И поэтому возникло поганое желание врезать ему. Вот взять палку и приложить по светлой макушке, чтоб и внутри просветление наступило. Но я молчала. До самого дома молчала. А он вдруг остановился. Развернулся на пятках и сказал: – Здесь я тебя не оставлю. Я даже не сразу поняла почему. Но кивнула. С мужчинами, которые говорят вот так, спорить не след. С мужчинами вообще не стоит спорить. Я и шаг назад сделала. – Уна? – Выражение его лица тотчас изменилось. – Уна, все хорошо. Мы его найдем и… А я вспомнила про розу. – Давай я отведу тебя к матери? Пусть вы и не слишком ладите, но от Эшби лучше держаться подальше, но ты ведь не послушаешь? Я покачала головой. Не послушаю. – Я лучше к драконам, – сказала, глядя в сторону, потому что смотреть на лицо Томаса было страшно. Вдруг да увижу что-то донельзя знакомое. Предвкушение. Ожидание. Азарт. Билли был очень азартным человеком. И неважно, в карты он играл или со мной. Главное, что со временем я научилась предугадывать настроение. Иногда и удар. Порой даже получалось увернуться от первого, и тогда Билли радовался. Игра могла продолжаться. Томас сделал шаг навстречу: – Я… должен буду рассказать. Ты же понимаешь? И… я должен был сразу кого-то вызвать. И вообще… – Достанется? Билли нет. Если повторять это про себя часто, раз за разом, когда-нибудь я поверю. Не разумом, разумом я все давно уже осознала, но телом. С телом управиться куда сложнее. И может быть, тогда перестану бояться. И даже подумаю, что другие мужчины необязательно будут такими, как Билли. – Достанется, – согласился Томас. – Будет чудо, если не отстранят. Впрочем, я уволюсь, если что. – И куда? – Сюда. Пойду вот в егеря. Сама сказала, что они всегда нужны. Дышать я научилась давно, даже когда страшно. Более того, если всецело сосредоточиться на дыхании, то страх отступал. Только вот раньше у меня не возникало желания расплакаться. И тем более сделать это, уткнувшись носом в ненадежное мужское плечо. – Я Оллгриму скажу. Он тебя научит. – Вот видишь. Перспектива имеется… или к шерифу попрошусь. – Томас осторожно обнял меня. – Надо немного подождать. На этот раз ему не позволят уйти. Видела Луку? Говорят, хватка у него драконья… – На Лютого похож. Следовало бы отстраниться, но я лишь плотнее прижалась к нему. Не хочу. Ни думать. Ни бояться. Ни решать что-либо. Хочу просто стоять. Вечность. Вечность закончилась, когда я судорожно вздохнула и сказала: – Мне нужно собраться. Матушка принципиально не держит брюк в своем доме. Женских. И вообще, надеюсь, вы найдете вашего Чучельника раньше, чем мы убьем друг друга. Томас кивнул. И нехотя, как показалось, разжал руки. От него все еще пахло морем, камнями и еще чем-то до боли родным, успокаивающим. Вот только не стоит слишком уж рассчитывать. Они и вправду найдут Чучельника. В этом я не сомневалась. А потом? Уедут. И огромный Лука, в котором действительно виделось что-то драконье. И та холеная женщина, что пыталась притвориться своей. И Томас. Все вернется на круги своя. А я… я тоже вернусь. В старый дом, к призракам прошлого. Вещи я собирала быстро, стараясь не обращать внимания на розу, но взгляд то и дело останавливался. Откуда она взялась? Это не от школы. Там куст слабый и цветы на нем мелкие. Эта же была крупной. Темной. Почти черной. На тонком стебле, украшенном парой шипов. К ней тянуло прикоснуться. Вдохнуть аромат… И все-таки? Откуда? Не из сада Эшби, поскольку этот сад мне знаком до последнего закоулка. Розы в нем не приживались, кроме тех, что когда-то росли у дома. Но они исчезли после смерти мистера Эшби. И я не спросила, куда подевались, поскольку хватало собственных забот. А куда, если подумать, они подевались? Ник приказал