– Держитесь сзади. И… если что… драконы умеют заглянуть в человека. Главное, справиться со своим страхом. Он в вас, а не в них. Предупреждение было по меньшей мере странным. Но пожалуй, следовало бы поблагодарить. Лука так и сделает. Потом. Когда разберется, что за дерьмо здесь происходит. Звон колокольчиков. В прошлый раз он колокольчиков не слышал. Воду вот слышал. Шелестела, что крысиные хвосты. Крыс в амбаре было множество, и они пугали. Берт рассказал, как одного парня крыса цапнула, он потом и окочурился. От бешенства. Он любил страшные истории. И умел рассказывать. После того Томас стал бояться подходить к амбару, что донельзя веселило Берта. А однажды он подкинул в кровать Томаса крысу, жирную такую, с лысым хвостом и перебитой спиной. Крыса не могла уползти. Она копошилась, пищала… Тошнота подкатила к горлу, и Томас остановился. Вдох. И выдох. – И что за хрень? – Голос брата прозвучал над самым ухом. – Я не полезу туда! – Тысяча, – спокойно произнес Станислав Эшби. – Тысяча долларов – достаточная сумма, чтобы ты слегка замочил ноги? Он вытащил бумажник, а из бумажника – стопку купюр. По сотне. Отсчитал десять. Положил на каменную лавку. – Одежду можешь снять. Берт не сводил с денег жадного взгляда, а Томасу было страшно. Тогда. И страх не исчез спустя годы. Остановиться. Лестница вниз длинная. Тогда она казалась воистину бесконечной. Сделать вдох. И выдох. Томас уже не тот мальчишка, который держался за руку брата, с трудом сдерживаясь, чтобы не завопить от ужаса. Тот мальчишка умер. – Все в порядке? – Уна касается его локтя. – Может, и вправду вернемся? – Слышишь? Уточнять, что именно, она не стала. Кивнула: – Слышу. Зовут? Звенят. И звон этот хрустальный наполняет проход в скале. Его продолбили рабы, которых после оставили там же – хранить источник. И не только их. Он ведь по-своему сдержал слово, Станислав Эшби, предпоследний хозяин Белой усадьбы, которая бела была лишь мрамором, а вот корни ее уходили в камень, прорастали в кровь. И понятно, почему Эшби не пожелал вести в подземелья мага. Вовсе не потому, что здесь так уж опасно, а потому, что маг поймет, какая именно ворожба творилась здесь сотни лет тому. Есть ли срок давности на кровь? Может, и есть. Николас Эшби точно не виновен в деяниях предков, но это не избавит его от необходимости разобрать проклятый дом до основания. И основание раздолбать. – Тогда идем. – Уна взяла Томаса за руку и обернулась к Луке: – А может, вы и вправду… наверх? – Да нет. Я уж с вами. Огонек ползет по стенам. Он дрожит. Внизу слишком влажно и не хватает воздуха. Огоньку это не по нраву. Он присел, съежился, грозя в любой момент погаснуть. – Что это за хрень? – Берт провел пальцем по стене, а потом брезгливо вытер его о штаны. – Молодой человек, вы другие слова знаете? – А тебе не пофиг? – Нет, как вы изволили выразиться. Боюсь, я весьма небрежно отнесся к вопросу вашего воспитания, но, если у нас все получится, я это исправлю. – Что получится? – Томас шел, стараясь не касаться стен, покрытых чем-то белым, будто молоком, только это молоко еще и светилось. – А это, – мистер Эшби не обратил внимания на его слова, – вовсе не хрень, а колонии микроорганизмов, которые изменились под воздействием силы. Они источают свет, что называется биолюминиесценцией. – Точно хрень. Берт словно нарочно злил его. Но чего ради? А колонии остались, даже расползлись, коснулись друг друга. Те, что постарше, обрели оттенок топленого молока, а молодые были белее извести. И свет испускали такой же – холодный. Вовремя. Фонарь погас. А дышать приходилось ртом. Кожа покрылась испариной, волосы моментально напитались влагой, как и одежда. Под ногами чавкало, а по спине побежали ручейки то ли пота – здесь было еще и жарко, то ли воды. Поворот. И зал. Бледные сосульки сталактитов почти касаются пола. И тоже светятся. Здесь камень полностью покрыт этой белесой взвесью, и не только он. Каждый шаг отзывается судорожной волной света, будто спеша предупредить. Поздно. – Что за… – Держитесь сзади, – велел Томас, жалея, что не способен сопротивляться серебряному звону, который так походил на плач. Если прислушаться, то станет понятно, как рыдают запертые в источнике души. В этом все дело. В душах, которые хотят свободы. Пусть и после смерти. Пещера невелика. Кругла. По краям ее застыли мертвые стражи в доспехах из драконьей шкуры. Они, подернутые все той же молочной взвесью, которая слабо светилась, казались каменными. Но Томас знал правду. Он видел это место. Он помнил его. Узкие лавки. Огромный розовый куст, ветви которого сгибались под тяжестью бутонов. Темно-красные цветы почти касались воды и отражались в ней, отчего казалось, что куст прорастает и дальше, в глубину купели. Сама купель, огороженная невысоким каменным бортиком. По желтой плитке протянулись разноцветные драконы. Ступени к ней. Человек, сгорбившийся на этих ступенях. Он казался живым. Он сидел и даже улыбался, вот только… – Майкл? – Лука взмахом руки отодвинул Томаса. – Что за… – Он мертв, – сказала Уна. И попросила: – Не подходите. Его здесь не просто так посадили. Так? Слово отражалось от стен. – Так, – сказали им. – Извините, у меня был приказ. Один из людей в драконьем доспехе все-таки пошевелился и даже сделал шаг. Он расправил плечи, потянулся, разминаясь, и мотнул головой. Шлем в виде драконьей головы был сделан так, что эта голова казалась вполне себе настоящей. Тогда Эшби не позволил подойти к стражам. Древняя магия. Не стоит беспокоить. И теперь Томас понимал, что дело не в магии, что… остальные тоже были людьми, но мертвыми. – Шериф, – произнес с мрачным удовлетворением Лука. – Стало быть… – Стало быть, я служу Эшби. – Страж стиснул руки на древке трезубца. – Как служили мои предки. И их предки. И предки их предков… к сожалению, это сильнее меня. – Драконья морда казалась печальной. – Мне действительно жаль. Томас видел путы заклятий, опутывавших его. Они уходили в кожу и сквозь кожу, они пронизывали тело человека, готовые разодрать его, если вздумается глупцу переступить через клятву, пусть и не им принесенную. Магия на крови не проходит бесследно.