче никем не контролируется, — тоже спала бы крепче. — Милая, — виновато сказала я девочке, — видишь теперь? Мы тебе не помощники. Прости, но ты зря сюда добиралась и рисковала. Петр что-то помнит, а что-то нет, магичит интуитивно, что за штуки у него в кармане до сих пор не вспомнил, а они на бомбы похожи. Я? Я только недавно узнала, что способна нежитью управлять. Да какой там управлять! Привлечь внимание слегка. Я даже в санки твои запрячь ее не смогу. Маша понурилась, мрачно кивнула и призналась: — А я у вашего мужа в голове кое-что нащупала. — Он не мой муж, — быстро проговорила я. — Что? Что нащупала? — Его пытались подчинить, — подбирая слова, серьезно проговорил ребенок, — и он там, в своей голове, сделал… запретную комнату, а ключ потерял. Ну… или дорогу к ней найти не может, сам все запутал, морок навел. — С запретными комнатами так часто случается, — пробормотала я, косясь на мирно похрапывающего мага. Надеюсь, моя история тоже под замком. Пусть там и побудет. Маша ушла спать наверх, Петенька сонно поплелся за ней. Я потопталась у матраса, тяжко вздохнула. Тепло тут, конечно, и налёжано, но место занято. Пока ходила на кухню, пила воду с долькой лимона и раздумывала, Петр проснулся. Маг принес дрова из кладовки, куда мы загодя перетащили поленницу, и принялся поправлять очаг. Кинул за спину, услышав мои шаги: — Иди сюда, не бойся. Приставать не буду. Я пожала плечами и с равнодушными видом уселась у печи. — Прости, что подтрунивал, — Петр поковырял кочергой угли, чтобы поленья быстрее прогрелись, из дверцы посыпались искры. — Я вижу, что тебе неловко, когда я пытаюсь… приблизиться. — Да, я… сложно схожусь с людьми. Я рассказывала, почему. — Я перешел черту? Все происходит слишком быстро? Зато я честен. Мне сразу показалось, что нас связывает нечто большее, чем работа. Я когда-нибудь говорил тебе о том, что… у меня могли быть к тебе… чувства? — Нет. Вот оно, искушение ложью. Как же хочется сказать: «Да, говорил, говорил! Скажи еще раз! А лучше — покажи!» Одернула себя: дура! Он мужчина, и мы в закрытом пространстве. Ему трудно не реагировать. А я? Случайно, напившись, не призналась, что он мне нравится? Очень нравится, с первого дня нашего затворничества. Глупая Синтия влюбилась? Вот так, за один вечер? По уши? Просто от того, что ей, сиротинушке, в глаза нежно посмотрели и пальцами ладошки коснулись, когда тарелку вытертую передавали? Ах да, шрам на животе ныл. И ниже… тоже. Не-е-ет! Не может быть! Это вечер такой, сытный, уютный, томный. А завтра все пройдет. Оголодаю и снова стану злой стервой. Я помолчала и наконец озвучила то, что все эти дни не давало мне покоя: — Обручального кольца у тебя нет, но его могли украсть те люди. Или… или у тебя есть любимая. Но ты забыл. А потом вспомнишь. Я ведь ничего о тебе не знаю. У тебя может быть семья… и дети. — Сдается мне, такое бы я не забыл, — маг цокнул языком. Я только мотнула головой: — Маша сказала… — Блок? Я слышал. Я разберусь. А ты? — Петр смотрел на огонь. — У тебя кто-нибудь есть? Уж ты-то должна помнить. — Никого. — Не верю. Маг вдруг повернулся и, резко приблизив лицо, посмотрел мне в глаза.