выкинуть? Сомнительно. Он, как все Эшби, весьма щепетилен в вопросах наследства, а розы – именно оно и есть. Помнится, мистер Эшби сам поливал куст. И удобрял. Обрезал слишком уж длинные плети. Укрывал на зиму и открывал весной. Однажды он подарил цветок мне, и, клянусь, та роза была почти точной копией нынешней. Я помотала головой. Разберутся. И с розами, и с остальным… желание заглянуть в подвал стало невыносимым. Какого, собственно, черта… – Томас, я кое-что внизу возьму, – крикнула я. Это мой дом. И мой подвал. Вот открыть его следовало бы раньше, проветрить хотя бы затем, чтобы не дышать этой сыростью. Я чихнула. Шмыгнула носом. И соскользнула вниз. Здесь порядка было больше. Нет, подвал осматривали. И в шкаф заглянули. Гору вещей так и оставили перед ним. Сумки не было. И вот кто ее забрал? Сомневаюсь, что федералы. Я подняла с пола книгу на тот случай, если Томас спросит, что же понадобилось мне в подвале. Книга была старой и не единожды читанной. Но как предлог сошла бы. Вот только Томас не спросил. Он молча закинул сумку на плечо и сказал: – Ты ничего не видела и не слышала. А я кивнула. Я и вправду ничего не видела. А что до слуха, то… мало ли голосов у ночной пустыни. Лука в ярости был страшен. Он не кричал. Он не грозился карами небесными и возможностями земными. Он просто стиснул кулаки, и как-то подумалось, что с него станется упокоить одним ударом быка. А люди, они куда более хрупкие. Даже безумцы. Верхняя губа чуть приподнялась. А губы побелели. Глаза стали будто еще меньше. Мышцы шеи напряглись, и на них вздулись темные ручьи кровеносных жил. – Нет, – сказала Милдред, коснувшись его руки. – И не думай даже. Я не уеду. – Я не думал. – Врешь. Он все-таки выдохнул как-то обреченно, а потом сгреб Милдред и прижал к себе, будто она не человек, а плюшевый мишка. – Бестолковая женщина. – Будем честны, у нас ничего нет, – может, она и бестолковая, но дышать стало как-то легче, что ли. – Есть жертвы. Есть теория о том, как он их находит. Есть Николас Эшби, но нет ни одной внятной улики, которая бы связывала его с жертвами. А те, что имеются, уж очень косвенные. – Он хочет тебя убить. – Это было сразу понятно. – Не стоит стоять вот так, обнявшись, вцепившись друг в друга, посреди коридора. Кто-нибудь да увидит. Уже увидел. Слухи пойдут. А за слухами и докладные, ведь служебные романы не то чтобы запрещены, но не одобряются, поскольку личные отношения весьма сказываются на работе. И Милдред сама знает, что сказываются, что вместо того, чтобы думать об этой самой работе, частью которой она стала, она просто успокаивается. – Еще когда он мне… тот первый подарок сделал. Лука дышит в макушку. И дыхание его шевелит короткие волосы. Щекотно немного, особенно за левым ухом, но вместе с тем удивительно спокойно. – Если я уеду, он спрячется. Заляжет на дно. И как знать, надолго ли? Год или два… десять… пятнадцать… Лука словно из камня сделан. И в его объятиях надежно, словно в башне. Какой дурак сказал, что принцессам в башнях плохо? Напротив, там тихо и спокойно, и дракон охраняет. Ее личный дракон смотрел с упреком. И от этого внезапно стало больно. – Буря вытащила все это. – Милдред смотрела в глаза. Странно как. Она всегда избегала прямого взгляда, все казалось, что зацепит ненароком, повлияет… На Луку сложно повлиять. – Пятнадцать лет никто и ничего не слышал, – если говорить, то в этом стоянии появляется смысл, кроме собственно самого стояния. – И вот буря, кости… будет ли новая? Вздох. Лука ведь прекрасно все сам понимает. И Милдред решается. Она касается губами жесткой щеки. Осторожно, точно опасаясь оставить слишком уж заметный след. И тоже вздыхает. – У нас нет выбора. – У меня.