Поддержит. И Томас обхватил ее за талию. – А замуж… кому такое счастье надо? В школе я дралась… и потом… мать полукровка. Дерри… про нас много говорили. Хрень всякую. – Не ругайся. – А если буду? – Она глянула искоса, этак выжидательно. – Тогда будь. Но лучше не ругайся. – Когда Дерри ушел, я думала, завою от тоски. У Ника появилась Зои. Братец мой вечно занят. Мать… ты же видел ее. Она, конечно, пыталась подыскать кого-то, только невеста я сомнительная, да… А потом в Билли вляпалась. Она остановилась, переводя дыхание. И ведь не попросит о помощи. И не позволит, слишком уж привыкла рассчитывать только на себя. – А ты? Почему не женился? – Да как-то все… не до того. Сперва учился. Старался. Не хотел подвести дядю… то есть я думал, что он мне дядя, но это, наверное, не так важно. Я действительно старался. Потом работал. Брал двойные смены. Домой приползал и падал. Нет, женщины были… разные. Уна скривилась. – Больно? – Нет. Просто… хочется волосы выдрать. – Мне? – Им. Это, наверное, тоже… болезнь. – Болезнь, – согласился Томас, усаживая ее на постель. – Ноги подними – и под одеяло. О том, что ему даже немного грустно, что Билли скоропостижно скончался, он говорить не стал. Голову ему отрезали за дело, и жаль, что мертвому. – Потом… уже когда в Бюро перевели, встречался с одной. Она секретарем работала. В Бюро на самом деле хватает женщин. Стенографистки. И секретари. И в архивах тоже. – Красивая? – Очень. – И что не сложилось? – Все, наверное. Она ждала, что я буду таким… идеальным мужем. Буду возвращаться домой к ужину, а потом вместе станем гулять. Ходить в кино. Или в театр. Потом, позже, я уйду с опасной работы, осяду в каком-нибудь статистическом отделе. Дослужусь до должности если не начальника, то заместителя. Мы купим дом в пригороде. Уна слушала внимательно и только губы покусывала, точно сдерживала желание что-то сказать. – Детей заведем. И собаку. Или двух. А я… я вдруг понял, что это все… что не то, неправильно. Она замечательная, а я дурак. Потому и не сложилось. – И вправду дурак. – Уна откинулась на подушки. – Посидишь? – Посижу. – Я ведь ей завидовала. – Кому? – Зои. Она… она всегда была такой, какой мне не стать, хоть ты из шкуры вылези. И не потому, что я полукровка. Просто… у меня никогда не получалось носить эти сраные платья так, чтобы красиво. И не рвать одежду. А если я ее не рвала, то все равно умудрялась испачкаться, и так, что мама за голову хваталась. Волосы вечно путались. И говорила я слишком громко. Смеялась во весь голос. Не нравилась мальчишкам. Кроме Ника. Но это потому, что с ним никто больше не хотел дружить. Если бы захотели, он бы выбрал кого получше. Вздох. И закрытые глаза. – А потом… у меня появились драконы. Это многое изменило. Им оказалось неважно, как я выгляжу. И во что одета. Они видели меня другой, понимаешь? Томас присел рядом. Рука у нее холодная, пальцы и вовсе ледяные, синеватые. Он провел по ладони. Линия жизни тянется до самого запястья, и мама сказала бы, что жизнь Уне суждена долгая, но сложная. Вон сколько черточек пересекают эту несчастную линию, будто режут ее на куски. – И я становилась другой. Люди… это пустое. Они слепы. А вот драконы… с драконами намного проще. – Не сказал бы. – Тебе надо попробовать. – Она зевнула. – Еще когда Ник вернулся, я подумала… он же похож на них. Очень похож. Может, он тоже увидит меня другой? А он выбрал Зои. – Мне жаль. – Я ревновала. Дико. Исступленно. Именно поэтому, наверное, с Билли так вышло… хотела доказать, что я не хуже. Что меня тоже можно любить. – Не хуже, – подтвердил Томас. – И можно. Он коснулся бледного запястья губами, поймал пульс и отпустил. – Ты просто… просто… – Просто, – согласился Томас. – Я просто. И ты просто. И все, если разобраться, тоже просто. – Да. Наверное. Только… я боюсь. – Чего? – Все закончится, и ты уедешь. А я… я не смогу. Раньше я могла себя обманывать. Мечтать, что однажды уберусь из этой дыры, что поеду посмотреть мир. На тот же Большой каньон. Или на водопад. В жизни водопадов не видела. Но правда в том, что я не смогу их оставить. А ты не сможешь остаться. – Почему? – А зачем тебе? – Она смотрела спокойно и серьезно. – Однажды ты уже вырвался отсюда. Так для чего тебе возвращаться? – Быть может, затем, что мое место здесь? Глава 21 Николас Эшби не вернулся. Его не было утром. И к обеду, который кухарка накрывать не стала, отговорившись занятостью. И вообще, она не звала людей, заполонивших дом, а раз так, то пусть сами о себе и заботятся. К ужину Эшби тоже не появился. Кукол почти всех описали и разложили по коробкам. Кто-то обзавелся именем, но большинство пока оставались игрушками. Сто пятьдесят три. Ранние попроще. И лица, и волосы. И одежда, которую шили из лоскутков ткани. Неловкие, неровные швы, пусть тот, кто их делал, и старался, но одного старания недостаточно. Аляповатость рисованных лиц. Чересчур яркий румянец, слишком темные тени и крупные губы. Эти куклы были почти уродливы, и Лука лишь надеялся, что за ними не стоят реальные люди. Он бы спросил. У него вообще накопилось много вопросов к Николасу Эшби, но тот не явился. Когда за окнами стали сгущаться сумерки, Лука сказал: – Надо подавать в розыск. – Думаешь? – Милдред сидела на полу, обложившись листами бумаги. Что-то доставили сегодня, что-то она извлекла из старых папок. Выписки из церковной книги. Газеты. И фотографии. Много фотографий, которые без удивления и тени возмущения отдал Деккер. Он был в доме. На кухне. В отличие от прочих, кого на кухню не пускали, ма Спок испытывала к парню явную симпатию. И выражалась она в круглых пухлых булках и свежем молоке. От молока Лука и сам бы не отказался, да и вообще поесть бы стоило. Он плохо переносил голод. – Или скрылся. Или вляпался. В обоих случаях найти Эшби стоило бы. – А егеря? – Милдред задумчиво разбирала очередную коробку со снимками. – Говорят, что в пещерах нет. Но… – Егерям Лука не верил. У них была своя, какая-то на редкость странная логика, в которой жизнь драконов была важнее человеческой. И Лука крепко подозревал, что, окажись Эшби убийцей, они расстроятся. Но отнюдь не самому этому факту, а тому, что оный факт стал достоянием гласности. – Есть что интересное?